0.1.Лекция 1. Понятие информации как философская проблема

0.1.1.Понятие информации как философская проблема

0.1.1.1.Введение

В современном мире информация превратилась в один из важнейших ресурсов человечества, а информационные системы и технологии – в важнейшие средства обработки данного ресурса. В системе образования информатика (информатика и информационно-коммуникационные технологии – ИКТ) стала одной из ведущих дисциплин, не менее значимой, чем математика, физика, химия, биология, родной язык. Более того, информатика претендует на главенствующее положение в ряду фундаментальных и общеобразовательных дисциплин, особенно в грядущем информационном обществе.

Это делает актуальной проблему прояснения смысла основополагающего для информатики понятия информации в рамках философии информации, ибо любая "философия – прорыв к миру смысла" (Н.А. Бердяев), "философская деятельность по наделению смыслом – альфа и омега всего научного познания" (М. Шлик). Философия информации должна, на наш взгляд, синтезировать мировоззрение "архитекторов" и "строителей" информационного общества в направлении поиска оптимальных путей его технологического и социально-экономического развития на основе общих закономерностей существования и динамики информации с учетом ограничений гуманитарного, главным образом этического (инфоэтика) и медико-психологического характера. Информатизация, влекущая социум в "информационный рай", а заодно удовлетворяющая узкокорыстные интересы IT-бизнеса, должна учиться на горьком опыте неуправляемой индустриализации, приведшей мир к технохимическому "раю", практически несовместимому с органической жизнью. Неуправляемое наступление искусственного интеллекта может привести к его доминированию над обленившимся и, в конце концов, одичавшим естественным интеллектом конечных пользователей, к "датакратии" кучки корыстных лиц и фирм, сотрудничающих между собой и с "умными" машинами в области баз данных, баз знаний и upgrade-технологий.

Горизонт философии информации, ограниченный феноменом информации, не имеет права закрывать другие горизонты мироздания и мира человека, не менее важные для современной философской мысли – синергетический, глобально-эволюционный, антропоцентрический, экзистенциальный и др. Наш разум должен стремиться к синтезу разных концепций, ибо, как предостерегал один из основоположников теории информации К.Э. Шеннон, "очень редко удается открыть несколько тайн природы одним и тем же ключом". В то же время понятие информации непосредственно или косвенно пронизывает многие из современных философских концепций, поэтому полагаем, что философия информации окажется полезной для них. Более того, на современном этапе развития человечества философия информации представляется актуальной ветвью философии как "эпохи, схваченной мыслью" (в гегелевском понимании).

Итак, информация является объектом исследования философии информации. Три основных задачи философии информации: 1) бытие информации; 2) философский статус информации; 3) информация в окружающем мире.

Если объединить эти задачи в один предмет исследования, то им является бытие информации в мире.

В современной системе образования при изучении информатики и ИКТ все больше внимания уделяется практическим приложениям аппаратно-программных средств к решению конкретных задач ("здесь и сейчас"), что согласуется с "тактической" парадигмой, заложенной в Болонскую систему обучения с ее ориентацией на западные стандарты образования. Полагаем, что при всех достоинствах такой системы современному выпускнику ВУЗа понадобится и фундаментальная подготовка, ориентирующая на перспективу ("там и потом"), что всегда отличало традиционную "стратегическую" российскую систему образования. Специалист, обладающий фундаментальной подготовкой, лучше адаптируется к быстро изменяющимся реалиям информационного общества (в частности, к частой смене аппаратно-программных средств) и требованиям рынка труда. Философия информации относится к дисциплинам именно фундаментальной подготовки. Полагаем, что для выпускников ВУЗа, специализирующихся в области ИКТ, философия информации окажется не лишней, особенно в преддверии информационного общества.

Цель данного курса – пробудить мысль читателя, пусть и не согласную с субъективными размышлениями автора, но, главное, самостоятельную и продуктивную в осмыслении информационных реалий и фантазий современности. "В этом мире бушующем" вчерашние фантазии становятся сегодняшними реалиями. Поэтому автор, наряду с проверенными временем концепциями, берет на себя смелость обращать внимание и на свежие идеи, будоражащие разум и непривычные для большинства из нас. Без подобных идей надеяться на прогресс в науке, технике и философии не приходится.

Из курса, по возможности, исключен рафинированный философский "сленг", но, тем не менее, встречаются некоторые сугубо философские термины, которые, по возможности, разъяснены содержательно или, по крайней мере, в виде знакомых синонимов. Если это не сделано, существуют толковые словари (глоссарии), содержащие необходимые сведения. В курсе также отсутствуют математические формулы. Хотя математика и считается "философией науки", автор считает, что ее родным домом и является рациональная наука, а в философских исследованиях математику, если и использовать, то с оглядкой на рационализм, ее породивший. В данном учебном курсе полагаем математику излишней. Ссылки на первоисточники даны только по русскоязычным изданиям, в каждом из которых есть обширная библиография по изучаемой теме.

Курс достаточно объемный и непростой в восприятии. Автор полагает, что студенту можно предоставить право выбора интересующих его тем (или даже одной темы) для вдумчивого изучения и успешной сдачи зачета по всему курсу.

От обучающихся потребуется работа мысли, ибо многие поставленные проблемы еще "кровоточат" и не имеют однозначного решения, как и большинство истинно философских проблем. Полагаем, что однозначные ответы на философские вопросы – нонсенс. Поэтому в предлагаемых тестах среди вариантов ответов на каждый вопрос обычно несколько правильных.

Уважаемые коллеги – студенты ИНТУИТа, "вполне возможно, что какие-то ошибки ускользнули от меня и еще ожидают проницательного взгляда какого-нибудь критически настроенного читателя. Я надеюсь, что радость открытия ошибок и испытанное при этом чувство интеллектуального превосходства над автором в какой-то мере вознаградят счастливца за потерю времени и беспокойство, которое могло доставить ему внимательное чтение этой книжки". Это слова Льюиса Кэрролла (он же Чарльз Л. Доджсон – профессор Оксфордского университета в Великобритании). Автор данного курса солидарен с Кэрроллом.

0.1.1.2.О понятии информации

Первая проблема, с которой сталкивается философия информации, – противостояние известных школ "функционалистов" и "атрибутивистов". Кроме того, информация как идеальное понятие доныне практически не равноправна с вещественно-энергетическими представлениями в материалистическом мировоззрении большинства людей нынешних поколений. Может быть, следующим поколениям, исповедующим иное, в частности информационное мировоззрение, такое равноправие будет казаться более естественным?! Пока же мы имеем дело с проблемой внутренне противоречивой триады "информация – энергия – вещество".

Прошло более 60 лет с тех пор, как Н. Винер в "Кибернетике" (1948 г.) ввел известное до него понятие информации в общенаучный обиход, а оттуда оно распространилось на все уровни – от повседневности до философии. Примерно в то же время сформировалась и теория информации (К.Э. Шеннон). Определений понятия информации достаточно много (известны более ста определений информации), но столь желаемого однозначного определения, устраивающего всех, так и не найдено.

Это не должно нас смущать. Понятие информации не исключение; есть много понятий, провозглашенная однозначность определений которых при внимательном рассмотрении лишь кажущаяся, будь то понятия материи, энергии, жизни, числа и т.п. Просто в рамках господствующей научно-философской парадигмы однажды кто-то решил: "Быть посему", а оппоненты не были услышаны. Так, при господстве материалистической парадигмы энергия стала единой мерой различных форм движения и взаимодействия всех видов материи, поле – особой формой все той же материи, а под определение самой материи в эпоху господства материализма попала вся объективная реальность, существующая независимо от человеческого сознания и отображаемая им. Конечно, право каждого индивида сомневаться в объективной реальности своего субъективного сознания, но сознание окружающих людей – разве не объективная реальность лично для индивида? Да и сама "материя" – скорее, абстрактная философская категория, нежели физическая субстанция (вещество, телесность или нечто подобное). И разве энергия не имеет отношения к человеческому сознанию, которое, в свою очередь, всегда находится в движении и взаимодействии с миром, обусловливая "работу мысли", "нервную энергию", "муки творчества", "социальную энергию" и даже телесные проявления, связанные с работой сознания?

В общем, однозначность определений фундаментальных понятий физики и других научных дисциплин позволительно подвергнуть такому же сомнению, как и однозначность определения понятия информации.

В иерархии понятий есть первичные (корневые) понятия, через которые могут формулироваться понятия более низкого иерархического уровня. А через обретенные понятия формулируются понятия еще более низких уровней, и так вниз по иерархии – вплоть до уровня искомого понятия. Но сами первичные понятия убедительно определить не представляется возможным через другие понятия, которых просто нет, как нет уровней иерархии выше первичного уровня. К таким первичным понятиям относятся понятия Бога, материи, идеи, сознания, духа, числа, души и др. К ним можно отнести и трудноопределимое понятие информации, которую, однако, можно понять через ее существенные свойства и проявления.

Правда, в некоторых публикациях неоднозначность определения понятия информации объясняется тем, что феномен информации многоплановый, что наука об информации только развивается и поэтому ее терминология еще не устоялась. Эти доводы не слишком убеждают. Многие феномены многоплановые, однако же существуют их однозначные определения, будь то энергия, электричество, свет, снег, млекопитающее, мозг, социум и т.д. Практически все науки (а наукометрия насчитала порядка 15000 научных дисциплин) развиваются, но имеют, тем не менее, свою устоявшуюся терминологию. Так, например, можно и физику считать развивающейся наукой, ведь она не стоит на месте. Но между тем основные физические понятия определены и закреплены в системах единиц. И потом, сколько десятилетий или столетий "отводится" на становление той или иной области науки? Кто это может сказать наверняка?

За 60 лет существования понятия информации ее количественные меры (бит, байт, бит/с, информационная энтропия и др.) однозначно определены и используются в информатике, теории и технике связи и управления. Так почему же, если отвлечься от первичности понятия информации, наука еще не может сформулировать однозначное определение информации? Помимо указанных выше затруднений, дело, видимо, и в том, что понятие информации имеет не только количественный аспект, приводящий к мере (как в понятии энергии), т.е. к числу, но и качественный аспект, не связанный с измерением. Информация – не мера, не число. Измеряемое в теории информации количество информации еще не есть информация, как количество людей не есть человечество, а мощность множества – не множество. Количественные меры объектов – их частные свойства, но не смыслы. И это вносит весомый вклад в проблему многозначности понятия информации.

Современная наука базируется на классической галилеевской парадигме: измерить всё, что измеряемо, и сделать измеряемым всё, что не измеряемо. А если не удается сделать измеряемыми безмерную любовь, бесконечную жажду познания, человеческое сознание в целом, Ничто и другие качественные феномены, то все они, не укладываясь в математические вериги, оказываются вообще вне науки. Такова душа, которая не есть сердце-насос или фрагмент вещества мозга и не есть затрачиваемая ею энергия. Такова и информация: "информация есть информация, а не материя и не энергия. Тот материализм, который не признаёт этого, не может быть жизнеспособным в настоящее время" (Н. Винер).

Данная проблема наполнена философским смыслом, ибо понятие информации уже давно стало не только общенаучным, но и философским понятием. Становление понятия информации в науке и философии имеет давнюю историю. Еще в докибернетическую эпоху термины, близкие к понятию "способности, сходной с ощущением" (термин В.И. Ленина), были хорошо известны как непременные атрибуты мироздания и человека: апейрон Анаксимандра, идея Платона, форма (эйдос) и энтелехия Аристотеля, нус (ноос) Анаксагора и Ибн-Рушда (Аверроэса), субстанция Спинозы, монады Лейбница и Блаватской, априорное знание Канта, мировой разум Гегеля, отражение Дидро, Ленина и Анохина. В древних индуистских Ведах, в теологических текстах различных религий упоминаются космический Разум, божественный Логос, Слово, с которого начался мир, и подобные им понятия, имеющие непосредственное отношение к знанию (информации). Ныне все эти представления дополняются, а в чем-то и замещаются неоднозначным понятием информации как символом современной цивилизации, не более понятным, чем предшествующие ему понятия.

Философская значимость информации обусловлена тем, что она есть в мире как сущее (в отличие от энергии-меры и количества информации, которые "не суть").

0.1.1.3.Функциональная информация

Понятие информации, кибернетика (как непосредственная предтеча информатики), теория информации, информатика возникли не по прихоти ученых, а исходя из военных потребностей развития связи, управления стрельбой, радиолокации и шифрования в 40-х гг. ХХ в., а также в связи с изобретением электронных компьютеров. Соответственно основными функциями информации в тот период полагались управление и коммуникация (связь). Реализовать эти функции информация должна была через свои особые формы – команды и данные, передаваемые по каналам управления и связи. Полагалось (и не без оснований), что большие количества материи и энергии управляются энергетически слабыми сигналами, несущими информацию в форме команд и данных. Такую информацию принято считать функциональной.

Для передачи команд и данных главным оказался количественный аспект – измерение информации. Вопрос ставился так: "Что же представляет собой эта информация и как она измеряется?" (Н. Винер (Надо иметь в виду, что Винер был профессиональным математиком, а Шеннон – специалистом в области связи и шифрования)). Ведь функциональная информация передается в виде сообщений посредством сигналов, имеющих полевую природу (например, электромагнитную). А сигнал как изменение какой-либо физической величины (амплитуды, частоты, фазы, энергии полевых колебаний или импульсов) по своим количественным параметрам должен быть согласован с такими же параметрами канала связи, включающего передатчик, приемник и среду между ними. Соответственно понадобились количественные меры для сигналов, сообщений и в итоге для информации. При этом канал связи инвариантен (безразличен) к смыслу передаваемых сообщений.

Пример 1. Если вместо сообщения "рыба" будет передано "рабы", то количество информации в сообщении останется прежним (ведь буквы одинаковы), и сигналы-носители "бесстрастно" перенесут искаженное сообщение от передатчика к приемнику, как почтальоны переносят письма, не интересуясь их содержанием. Точно так же случится при передаче "1" вместо "0". Но для адекватного управления важен смысл сообщения, влияющий на выбор траектории управления, ибо "1" может означать выбор одной траектории, а "0" – другой, поэтому в интересах теории управления в 50–60-х гг. ХХ в. появились семантические теории информации, количественные меры ценности, полезности и даже осмысленности информации, впрочем, весьма далекие от практического использования. Авторы таких мер неукоснительно следовали в русле функционального количественного подхода к понятию информации, хотя и не могли не понимать ограниченности ее количественного представления.

Как альтернативу количественному представлению информации адепты функциональной информации предложили считать информацией "…обозначение содержания, полученного из внешнего мира в процессе нашего приспособления к нему и приспосабливания к нему наших чувств" (Н. Винер). Такую информацию - обозначение можно интерпретировать как знаковое сообщение (в виде материальных знаков), передаваемое в пространстве-времени посредством сигналов. Согласно данному определению сигналы должны восприниматься органами чувств человека и изобретенными им техническими устройствами, т.е. базироваться на воспринимаемых физических (материально-энергетических) полях.

Но человек и техника способны генерировать и воспринимать сигналы, энергия которых ниже пороговой чувствительности биоприемников и современных приборов. Такая, условно говоря, несиловая коммуникация вообще характерна для большинства представителей фауны и флоры, а также для психологического и социального миров человека (воспоминания, инсайты, понимание "с полуслова, полувзгляда", неосознанные порывы, интуиция, "внутренний голос", парапсихологические эффекты, "стадные" инстинкты и т.п.). Вероятно, здесь между источниками и потребителями информации (в том числе внутри самого человека) происходит непосредственное информационное взаимодействие вне известных физических полей, а знаковые сообщения, извлекаемые при таком взаимодействии, не нуждаются в дополнительном перекодировании для передачи по физическим каналам связи.

Следовательно, информация как знаковое сообщение, передаваемое в пространстве-времени, может быть явной и скрытой. При передаче во времени память хранит сообщения тоже в знаково-символьной форме, наподобие хранения следов динозавров, наскальной живописи, берестяных грамот, книг, файлов в компьютере, знаний в нейронной или семантической сетях. Мысленное содержание принятого знакового сообщения, т.е. его пoнятый в форме субъективного образа смысл улавливается нашим сознанием в процессе адаптации к миру и обязательно после перекодирования из материально-энергетических кодов-знаков сообщения в идеальные семантические "коды сознания". Смысл сообщений потребитель информации может приближенно открыть (постигнуть), если источник информации понятен потребителю, несмотря на ряд перекодирований информации на ее пути от источника к потребителю, либо привнести (образовать), если источник непонятен потребителю или подвергается преобразованию по замыслу потребителя. Следовательно, смысл информации, во-первых, не материален, а идеален, во-вторых, субъективен настолько, насколько субъективны сам потребитель, его понимание источника и замыслы в отношении последнего. К такому утверждению нас бы привел и здравый смысл.

Пример 2. Допустим, кто-то разжег костер. Сигнал от костра достиг сетчатки глаза наблюдателя и, будучи воспринятым, готов для дальнейшей обработки мозгом. Праздный наблюдатель, которому костер-знак не интересен, не пустит воспринятый сигнал дальше своей сенсорной (оперативной) или даже рецепторной (сверхоперативной) памяти и, соответственно, быстро забудет о таком наблюдении. В результате сообщение о костре останется на уровне данных, не перейдя в информацию, т.к. оно оказалось неинформативным для наблюдателя. Если наблюдатель – инспектор пожарного контроля, он может включить нейронную (долговременную) память для запоминания данного наблюдения, по-скольку сообщение о зажженном костре для инспектора информативно, т.е. содержит информацию, а не просто данные. Инспектор привносит свой смысл в полученное сообщение, т.к. ему неизвестна причина, побудившая кого-то разжечь костер. Если же это было сделано по договоренности, например, для обозначения места посадки вертолета, то наблюдатель – пилот вертолета – запоминая сообщение, несущее информацию, открывает смысл, заложенный в разжигание костра.

Другой пример: источник информации – заготовка, превращаемая токарем в деталь. Субъективный замысел, заложенный инженером в чертеж детали, через токаря привносит смысл в заготовку. Кстати, и сам токарь может привнести в заготовку свой смысл, отличающийся от первоначального замысла инженера.

Таким образом, субъекты могут привносить целый спектр смыслов в одно и то же сообщение, а открыть нужно единственный смысл, и поэтому так важны научные открытия в отличие от гипотез, привносящих смыслы.

Понятие функциональной информации, как и информации вообще, представляется нам в двух интерпретациях – широкой и узкой. Традиционный термин "информация" используется в широком (обобщенном) смысле, включая в себя любые сведения (данные, команды). При использовании этого термина в узком смысле следует отличать данные и команды от информации. Как нам представляется, данные – это невостребованные сведения (тексты), ценность которых неизвестна. Будучи востребованными, сведения-тексты могут содержать полезную информацию, приближающую нас к истине и потому имеющую положительную ценность (быть информативными), либо вредную дезинформацию, удаляющую от истины и имеющую отрицательную ценность, либо, наконец, бесполезный и безвредный информационный шум, имеющий нулевую ценность. Понятие ценности здесь апостериорно (послеопытно), ибо, повторяем, до опыта (востребования) ценность имеющихся данных неизвестна.

Итак, в контексте узкой интерпретации информация – это отобранные по ценности данные. Знания содержат наиболее ценную для потребителей информацию (максимально информативны), поэтому они по праву считаются высшей формой информации. Следовательно, при формировании знания алгоритм селекции (отбора) продолжает работать, но уже не с данными, а с информацией. Однако между информацией (знаниями), дезинформацией и шумом нет однозначных границ – то, что для одного субъекта информативно и является информацией (знанием), для другого – дезинформация или шум, и наоборот.

Пример 3. Современный Russian chanson информативен, ценен для значительной части нашего общества (т.е. несет информацию), а для другой, не менее значительной части общества – неинформативен, вреден (т.е. несет дезинформацию и информационный шум).

Команды в системах управления также могут содержать информацию, приближающую нас к цели управления, дезинформацию, удаляющую от цели, или шум, никак не влияющий на достижение цели.

Из приведенных рассуждений следует, что информация (в узком смысле) подлежит запоминанию; иными словами нужна память (Данные и команды хранить в памяти не обязательно, в отличие от информации, извлекаемой из них.). Информация, извлеченная из памяти в нужное время в нужном месте, порождает действие, например, управление или коммуникацию, если это полезная функциональная информация (Далее понятие информации будем использовать в широком смысле, обращаясь, тем не менее, и к ее узкому смыслу.)

0.1.1.4.Атрибутивная информация

Действие как физический акт всегда сопряжено с некими полевыми взаимодействиями, будь то перемещение масс, перенос энергии, обмен сигналами или акт познания. Материалисты, интерпретируя опыты М. Фарадея и Г. Герца, теории И. Ньютона и Дж. Максвелла, считают поле особой формой физической материи, нематериалисты – "призрачным духом" (например, математик М. Клайн) или реально существующим само по себе, без какого-либо носителя (например, радиофизик Дж. Пирс).

Пример 4. Возьмем любое физическое поле, например электрическое, которое наряду с силовой (энергетической) составляющей содержит также и информацию об источнике поля. Представим источник электрического поля в виде шара, неподвижно подвешенного на нити в точке x₁ и имеющего заряд Q.

Но как я, субъект, находясь в точке x₂, удаленной от x₁, могу знать Q, не будучи объектом-шаром? Ведь заряд не существует без шара – своего носителя. Иначе нам пришлось бы поверить в сказочные проявления чувств сами по себе – без чувствующего субъекта, в проявление отображения без отображаемого, в существование копии без оригинала, сказочной улыбки Чеширского кота без самого кота. О величине Q мы судим опосредованно, регистрируя электрическую силу взаимодействия шара с другими заряженными телами, удаленными от него. Агентом силы служит электромагнитное поле, которое информирует нас о заряде шара посредством сигналов и тем самым устанавливает информационное соответствие между точками x₁ и x₂. В этом смысле данное поле можно трактовать как посланца, передающего из точки x₁ в точку x₂ информацию о заряде шара. Поставим мысленный эксперимент: уменьшим энергию поля до нуля. Что будет с полем – оно так же исчезнет (вместе с материей, которую данное поле представляло согласно канонам материализма) или нечто от "бессильного" поля останется? Ведь сила, энергия – количественные свойства некоей качественной сущности поля. И что произойдет с информацией, которую электромагнитные сигналы переносили – она исчезнет вместе с "пропажей" поля?

Взаимоотношение силовой и информационной составляющих поля – это отношение носителя (транспортного средства) и носимого (пассажира). Как только носитель перестал "нести", носимое, в свою очередь, перестает зависеть от носителя и может продолжить самостоятельное существование вне носителя. Более того, для носимого главное в физическом мире, чтобы энергетический (силовой) носитель был, а природа носителя безразлична. Для нас это значит, что информация инвариантна к своему носителю. Поэтому полагаем, что физическое поле в конце нашего эксперимента трансформировалось в несиловое поле, возможно, содержащее информацию. Назовем его условно информационным полем. Мы пришли к понятию информационного поля умозрительно, а не в результате физического эксперимента (наблюдения). Пока не появятся убедительные экспериментальные данные, информационное поле остается гипотетическим (хотя публикаций о нем предостаточно). От этого оно не теряет (по крайней мере, для нас) научной привлекательности – ведь наука без верифицируемых гипотез не бывает.

Только присутствие силовой составляющей позволяет считать физическое поле "особой формой материи" или даже физической материей; с таким же основанием физическое поле можно считать особой (силовой) формой нематериальной информации.

Какая роль могла бы быть предназначена информационному полю природой? Вспомним, что информация передается не только в пространстве, но и во времени для сохранения в памяти , поэтому, полагаем, информационное поле (если оно есть!) представляет собой вездесущее несиловое поле памяти, в котором запечатлена природа (в том числе, природа человека) в своем самоотображении и самосохранении. Иными словами, информационное поле хранит динамическую модель природы (мира), как память человека хранит динамическую модель воспринимаемого им мира.

В приведенном контексте память – непременный атрибут мира в целом, а вездесущее информационное поле по своим свойствам напоминает эфир – неуловимую и отрицаемую многими физическую субстанцию, будоражившую научно-философское сообщество в XIX–XX вв. Если эфир и правомочен в философии информации, то природа эфира представляется нам, в первую очередь, информационно-полевой, где поле служит физическим субстратом (носителем) для хранения и передачи информации. Возможно, поэтому (а также из-за несовершенства приборов) физики в XIX–XX вв. и не обнаружили у эфира искомых механических свойств (натяжения, сжимаемости, упругости) и по результатам экспериментов отвергли саму идею эфира: "даже если эфир существует, то, по крайней мере, в пределах тех экспериментов, которые в то время можно было осуществить, все результаты должны были бы быть такими, как если бы он не существовал" (физик Д. Бом).

Удастся ли обнаружить информационное поле и тем самым доказать его существование? Возможно, ненаблюдаемость информационного поля связана с относительной "грубостью" наших органов чувств и приборов, с известным физическим принципом неопределенности. Экспериментально мы проникли не глубже наномира (10^-9 м). А ведь есть более "тонкие" миры: пикомир (10^-12 м), фемтомир (10^-15 м), аттомир (10^-18 м) – миры атомов, элементарных и виртуальных частиц, кварков, квантовых взаимодействий. О них мы пока можем строить только догадки и гипотезы, в лучшем случае подтверждаемые в экспериментах лишь косвенно. Возможно, в одном из этих миров скрытое от нас информационное поле, хранящее информацию – "модель природы" в неведомых нам квантово-виртуальных письменах. "Истина в глубине" (Демокрит).

Пример 5. Можно возразить (в духе материализма), что информационное поле – "идефикс" - навязчивая идея, и не более того, а на "неживых" носителях антропного происхождения (бумага, диски, флэш-память и др.) хранится информация, сотворенная живым, сознающим мозгом. Однако человек творит информацию не только в сознательном, но и экстатическом состоянии творческого вдохновения, которое граничит с безумием. Так почему же бессознательная (как мы считаем) мать-природа за "срок" своего бытия не могла сотворить и сохранить свою внутреннюю информацию на доступных ей и неизвестных нам носителях, если жалкий человек смог это сделать за космический "миг" своего существования?!

Информация, хранимая (переносимая) информационным полем, представляет собой устойчивое свойство мира – его атрибут, и соответственно может быть названа атрибутивной информацией (О генезисе атрибутивной информации остается выдвигать гипотезы, правда, среди них мы не предполагаем гипотезы о божественном происхождении. Здесь и далее будем считать атрибутивную информацию данностью мира, как до А. Эйнштейна считали гравитацию.). Атрибутивный подход к понятию информации возник позже функционального (в частности, в трудах отечественного философа А. Д. Урсула, ученых А.Н. Колмогорова, В.М. Глушкова). Согласно атрибутивному подходу источник информации должен обладать ею, как источник знания – знанием, источник воды – водой, источник добра – добром, источник финансов – финансами. Эта кажущаяся очевидность, тем не менее, требует более серьезного обоснования, ибо тогда мы должны признать, что в любом источнике информации она должна внутренне присутствовать, чтобы быть проявленной в сообщениях о себе. Можно, конечно, отказаться от подобных литературных аналогий-метафор, исключив из научного обихода само понятие "источник информации". Но в итоге все равно останется нечто, содержащее информацию, которая бывает не только "о чем-либо", но и "в чем-либо". Любой объект (система), отражаясь вовне – в нашем сознании, может внутренне самоотражаться в своих свойствах через внутриобъектные (внутрисистемные) информационные процессы. Следовательно, глубинный атрибут мира, названный человеком "информацией", возможно, был присущ миру и до человека.

Получается, что согласно такой точке зрения информация – это не столько "обозначение содержания, полученного из внешнего мира", сколько само содержание внешнего мира (в том числе "неживого"), как открываемый или привносимый смысл мира, извлекаемый в форме образов из сообщений о нем. Более того, атрибутивная информация есть содержание (смысл) не только внешнего (по отношению к сознанию) мира, но и внутреннего мира сознания. Такая информация может быть уподоблена языку понимания (а не объяснения), на котором объект и окружающая среда взаимодействуют между собой. Отметим только, что для понятия информации в узком смысле (в кругу понятий информации, дезинформации и информационного шума) лишь смысл объекта несет информацию. Извлеченный смысл (содержание) может исказиться субъективным привнесением смысла в форме дезинформации или шума, а открываемая информация как подлинное (аутентичное) содержание-смысл объекта не подлежит искажению. На практике трудно открываемый спрятанный смысл встречается гораздо реже легко привносимого субъектом.

Если принять информацию в качестве атрибута природы, то скрытую информацию, хранимую в ее информационном поле памяти, логично назвать внутренней (связанной) информацией в отличие от внешней (свободной) информации , наблюдаемой явно в виде частичного проявления внутренней информации (Термин "копирование" здесь вряд ли уместен. Внешняя информация – не полная копия внутренней, а именно ее частичное проявление, как будто слегка приоткрывается полог, скрывающий внутреннюю информацию.). Частичность проявления внутренней информации во внешней обусловлена объективной пространственно-временной конечностью свойств потребителей (избирательностью, чувствительностью, восприимчивостью, информационной производительностью, временем взаимодействия), а также мешающим влиянием помех со стороны среды, "эффектом наблюдателя" и др. Исходя из изложенного, внутренняя информация атрибутивна, внешняя – функциональна. Вне информационного процесса передачи-приема внешней информации внутренняя информация имеет потенциальное значение, недостаточное для ее использования и накопления. Внешняя информация, востребованная потребителем, после преобразования может стать фрагментом внутренней информации потребителя, т.е. увеличить ее. Апологеты атрибутивного подхода утверждают, что внутренняя информация – не фантом, а латентный (скрытый) потенциальный феномен, способный проявлять себя в актуальной внешней информации.

Таким образом, понятие информации приобретает дуалистический смысл: с одной стороны, внутренняя информация объекта есть его латентное самоотображение в некоей полевой структуре (возможно, пока не познанной), с другой стороны, эта латентная информация частично проявляется вне объекта – во внешней информации об объекте. Получается, что бытие сущей информации должно описываться как cущность – неявная (потенциальная) внутренняя информация и как существование – явная (актуальная) внешняя информация. В данном контексте функциональный подход ориентирован только на существование информации, а атрибутивный подход – на ее сущность и существование. Как следствие, атрибутивный подход представляется более конструктивным, нежели функциональный подход.

Если считать, что внутренняя информация объектов есть, то должен быть и информациогенез как процесс порождения этой информации (см. тему 5, раздел 5.1). Информациогенез возможен только через формирование (само)отображения феномена разнообразия гетерогенных структур или их состояний. Однообразие гомогенных структур неинформативно, как неинформативна карточная игра картами одного ранга и одной масти (например, бубновыми валетами). Отсюда внутренняя информация любого объекта есть самоотображение, в первую очередь, его разнообразия. Под информационным разнообразием объекта (далее просто разнообразием) понимается множество отличающихся друг от друга его состояний, а численность (мощность) этого множества считается количественной мерой разнообразия. Разнообразие является отношением по меньшей мере двух состояний. Если вслед за Г. Галилеем полагать природу текстом, который мы читаем и познаём во всем его разнообразии (морфологическом, синтаксическом и семантическом), то внутренняя информация гетерогенных систем отображает все нюансы их разнообразия, насколько это возможно в модели как транслированном тексте. Внешняя информация как проявление внутренней вносит в отображенное разнообразие последней свое искажающее разнообразие. Внешняя информация есть изменение разнообразия, а внутренняя информация есть хранимое разнообразие. Применительно к объекту информация есть внутреннее самоотображение его разнообразия (информация объекта), частично данное вовне при спонтанном или инициированном изменении разнообразия (информация об объекте).

Через понятие разнообразия информация может интерпретироваться в контексте философской категории различия.

0.1.1.5.Метафизика информации

Принимая в качестве доминанты атрибутивный подход к понятию информации (вне зависимости от представлений о ее физической природе), далее понятие информационного поля используем только в философском (онтологическом (Онтология – учение о бытии как таковом – базовый компонент философии.)) смысле: информационное поле – непрерывно распределенный в пространстве неэнергетический носитель информации со стремящимся к бесконечному числу степеней свободы. Данное понятие инвариантно к формам пространства и дискуссионным физическим понятиям информационного поля, что стимулирует философские (метафизические) предпосылки для преодоления противоречия между атрибутивной и функциональной концепциями информации. Это противоречие может оказаться надуманным, если рассматривать внутреннюю информацию как потенциальную внешнюю, которая, в свою очередь, приобретает кинетику реальной (актуальной) внешней информации в информационном процессе через неведомый пока механизм материализации информационного поля в физические поля (электромагнитное, гравитационное и др.).

Любые структурные изменения физической материи и физического вакуума могут самоотображаться в физических полях и виртуальном информационном поле как жестких коррелятах модифицированных структур. Следовательно, внутреннюю информацию любого объекта, в том числе и Универсума в целом, можно определить как онтологическое понятие самоотображения объекта. Соответственно, внешняя информация отчасти сохраняет статус гносеологического понятия: она дается субъекту произвольной природы в актах познания как экстрагированная или отраженная часть внутренней информации объекта.

Изложенное создает предпосылки и для философской концепции информационного монизма, которая уходит своими корнями в вечную проблему универсальной субстанции, поставленную еще эллинскими философами-анимистами и, прежде всего, Аристотелем, полагавшим, что все сущее является либо субстанцией, либо формой ее проявления. Известны монистические концепции Б. Спинозы, И.Г. Фихте и др. В вопросе о субстанции монистам материализма, эмпириомонизма, абсолютного идеализма, спиритуализма и теологии традиционно противостоят дуалисты (картезианского и кантианского толка) и плюралисты. Традиционный круг двух субстанций – материи и духа, в котором с некоторыми вариациями вращались монисты и дуалисты, плюрализм дополнил множественностью противоборствующих субстанций. Известен также психофизический монизм, для которого субстанция – не материя и не дух, они – лишь проявления латентной (скрытой) универсальной субстанции, базовой для материи и духа. Основные идеи психофизического монизма, близкие к метафизике информации, изложены в трудах Г.В. Лейбница и Е.П. Блаватской.

Лейбниц как математик тонко чувствовал взаимодействие бесконечно малых элементов целого с самим целым в статике и динамике. Математические пристрастия и открытия Лейбница предшествовали его субстанциональным исследованиям и, вне сомнения, наложили на них свой отпечаток. В качестве элемента (неделимого кванта) универсальной субстанции Лейбниц ввел в своей "Монадологии" понятие монады – идеального метафизического аналога физического атома (Термин "монада" появился в платоновской Академии, использовался Н. Кузанским (Кребсом), Дж. Бруно, Ф. Суаресом, Г. Мором, Ф. ван Гельмонтом и, наконец, Лейбницем. В современной философии преобладает антисубстанциональная позиция. По-видимому, современности не до метафизики с ее субстанциональными построениями). Задолго до современных теорий пространства-времени Лейбниц как истинный ученый философствовал на основе физических понятий протяженности материи и ее движения во времени. Лейбниц строго показал, что движение и протяженность тел не выводимы друг из друга, что материальное не может быть в одно и то же время и материальным, и совершенно неделимым. Все материальное делимо, субстанция же неделима. Здесь, по-видимому, надо понимать делимость материи в том смысле, что у материального делимого нет такого материального частного, которое нельзя было бы разделить еще. У субстанционального делимого есть такое субстанциональное частное, которое неделимо – в этом и заключается смысл неделимости субстанции.

Отсюда Лейбниц приходит к выводу, что субстанциональные элементы (простейшие частные как конечные результаты деления), из которых слагается материя (делимое), должны иметь другое, т.е. нематериальное происхождение.

Идеальное сознание, как и материя, тоже делимо в указанном смысле, но до определенного субстанционального предела – см. тему 4. Значит, в основаниях сознания тоже лежит субстанция другой природы, нежели само сознание.

Время по Лейбницу – свойство последовательности вещей, сменяющих друг друга в отношениях прошлого, настоящего и будущего. Если бы не существовала "хронология вещей" (материальных и идеальных), не было бы и времени (Лейбницевскую концепцию времени И. Кант пересмотрел с позиций "чистого разума" (см. кантовскую "Критику чистого разума" ).) . Таким образом, материя и время по Лейбницу не субстанциональны, это – вторичные феномены. Что же первично? Лейбниц пришел к выводу, что стоящая за материей, движением и временем субстанция имеет силовую, деятельностную природу, но характер этих первичных сил не физический, а метафизический, идеальный в том смысле, что идеи при известных условиях становятся силой.

Пример 6.Согласно кибернетическому канону информация инициирует любую целенаправленную деятельность, любой акт управления. Как показано выше, информация нематериальна, но будучи воспринятой в нашем материальном мире, она может активизироваться через материально-энергетические проявления, управляя массой и энергией субстратов. Делима ли информация? В отличие от неисчерпаемой делимости материи делимость информации (как некоторого функционала от разнообразия материи) исчерпаема минимальным информационным "квантом" разнообразия 1 бит.

Бит неделим! (1 бит есть мера минимального разнообразия состояний, исчисляемого двумя различимыми состояниями объекта. С приходом в информатику квантовых технологий с их кубитами проблема делимости информации, конечно, приобретает более сложный аспект, но минимальное (базовое) информационное разнообразие (два состояния) при этом остается незыблемым.) И в этом смысле информация неделима (в отличие от материи и сознания), значит, она, если следовать Лейбницу, может претендовать на субстанциональный статус. Обладает ли управляющая информация силовой, деятельностной природой, приписываемой Лейбницем метафизическим монадам? Несомненно, ибо большие массы и большие порции энергии контролируются и деятельно управляются информацией. В информационном обществе знание как высшая форма информации буквально по Ф. Бэкону приобретает свойства производительной силы: "Знание – сила".

Данный пример демонстрирует уместность монадологии Лейбница в метафизике информации. Монада Лейбница – неделимый квант универсальной субстанции, первичная деятельностная сила, способная к восприятию впечатлений извне и представлению впечатлений. Монады Лейбница образуют упорядоченные агрегаты, а всякая монада согласно Лейбницу "есть живое зеркало, наделенное внутренним действием, воспроизводящее (отображающее! – В.Г.) Универсум со своей точки зрения и упорядоченное точно так же, как и сам Универсум". Лейбниц устанавливает иерархию монад – от монад с примитивной перцепцией (восприятием нижнего уровня) до монад с апперцепцией на уровне сознания, разума (восприятием верхнего уровня). Герметичность монад ("монады вовсе не имеют окон") Лейбниц постулирует для "фигур и движений", т.е. для вещества и энергии, но не для восприятий (на современном языке – не для полей и информации; восприятия негерметичны в лейбницевском смысле).

Разнообразие Универсума есть проявление разнообразия его универсальной субстанции. Последнее слагается из разнообразия сочетаний монад и из многообразия самой монады, которая для Лейбница есть микрокосм. В этом микрокосме – одной монаде – представлены все остальные. Согласно Лейбницу в каждой монаде и в целом во всей монадной субстанции хранятся, как в бесконечной памяти, прошлые, настоящие и даже будущие (!) события, полная история Универсума.

Пример 7. Как это может быть? Например, точка – разве она может быть многообразной? Оказывается, может, если говорить не о ее морфологии, а об отношениях с миром. В точке могут пересекаться бесчисленно много путей – прямых или кривых. В светящейся точке на экране монитора с неисправным кинескопом (электронно-лучевой трубкой, бывшей до ЖК-экранов) есть динамическое изображение – стоит только исправить блоки разверток по вертикали и горизонтали, как мы его увидим (В ЖК мониторе с такой неисправностью вряд ли придется столкнуться.). Каждый нейрон коры головного мозга может быть элементом различных контуров – клеточных ансамблей, что является нейрофизиологической основой ассоциативной памяти.

Но разве память может "помнить будущее"? Может, утверждает Лейбниц, ибо настоящее всегда несет в себе каузальный (причинный) зародыш будущего (синергетика во времена Лейбница была неизвестна). Может, с некоторой вероятностью утверждают парапсихологи, ссылаясь на известные феномены ясновидения, предсказательства. Может, полагаем и мы, ибо каждому объекту свойственно уникальное множество состояний, в которых он мог находиться в прошлом, может находиться в настоящем и сможет находиться в будущем вне зависимости от событий, которые произошли, происходят или произойдут с данным объектом за время его существования. Ясновидение – разве это не аргумент для непредвзятого и серьезного научного исследования, даже если среди множества шарлатанов были истинные ясновидцы (Нострадамус, Мессинг, Ванга).

Разве могут в одной монаде быть представлены все остальные (подобно древнегреческой концепции о "заговоре всех вещей между собой") и разве монаду можно уподобить микрокосму? Это же идеализм чистейшей воды! Но как тогда объяснить многократно подтверждаемые факты практически одновременного и независимого возникновения одной и той же идеи ("идеальной монады") у нескольких ученых или изобретателей? История многих открытий в математике, физике, биологии, технике и др. – тому свидетельство. Если источник информации – Универсум как познаваемое, воспринимаемое, а потребитель – нечто (некто) его познающее, воспринимающее, причем такое нечто a priori не может не быть элементом Универсума, значит, потребитель, воспринимая информацию от источника-Универсума, представляет собой метафизический "микрокосм" – аналог монады Лейбница?!

Поскольку всякая субстанция по определению неделима, нетленна и способна к репликации (тиражированию), все ее проявления в виде рождения, размножения, жизни и смерти суть по Лейбницу видоизменения от меньшего к большему и наоборот. Все проявления универсальной субстанции как практически бесконечного множества монад носят непрерывный характер. Закон непрерывности, провозглашенный Лейбницем, гласит: "природа никогда не делает скачков". Следовательно, всякому изменению, даже самому быстрому, сопутствует переходный процесс с длительностью t > 0; ни один процесс, происходящий в мире, даже катастрофический, не описывается разрывными или ступенчатыми функциями, все процессы дифференцируемы по Лейбницу.

Конечно, в монадологии Лейбница много спорных мест, по крайней мере, для нас: принцип предустановленной гармонии монад, исключающий необходимость их взаимодействия, концепции божественности монад, множественности субстанций (предтеча плюрализма, не так ли?) (Исходя из определения субстанции, мы будем дистанцироваться от лейбницевского представления множества монад как множества субстанций. Субстанций не может быть множество, тем более бесконечное множество. Не будем путать субстанцию с субстратом, под которым мы подразумеваем некий носитель субстанции, в частности, материальный (вещественный). Субстратов может быть много в отличие от субстанции как первоосновы.) и др. А какая рефлексия не спорна? Если современные философы не отказывают себе в ней, какие могут быть претензии к Лейбницу? Даже если его метафизическая теория спорна, она поражает смелостью и глубиной, логикой и интуицией математически мыслящего гения, опередившего время.

Перефразируя Н. Бора, теорию Лейбница можно назвать достаточно сумасшедшей, чтобы она была правильной для метафизики информации. Действительно, представим себе универсальную субстанцию Лейбница с позиций современного знания. Для этого сравним свойства и функции монад с соответствующими атрибутами известных на сегодня субстанций и моделей Универсума. Вот эти свойства и функции: разнообразие, память, восприятие, представление, репликация, управление, внематериальность, внеэнергетичность, перевоплощаемость, иерархичность, неделимость. Анализ показывает, что в наибольшей степени аналогичными свойствами и функциями обладает информация. Следовательно, феномен информации может рассматриваться как возможный претендент на роль универсальной психофизической субстанции.

В метафизической монадологии одной из самых значительных и незаслуженно умалчиваемых отечественных религиозных философов Е.П. Блаватской ("Тайная доктрина. Т. 1. Космогенезис) эзотерическая система духовных монад иерархична, как и у Лейбница, перевоплощаема (перекодируема) в процессе эволюции от "минеральной монады" к "божественной монаде", т.е. от рудиментарных форм отображения материи до высших форм – эзотерического знания. С позиций метафизики информации подобная концепция есть эзотерическая форма информационного монизма, где рудиментарные полевые формы отображения внутренней информации материальных тел восходят к высшей форме информации – знанию, претерпевая при многошаговом восхождении последовательность информационных процессов с кодированием-декодированием информации и повышая на каждом шаге ценность информационного кода.

Но для Блаватской эзотерические монады – не субстанция как первооснова. В качестве последней Блаватская провозглашает "единое сокрытое Пространство"– то, что было, есть и будет, несмотря на судьбу Вселенной и богов – есть они или нет их. Есть, было, будет – атрибуты времени, которое Блаватская считает иллюзией, создаваемой последовательными чередованиями состояний сознания на протяжении странствования в вечности. Время связано с пространством, оно вторично по отношению к пространству. К этому выводу теософ-философ Блаватская приходит вслед за ученым-философом Лейбницем и оба – задолго до современной физической теории пространства-времени.

Таким образом, космогенетический монизм Блаватской сводится к пространству как универсальной субстанции, психофизический монизм Лейбница – к монадной субстанции, близкой по своим свойствам к информации. Обе монистические концепции предвосхищали метафизическую субстанционально-информационную философскую концепцию.

Автор осознает опасность неосторожных аналогий и классификаций, абсолютизации сходств и различий, в частности, между монадами и информацией, уповая лишь на метафизический характер своей рефлексии, что вряд ли простительно в науке без должных оснований. Правда, аналогию следует признать мощным методологическим средством и в науке, но лишь на этапах формулирования теорий, догадок, гипотез, что близко соприкасается с философией. Кроме того, мышление о старом в современных понятиях означает мыслить исторически, т.е. "проделать те изменения, которые претерпевают понятия прошедших эпох, когда мы сами начинаем мыслить в этих понятиях" (Х. Гадамер).

Монизм как онтологическая интенция (намерение, замысел, цель) не был чужим и для философов ХХ в. Так, австралийский философ Д. Армстронг полагал, что в основе ментального лежит физическое, связующее мозговые процессы с действиями, а за физическим скрываются пока неизвестные физические законы и субстанции. Американский философ Д. Дэвидсон не сводит ментальное к физическому, полагая, что статистическая корреляция между психическими и физическими явлениями не тождественна их каузальным зависимостям. И тем не менее, свою теорию он называет "аномальным монизмом", поскольку корреляция все же есть и за ментальным – непознанные состояния физического плана. В сущности, к подобному монизму призывает и американский философ Т. Нагель: "… построить – как часть научной теории сознания – третье понятие, из которого непосредственно вытекают и ментальное, и физическое и благодаря которому их актуальная необходимая связь друг с другом станет для нас прозрачной".

Итак, основные положения метафизической концепции информационного монизма могут быть сформулированы в следующем виде:

1. многообразие мироздания – проявление информационного разнообразия;
2. все смыслы сущего суть содержание внутренней информации сущего, все значения смыслов – информационные символы (знаки, коды), все взаимодействия – информационные (информационно-энергетические) процессы;
3. делимость информации (в отличие от материи) исчерпаема, конечна, а будучи рассеянной (диссипированной), информация может быть восстановлена;
4. информация существует в материи, сознании и в их отношениях, одновременно являясь их сущностью – подобно смыслу, который является сущностью текстов и отношений между текстами;
5. информация – текст на языке природы, самоотображение Универсума, частично данное в актах его познания и отражения.

Монизм, дуализм и классическая метафизика (онтология), могут, конечно, с позиций постмодерна иметь только историко-философское значение. Но мы все же склонны считать (пусть и вопреки господствующим ныне научно-философским парадигмам), что философские вопросы, будучи однажды поставленными, никогда не найдут окончательного ответа. Философские проблемы вечны (например, проблемы любви и Бога), а каждая эпоха должна их переосмысливать заново.

0.1.1.6.Информация как философская категория

Рассмотрим проблему взаимосвязи между свойством и отношением в феномене информации. Данная проблема, во-первых, имманентна (присуща) для внутренней информации, которая может интерпретироваться одновременно как отношение и как свойство. Во-вторых, между внутренней информацией объекта как его атрибутом (постоянным свойством) и внешней информацией как отношением между объектами действует собственное отношение, управляемое законом сохранения информации – см. тему 2, раздел 2.4.

Нет ли противоречия в том, что внутреннюю информацию можно представить одновременно и свойством, и отношением? Противоречия нет, если не мыслить информацию в отрыве от движения, если рассматривать ее дуально – не только в контексте результата, но и как процессуальный феномен. Для этого есть все основания, заложенные еще аксиомами Гераклита ("всё в мире изменяется") и Парменида ("всё в мире неизменно"). Всё означает здесь всё сущее (имеющееся), а не обязательно всё существующее (если под существующим понимать то в бытии, что в нем явлено внешне). Сущее – это явленное (реальные тела, вещи) и не явленное (ирреальное, фантастическое, трансцендентальное, идеальное, сознательное, бессознательное, эмоционально-чувственное, виртуальное, духовно-нравственное – продукты души и духа).

Тогда свойство (атрибут), будучи самотождественно устойчивым и неизменным, в то же время и изменчиво, динамично, процессуально в своем саморазвитии, поэтому любые свойства, состояния, сущности – фактически устойчивые, стационарные, равновесные процессы. Когда эти процессы становятся неустойчивыми, нестационарными, неравновесными, свойства приобретают черты образующих их отношений, состояния – событий, а сущности – явлений ("сущности являются"), и наоборот. Такой подход согласуется с "принципом процесса" А.Н. Уайтхеда (Принцип процесса Уайтхеда – действительность есть становление: "…каждая актуальная сущность сама по себе может быть описана только как…процесс".). Свойство можно также характеризовать согласно вероятностному закону больших чисел как статистически устойчивую закономерность, тенденцию (вектор-тренд) поведения композиции большого числа отношений, как их равнодействующую, "центр тяжести", математическое ожидание. В этом смысле внутренняя информация есть свойство, сущность, а внешняя информация - отношение, явление. В модальных категориях латентная внутренняя информация во внешней форме возможна (потенциальна), а наблюдаемая внешняя информация действительна (актуальна).

Пример 8. Образно отношение между внутренней и внешней формами информации объекта (системы) можно представить как отношение между внутренностью Солнца и солнечным протуберанцем – явленной внутренностью звезды, вырвавшейся наружу (И так же как Солнце и планеты имеют свои физические мантии, любой объект, включая Солнце и планеты, возможно, имеет информационную мантию (ауру) как переходную область между внутренней и внешней формами объектной информации.). Подобно тому, как внутренние и/или внешние физико-химические причины вызывают извержение протуберанцев, существуют похожие информационные причины генерирования объектом внешней информации, например, любознательность субъекта, участвующего, таким образом, в "творении" внешней информации познания. В результате частичная (относительная) истина, содержащаяся во внешней информации познания, в нашем знании и сознании, становится объективно-субъективной истиной. А иной она и быть не может. Понятие объективной истины, столь расхожее в марксистской философии, – не более чем идеализация, имеющая в лучшем случае отношение к недостижимой абсолютной истине. "Пусть даже для этого субъекта достижима объективность, однако она остается одновременно с человеческой субъективностью и в распоряжении человека" (М. Хайдеггер).

Пример 9. Понятие количества информации, применяемое для исчисления внешней информации, интересно не само по себе, а только в отношении между объектом и субъектом как количество взаимной информации между ними. Согласно алгоритмическому подходу А.Н. Колмогорова количество взаимной информации полагается мерой сложности объекта относительно субъекта. Это значит, что субъект может воспринять внешнюю информацию от объекта в количестве, не превышающем потенциальных возможностей субъекта по усваиванию информации, т.е. их обоюдная сложность должна быть согласована в информационном процессе.

Пример 10. На концерте симфонического оркестра присутствуют люди с разными музыкальными вкусами (даже среди меломанов). Соответственно, каждый человек воспринимает в звуковой гамме оркестра (качественно и количественно) лишь те музыкальные фрагменты, которые согласуются с его вкусами и возможностями восприятия. Таким образом, в концертном зале формируется столько информационных отношений и процессов, сколько присутствует слушателей – потребителей внешней (музыкальной) информации, источник которой всего один – оркестр.

В результате взаимодействия субъекта и объекта познания возникают физически неистребимые ошибки познания, обусловленные тем, что субъект познает не "вещь саму по себе" (внутреннюю информацию), а "вещь для себя" (внешнюю информацию), искаженную этим взаимодействием. Стоит нам избавиться от ошибок взаимодействия, и процесс познания становится невозможным (Как невозможно развитие организма без пищи, всегда содержащей, помимо полезных, вредные ингредиенты. Чтобы избавиться от последних, надо просто ничего не есть) Следовательно, ошибки, неточности, приближения и, в конечном счете, относительность добываемых истин являются непременными спутниками процесса познания. Более того, без них познание просто невозможно. Абсолютная истина и познание несовместимы. Этот качественный вывод имеет количественный аналог в теории информации – закон конечной информации.

На основании изложенного можно сделать следующие выводы.

• Понятие информации а) гноселогически продуктивно в познании субъектно-объектных, телесно-духовных, межсистемных и внутрисистемных отношений произвольной природы; б) мировоззренчески значимо своим разделением на онтологическое понятие внутренней информации как атрибута всего сущего и на гносеологическое и праксеологическое 16 (философская концепция деятельности (Т. Котарбиньский).) понятие внешней информации как всеобщего отношения; в) обладает более высоким (метафизическим) уровнем абстракции по сравнению с рациональными научными и общенаучными понятиями; г) обладает относительной самостоятельностью в ряду других философских понятий и категорий при одновременной взаимосвязи с категориями материи и идеального.
• Разработанная концепция информационного монизма утверждает, что информация лежит в основаниях мироустройства, определяя его многообразие как информационное разнообразие, все значения и смыслы сущего как его информационные символы (знаки, коды) и образное содержание его внутренней информации, все взаимодействия как информационные процессы.
• Внутренняя информация как свойство объектов объективна в виде памяти и возможна (потенциальна) в виде внешней информации, внешняя информация как отношение взаимодействия между объектами (или субъектом и объектом) действительна в виде сообщения, переносимого сигналом; обе формы информации взаимосвязаны законом сохранения информации и законом конечной информации.
• Внешняя информация передается от среды открытой системе в количестве, не превышающем потенциальных возможностей системы по усваиванию информации.

Данные выводы важны для философского осмысления понятия "информация", которое (осмысление) продолжалось весь ХХ век, продолжается и поныне. При этом спектр философской рефлексии по своей направленности достаточно широк – от категорического неприятия информации в качестве не только философского, но и общенаучного понятия до аподиктических (достоверных, неопровержимых) утверждений о ней как о философской категории. Такое неоднозначное отношение к понятию информации в определенной мере обусловлено ее генетически пограничным статусом – между материей и сознанием, между точным и гуманитарным знанием, между наукой и философией, между рациональной и иррациональной формами восприятия мира. Соответственно и направленность рефлексии разных философов и ученых способствовала разноречивости их философствования об информации. Стремясь хоть к некоторому согласию, философы в ХХ в. нашли приемлемую для всех классификационную нишу, придав информации статус общенаучной категории.

Однако приведенные ранее доводы наталкивают на мысль: а не переросло ли понятие информации своего общенаучного статуса, нельзя ли придать данному понятию более общий – философский – статус. Ведь, хотя возведение информации в ранг философской категории представляется многим философам проблематичным, "…вероятность такого превращения не равна нулю" (А.Д. Урсул).

За более чем 60 лет существования понятие информации "преодолело" свою часть пути, ассимилировавшись в философии и способствуя философскому осмыслению реалий информационного общества, природы и человека. В свою очередь, философия тоже сделала шаги навстречу информации, правда не столь решительные, чтобы признать ее философской категорией. Философы смотрят на информацию как философскую категорию с изрядным скепсисом, и их можно понять – имеются уже несколько десятков философских категорий, стоит ли их плодить еще? Материалистическая философия, в частности, считает информацию зависимым коррелятом диалектической категории отражения материи. Следовательно, информация как часть отражения для диалектика-материалиста не может быть всеобщей и в силу этого она не могла считаться самостоятельной философской категорией в эпоху тотального материализма. Переход от частнонаучного (кибернетического) к общенаучному статусу информации совершился в 70-80-е гг. ХХ в., т.е. с точки зрения историографии науки – только "вчера". Не слишком ли торопят нас, ставя уже сегодня вопрос о философском статусе информации?

Пример 11. Развитие информатики, информационной техники и информационных технологий отличается перманентно-революционным характером. Относительно спокойные ("нормальные" по Т. Куну) этапы этого развития были практически незаметны на фоне чуть ли не ежегодных смен компьютерных и телекоммуникационных парадигм. Персональный компьютер, волоконно-оптическая связь, графический и сенсорный интерфейсы конечного пользователя, глобальная сеть Интернет, корпоративные, домовые и социальные сети, мультимедиа, цифровое и интерактивное телевидение, визуальное, параллельное и кластерное программирование, квантовый алгоритм, сетевые, квантовые, био- и нейрокомпьютеры, искусственный интеллект, мобильные и микропроцессорные информационные системы, нанотехнологии, искусственные нейронные и семантические сети, DVD и флэш-носители, блоги, скайпы – далеко не полный перечень концептуальных новаций, часть из которых еще предстоит реализовать и осмыслить в ближайшем будущем. Появились вычислительная геометрия, когнитивная психология, компьютерная вирусология, компьютерная криминалистика, квантовые и "облачные" вычисления, теория информационного поля. Официально зарегистрированы новые заболевания на почве компьютерофилии, компьютерофобии и интернет-зависимости (интернет-аддикции). Понятие программирования вошло в психологию (нейролингвистическое программирование), математическую теорию оптимизации (математическое программирование) и т.д.

Казалось бы, надо переждать время "бурь и потрясений", а затем уже с позиций философского историцизма взвешенно прорефлексировать и оценить "случившееся", приняв некую философскую концепцию прогнозного характера, как это обычно и делается. Но время не ждет. Ситуация не только в информатике, но и в целом в сфере науки такова, что пересматриваются многие фундаментальные парадигмы, особенно в пограничных областях естественно-научного и гуманитарного знания, "трещат" искусственно (и искусно) воздвигнутые поколениями ученых перегородки между нишами, занятыми разными научными дисциплинами, и всё более популярной становится парадигма естественного единства Универсума на уровне его структур и процессов, а также на уровне знания об Универсуме (глобалистика, синергетика, системология, виртуалистика, теории глобальной эволюции, ноосферы, физического вакуума, информационного поля и т.п.).

Этот обвал парадигм коснулся и философии (прежде всего онтологии) в постмодернистских философских концепциях, которые избегают чистой рефлексии философии модерна и классической философии. И детонатором этого взрыва стала информатика, будоражащая своими неподконтрольными и непредсказуемыми революционными идеями и запросами все без исключения естественные и социальные науки. Информационный взрыв несет очистительную идею единства не только в науку (исподволь подталкивая ее к междисциплинарному и системному подходам, к антропоцентризму вместо господствующих сциентистского и технократического императивов), но и в мировой социум, гуманизируя его, ставя этику, нравственность, демократичность, альтруизм телекоммуникационных отношений, дружественность компьютерных интерфейсов, право индивида на информацию без границ в приоритетное положение по сравнению с рационально-эгоистическими интенциями общественных институтов и бизнеса. Не видеть этого, ждать непредсказуемого результата информатизации общества означало бы для философии потерю времени и авторитета. В такой ситуации прежде всего надо понять внутренние движущие силы информатики, скрытые в латентной сущности информации за внешней ситуативной стороной ее существования и поведения.

С другой стороны, понять и определить философский статус информации не означает a priori утвердить его на уровне философской категории. Для этого нужны веские основания, не поддающиеся конъюнктурной эйфории информатизации и компьютеризации. Никто не будет хвалить философов за своевременность и тактическую лояльность решения, но их будут порицать за недоброкачественное стратегическое решение.

Чтобы повысить общенаучный статус информации до философской категории, информация должна:

• обладать свойством онтологической всеобщности, т.е. принадлежности к бытию во всем его многообразии, явленном и скрытом;
• быть гносеологически продуктивной и мировоззренчески значимой;
• относиться к метафизическим понятиям;
• не зависеть от других философских категорий, находясь с некоторыми из них в отношениях бимодальности.

Принадлежность к бытию следует понимать как включенность в бытие, в том числе и на субстанциональном уровне. Полагаем, что в разделе 1.3 достаточно веско обоснованы предпосылки о субстанциональности информации, ее атрибутивной роли в мироздании. Внутренняя информация как атрибут бытия свойственна живой и неживой природе, материи, сознанию и бессознательному, телам и поляризованному физическому вакууму, мыслям и полям. Все предложения человеческого языка, любые знаковые системы фауны и флоры – всё это информация и/или для информации. При этом внешняя (явленная, свободная) информация без внутренней (скрытой, связанной) невозможна, как невозможны отображение без отображаемого, реакция без стимула.

Если это так, то любые структурные изменения материи и физического вакуума, отображаемые явными физическими полями, предварительно фиксируются (самоотображаются ) в виртуальном информационном поле как жестком корреляте структурных модификаций. Более того, изменения идеальных феноменов (сознания, мысли) должны аналогично самоотражаться в информационном поле как полевом носителе внутренней информации объектов.

Следовательно, внутреннюю информацию любого объекта, в том числе и Универсума в целом, придется конституировать как онтологический феномен и определить ее как самоотражение объекта в его виртуальной модели. Соответственно, внешняя информация сохраняет статус гносеологического понятия: она дается субъекту произвольной природы в актах познания как экстрагированная часть внутренней информации объекта.

В приведенных рассуждениях отсутствуют какие-либо ограничения на природу объекта и субъекта. В этом просто нет необходимости. Следовательно, информация, действительно, всеобща и может быть отнесена к философским понятиям. При этом как родовое философское понятие она двойственна, будучи одновременно онтологическим (внутренняя информация) и гносеологическим (внешняя информация) понятием.

Но философская категория – предельно общее, фундаментальное философское понятие формы или отношения в понимании Аристотеля – родоначальника категориального аппарата. Такие понятия не подлежат дальнейшему обобщению, они сами – фундамент любых возможных понятий, и в этом смысле они предельны, фундаментальны, независимы, они позволяют "конструировать бытие" (Ж. Деррида). В том же смысле материю, сознание, на наш взгляд, можно относить к философским категориям с известными оговорками. За абстрактным понятием материи как некоей субстанции вещественного характера стоят внутренняя информация, физический вакуум, пространство-время, рядом с материей – не менее абстрактное понятие антиматерии. За сознанием, его душевными и духовными сущностями и проявлениями тоже стоит информация (см. тему 4). Рядом с сознанием – бессознательное, за которым тоже усматривается информация. Информация субстрагирована не только в сознание, но и в материю, она – более общее, более фундаментальное понятие, чем материя и сознание. Именно такое понятие, лежащее в основании одновременно ментального и физического, разыскивал Т. Нагель (см. раздел 1.4).

За информацией, хранящейся информационным полем как одним из возможных фазовых состояний физического вакуума, – лишь пространство-время. Значит, строго говоря, информация – не предельное философское понятие, она вторична по отношению к пространству-времени, зависима от них. Да, как форма (субстанция) информация представлена в полевом виде и поэтому вторична, философски не категориальна. Но как отношение между формами (в модельном контексте самоотображения) информация в ее связанной внутренней форме предельна, фундаментальна, сущностна, а потому философски категориальна (Если быть абсолютно строгими, никакие философские категории, кроме Ничто, недопустимы. Философия, хоть и строга, но не "абсолютно".)

Внешняя информация вторична, ибо является отношением между внутренней информацией и другими сущностями (в контексте взаимодействия). Внешняя информация значима в гносеологическом и праксеологическом аспектах, ибо только через нее осуществляется познание и действие. Без осознания необходимости в понятии внешней информации современная гносеология просто не будет соответствовать своему названию, ибо превращение "моря данных в реку знания" без этого понятия останется непознанным: "…то, что известно, еще не есть оттого познанное" (Г. Гегель). Признак гносеологической необходимости обязателен для философской категории в контексте места, занимаемого ею в системе категорий, значимости, полезности, продуктивности ее в этой системе. Должно быть ясно, чему в философии данная категория помогает и от чего избавляет. Информация гносеологически необходима.

Заметим, что предельное повышение степени общности понятия (вплоть до философской категории) делает его метафизическим, т.е. соответствующее этому понятию определение не должно содержать научных или даже общенаучных терминов. Если достичь этого не удается, понятие не может стать философской категорией. Выше мы пришли к представлению об информации как внутреннем самоотображении объектов, частично данном субъектам в информационных отношениях (познании, отражении). Такое философское определение информации метафизично, ибо в нём нет общенаучных терминов. Значит, и по этому, пусть даже чисто формальному критерию информация – философская категория.

Наконец, уяснение отношений информации с материей и сознанием снимает проблему отношений информации с основным вопросом диалектического материализма о "первородности". В материалистической философии отнесение формы или отношения к философской категории существенно зависело от их близости к одной из двух диалектических противоположностей – материи или сознанию. Для диалектического материализма это вопрос номер один: понятие, близкое к "первородному" материальному, имело больше шансов на философскую элитарность, чем понятие, относимое к сфере идеального. Естественно, что одной из первых философских категорий стала материя.

Для философии информации основной вопрос диалектического материализма перестает играть роль приоритетного критерия, ибо он вторичен. Это давно понимали некоторые отечественные философы, отмечая большую широту понятия информации по сравнению с понятиями материи и сознания (А.Д. Урсул, Д.И. Дубровский и др.). Но в эпоху тотального материализма понятию информации было отказано в праве на самостоятельную методологическую доктрину, независимую от диалектико-материалистической методологии. Мотивировка шаблонна: излишняя абстрактность понятия информации, далекая от реалий материализма. Полагалось, что всё, находящееся вне материи, абстрактно, метафизично, отдает мистикой и "поповщиной", хотя определение материи как "объективной реальности, существующей независимо от человеческого сознания и отображаемой им" (В.И. Ленин, "Материализм и эмпириокритицизм"), само содержит элементы абстракции, метафизики, мистики и имеет согласно Ленину чисто гносеологический смысл. По-видимому, Ленин не придал материи онтологического статуса, понимая, что сознание его товарищей по партии лично для него – тоже объективная реальность, что понятие материи вне приземленной вещественной интерпретации – метафизическая абстракция, а посему, не будучи "естественной", материя сверхъестественна, т.е. является объектом мистики. Атрибутивная информационная концепция "впрягла в одну телегу коня и трепетную лань" – материю и сознание, более не противопоставляя их друг другу – в отличие от диалектического материализма. И в этом мировоззренческая значимость понятия информации.

Наконец, в отношениях с другими философскими категориями информация достаточно независима и самостоятельна. В то же время хотя бы с одной категорией информация должна быть сопряженной по признаку бимодальности (взаимодополнительности и противоположности), свойственному другим философским категориям. В науке данный признак известен как комплементарность, но для научных понятий, категорий он не обязателен в отличие от категорий философии. "Бытие в своей проявленности должно быть расщепленным – таково наше восприятие. Вне расщепленности для нас просто ничего нет" (В.В. Налимов). Бит и есть эта минимальная расщепленность бытия, ведь истина мыслима только потому, что есть не-истина – ложь. Аналогично, "когда узнали, что добро – это добро, появилось и зло" (Лао-Цзы). Информация бимодальна – она там, где есть различие ("расщепленность"), разнообразие, порядок, гетерогенная структура, асимметрия, смысл, изменчивость; ее нет там, где есть тождество, однообразие, гомогенный хаос, симметрия, бессмыслица, постоянство. Кроме того, внутри категории информации признак бимодальности проявляется во взаимообусловленности и противоположности внутренней и внешней форм информации, информационной энтропии и количества информации. Однако признак бимодальности обязателен не для всех категорий. Так, категория меры сопряжена сразу с двумя категориями – качеством и количеством. Информация также участвует в "тройственных союзах" с категориями материи и идеального, возможности и действительности.

Изложенная концепция при всей ее дискуссионности, сознаваемой автором, позволяет признать, что если материя – философская категория, тем более таковой является информация как всеобщее фундаментальное отношение между формами (в том числе между материальными формами и сознанием), между категориями "материи" и "идеального", как гносеологически продуктивное и мировоззренчески значимое понятие.

Резюме: информация по своему философскому статусу является философской категорией.

0.2.Лекция 2. Физика информации

0.2.1.Физика информации

Наличие внутренней информации биосферы и, соответственно, ее информационного разнообразия подтверждается генетической информацией, знанием, навыками, интеллектом, разнообразием жизни и др. Если отрицать наличие внутренней информации в живом веществе, то ее следует отрицать и в веществе мозга, молекулах ДНК, живой клетке. Но вправе ли мы на такое отрицание?

Косная ("неживая") природа информационно еще более разнообразна, чем живая. И, тем не менее, до недавнего времени считалось, что в ней нет структур, "специализирующихся" на информационных процессах. Однако современная физика позволяет усомниться в таком утверждении. Ниже будут рассмотрены соответствующие аргументы.

0.2.1.1.О физике смысла

Внутренняя информация не может быть физической в общепринятом смысле, т.е. наблюдаемой в традиционном (классическом) опыте, однако может быть физичной в том же нетрадиционном смысле, в каком физичен, например, ненаблюдаемый физический вакуум (Ненаблюдаемый не значит пустой. Чтобы убедиться в этом, достаточно познакомиться хотя бы с одной из многочисленных теорий физического вакуума. ). Ненаблюдаемая внутренняя информация обладает своей физикой, которую условно можно назвать физикой смысла (Не путать со "смыслом физики", если таковой есть) . В данном контексте физика имеет дело с открываемым смыслом внутренней информации (Привнесенный смысл – прерогатива внешней информации).

Возможна ли, правомочна ли физика смысла? Вопрос непростой. Для ответа воспользуемся психологической аналогией. Спросим себя: в какой форме хранятся мысли и их смыслы в живом веществе нашего мозга? Известное пограничное понятие мыслеформы, будучи абстрактным продуктом "языковых игр", ничего не проясняет, а полиграфы ("детекторы лжи"), магниторезонансные томографы (МРТ) не утруждаются смыслами, довольствуясь лишь внешними физиологически и психофизически доступными симптомами работающего мозга. А ведь именно эти потайные смыслы управляют всей видимой деятельностью на протяжении нашей жизни. Значит, смысл мысли хранится, но как, в каком виде? Сегодня мы можем только выдвигать гипотезы.

С другой стороны, есть "бессмысленные" источники информации, для которых физика смысла как будто не имеет смысла (да простят нас за тавтологию). Например, монета или игральная кость, если интересоваться не их устройством, а только их состояниями и событиями ("состоявшимися состояниями") в известных играх. Есть неинтеллектуальные машины, возможные состояния которых подконтрольны, а события предсказуемы. Эти машины не мыслят, значит, и к ним физика смысла тоже не имеет отношения? На уровне внешней информации о состояниях, наверно, не имеет. А на уровне внутренней, атрибутивной информации? С позиций атрибутивного подхода внутренняя информация объекта должна храниться на некотором ненаблюдаемом носителе, к которому физика смысла имеет прямое отношение.

С машинами, обладающими искусственным интеллектом, который способен адаптироваться к ситуациям в условиях неопределенности, дело обстоит сложнее – их состояния могут быть неподконтрольными, как и у носителей естественного интеллекта, а события, в которых возможные состояния реализуются, скорей всего, непредсказуемы. Информация о возможных состояниях интеллекта плюс неинтеллектуальная информация, естественно, богаче, чем у неинтеллектуальных объектов, значит, на гипотетическом носителе (хранителе) внутренняя информация интеллектуального объекта, предположительно, займет больше места (по терминологии привычной внешней информации).

Если следовать эволюционной гипотезе, то человек вначале мыслил преимущественно правым полушарием мозга, т.е. картинками, образами, питающими интуицию и воображение; левое полушарие играло вспомогательную роль. Такое мышление базировалось на всех органах чувств – зрении, слухе, обонянии, осязании, вкусе, возможно, и на других впоследствии утерянных чувствах, свойственных животному миру. По мере развития в социальной среде, в совместном труде с другими людьми у человека возникла мимическая, а затем и довербальная звуковая речь (разная у разных родов и племен) и развился орган звуковой речи в левом полушарии мозга. Развитие левого полушария инициировало вербальное и абстрактно-логическое мышление, появление пиктографических, письменных, графических, математических и других незвуковых языков. Человек стал мыслить словами, символами, знаками, формулами. Такое мышление есть сознательное мышление. Но картинно-образное мышление не исчезло – ведь правое полушарие мозга, слава богу, при нас, а наши интуиция и воображение по-прежнему помогают и выручают. Не следует забывать и о подсознании, которое хоть и "под" сознанием, но так же питает нашу память и воображение, как и сознание. Такова эволюционная гипотеза о возникновении в живом веществе человеческого мозга внутренней картинно-образной информации, отвечающей за целостное восприятие и необходимой для хранения смыслов, а также о происхождении внешней языковой информации, необходимой для информационного метаболизма (Информационный метаболизм свойствен не только для межсистемных, но и внутрисистемных взаимодействий – в последнем случае для взаимодействий между подсистемами (структурными элементами систем).) . Картинно-образная внутренняя информация понятна любому человеку вне зависимости от его принадлежности к тому или иному социуму и от языкового принуждения, а вот языковая внешняя информация доступна только человеку, владеющему языком.

Слова, схемы всегда беднее описываемого ими образа, поэтому мирознание, излагаемое или хранимое на любом языке внешней информации, скорей всего, беднее целостного образа мироздания. В результате все научные и вненаучные истины, упакованные в языковую оболочку, в лучшем случае способны лишь приближенно излагать смысл хранимого образа: "Мысль изреченная есть ложь" (Ф.И. Тютчев). Многие литераторы и философы жаловались на "нехватку языка" для выражения мыслей (Л.Н. Толстой, А.А. Фет, А. де Сент-Экзюпери, Х.Г. Гадамер и др.). И только искусство (в первую очередь музыка, поэзия, живопись) способно обратиться к тайному смыслу внутренней информации, если творцы произведений искусства имеют доступ к гипотетическому информационному полю (Проблема лишь в том, насколько полны модели, хранимые информационным полем. Ведь все модели, как правило, не намного богаче слов и схем, описывающих оригинал. Напомним, что понятие информационного поля здесь используется в философском смысле. О физической природе информационного поля см. раздел 2.2.) . Гении науки тоже способны общаться с внутренней информацией (смыслом) исследуемых объектов, явлений, процессов – этим они и отличаются от ординарных "научных сотрудников". И гениальные математики – не исключение: прежде творимых ими формул и алгоритмов срабатывает образная математическая интуиция в виде идей, смутных геометрических образов и ассоциаций, возможно, подпитываемых информационным полем. Если внутренняя информация, хранимая в информационном поле, представляет собой ограниченную модель мира, что вполне вероятно, важен синтез различных моделей, синтез, в котором информационная модель должна "перевариться в общем котле" с другими известными и не менее важными моделями для постижения смысла мира.

Остается вопрос о возможных способах записи, хранения и считывания картинно-образной внутренней информации информационного поля. Запись в информационное поле может осуществляться физическим электромагнитным, квантовым или нефизическим, сверхъестественным способом (например, телепатическим). Хранение внутренней информации возможно в голографической форме, ассоциативных, иерархических (древовидных), сетевых, списковых, сотовых и иных структурах, способных хранить не только аудиовизуальную, но и тактильную, вкусовую информацию, запахи. Считывание из информационного поля возможно: на уровне живых систем – методами эмпатии (вчувствования), медитации; на уровне "неживых" систем – квантовыми (квантовая телепортация) и иными методами (Автор склонен полагать, что физика смысла правомочна не только в области человеческого мышления. Она правомочна применительно ко всей фауне, флоре и, возможно, к неорганической природе (наверняка утверждать это невозможно, проявим осторожность). В этом плане автор готов принять обвинения в гилозоизме, хотя не является сторонником наивного гилозоизма, пытающегося отыскать корни психических явлений в материальном мире.). Считывание можно ассоциировать с полевыми "вспышками" (импульсами), которые иногда можно наблюдать на звездном небе или в современных физических приборах, предназначенных для исследования микромира.

Таким образом, физика смысла, на наш взгляд, правомочна, по крайней мере, в рамках глобального эволюционизма. Остается надеяться, что физика информации однажды найдет аутентичный ответ, проверив среди прочих и изложенную гипотезу.

Другая не менее важная проблема информационной физики: как латентная, пассивная внутренняя информация объекта реплицируется во внешнюю информацию, как трансцендентальное, внечувственное становится доступным чувству и ощущению подобно эмпирическому. Этот вопрос "с бородой" – он беспокоил философов Древности, Средневековья, Нового времени, ХХ в., беспокоит и современных философов. Используем все тот же метод аналогий, в частности, родственный круг философских проблем, связанных с отношением идеального и материального. Со времен Платона продолжается спор, где сокрыто идеальное – в сознании или материи. Для нас важно найти ответ на вопрос, не где, а как идеальное (духовное) трансформируется в физическое (телесное).

Можно согласиться, что внутренний механизм действия идеальных причин представляет собой кодовое преобразование, которое необходимо включает физические и химические изменения в субстрате, хранящем информацию, в результате чего последняя неотделима от своего конкретного материального носителя (Дубровский Д.И.). Похожая точка зрения: "…условием взаимоперехода идеального в материальные процессы является… наличие определенных материальных механизмов переработки информации, а также соответствующего материального носителя, выполняющего эти действия… идеальное – это свойство материи содержать информацию" (Кочергин А.Н.).

При этом, однако, не вскрываются физические основания кодового преобразования идеального в физическое. Да это и не входит в задачу философии, для этого есть наука. Есть предположение, что физическим субстратом процессов переработки информации могли бы стать мезоморфные жидкие кристаллы. Другое предположение: вода (Н₂О). Оба предположения имеют серьезные экспериментальные основания для физиков, которые должны ответить, насколько правомочны данные предположения, если иметь в виду идеальную атрибутивную информацию, подлежащую переработке не только в живых, но и косных системах природы. Нередко используемое обращение к компьютеру как к "наглядному примеру" преобразования идеального в физическое, на наш взгляд, не дает ответа на вопрос, ибо, прежде чем материализовать знаки команд программы в действия процессора, данные знаки должны сами материализоваться из алгоритмически мыслящего сознания программиста. При этом неясно, как происходит последняя материализация идеальных мыслей. Круг замкнулся, проблема остается открытой.

Аналогично может быть поставлена и такая физическая проблема: какой механизм стоит за превращением ускорения тел, частиц, зарядов в физические поля? Популяризаторы науки усматривают между ускорением и полем некие "сигналы". Требуется познать эти "сигналы" – задача, достойная "вопрошателей природы", заглядывающих в ее бездны с вопросами "что это?", "почему это?", "как это?" – Галилея, Канта, Шеллинга, Фарадея, Эйнштейна, Резерфорда – философов и ученых. Может быть, в одной из таких бездн – информация?!

Итак, философская проблема трансформации идеального в материальное, физическая проблема трансформации трансцендентального в эмпирическое, духовного в телесное, ускорения в поле, проблема репликации внутренней информации во внешнюю суть, прежде всего, проблемы физических оснований кодовых преобразований латентных сущностей в явления, преобразования кантовского ноумена ("вещи самой по себе", познаваемой разумом) в феномен ("вещь для нас", данную в чувственном опыте). Это одна из "хронически больных" проблем гносеологии. Вероятно, поиск этих оснований – весьма непростая задача, от решения которой зависит объективность философского знания и ради решения которой философы могли бы поддержать физиков, работающих в этой области, или, по крайней мере, не мешать им в таких поисках известными "охотами на ведьм". В свою очередь физики, проводя тонкие исследования на грани "посю- и потустороннего", не должны превращать полученные результаты в одно лишь спекулятивное (умозрительное) знание, не поддающееся убедительной верификации и не требующее доказательств. В качестве положительного примера достаточно сослаться на историю признания частной и общей теорий относительности, верификация которых, как нам представляется, требовала не менее изощренных экспериментов, чем это требуется для верификации, например, современных теорий торсионного, хронального, скалярного полей. И тем не менее обе теории Эйнштейна были верифицированы, хотя споры о них не иссякли до сих пор. Философия и наука должны объединить усилия в разрешении поставленной проблемы, придерживаясь известного правила: "не выплеснуть из ванны вместе с водой ребенка". Согласно С.И. Вавилову "будущая физика включит как первичное, простейшее явление "способность, сходную с ощущением", и на ее основе будет объяснять многое. А в результате самое содержание физики может кардинально измениться".

В информационно-физическом аспекте важна проблема отображения и отображаемого: имеют ли они одинаковую природу или разную. Общепринятой считается концепция диалектической теории отражения о независимости природы отражения от природы: отражаемого¹⁾ . Если акт отражения (информационный процесс) материально-энергетический, то в отображении фиксируется не содержание и даже не форма отображаемого, а проявление его реакции на принуждающий (силовой) стимул внешнего инициатора – потребителя информации (познание) или ее источника (управление). Эта реакция столь же избирательна, как и сам стимул, конкретный по своей природе и требующий от объекта познания или управления соответствующей конкретной реакции. Тогда, действительно, отображение как фиксация результата реакции отображаемого и само отображаемое неадекватны по содержанию (смыслу) и независимы по форме. Если убрать стимул, такое отображение делается невозможным.

Подобные представления, по нашему мнению, не окончательны, ибо отдельные потребители информации (в частности, человек) всегда (пусть и неосознанно) ищут смысл в отображении, пытаясь через смысл отображения понять отображаемое, интуитивно понимая, что смысл, переносимый внешней информацией от источника к потребителю, невозможен без смысла, содержащегося во внутренней информации источника. Для таких потребителей отображение есть смысловое слияние потребителя с источником информации (герменевтический подход), по возможности, исключающее обязательные для традиционной гносеологии этапы материально-энергетического знакового кодирования→передачи→декодирования смысла, зашумляющие смысл отображаемого (как в детской игре в испорченный телефон). Ведь максимально возможная адекватность смыслов отображения и отображаемого, знания и познаваемого достижима в информационных процессах, не предусматривающих знаковых преобразований. Само интуитивное стремление к проникновению в смысл – косвенное свидетельство его скрытого существования. Не все потребители информации целеполагают ее смысл или хотя бы часть смысла. Главное, он есть и доступен интересующимся в актах познания, не только явных знаковых, но и латентных, исключающих энергетический "шум" знаковых преобразований.

Таким образом, онтологическая природа отображения и отображаемого должна быть одинаковой – смысловой, информационно-семантической. Открываемый в объекте и создаваемый субъектом смыслы сливаются в отображении объекта. Поскольку эти смыслы хранятся субстратами памяти, последние вместе с их содержимым являются объектами исследования физики смысла.

0.2.1.2.Информационное поле

Потенциально плодотворными представляются современные физические теории калибровочного, информационного, квантового, спинорного полей, теории физического вакуума. Ключевым здесь является понятие информационного поля. Почему не физической материи или энергии? Напомним, внутренняя информация – не материя и не энергия в общепринятом физическом смысле. Из всех форм физической материи наиболее близко к понятию внутренней информации, пожалуй, только понятие поля. В теме 1 (раздел 1.3) отмечалось, что только наличие обнаруживаемой силовой компоненты поля позволяет интерпретировать его как форму физической материи, что физическое поле можно интерпретировать и как силовую форму информации, где силовая компонента второстепенна. Не означает ли это, что при стремлении интенсивности (силы, энергии) силовой компоненты физического поля к исчезающе малой величине оно асимптотически дематериализуется, исчезает? Неужели от поля ничего не остается? Если так, то куда оно исчезло? И означает ли это, что исчезла и физическая материя? А если поле остается, значит ли это, что произошел количественно-качественный переход и поле стало качественно иным?

Поля на микро- и макроуровнях сопутствуют всем взаимодействиям и обязательно несут информацию о своих источниках вне зависимости от характера поля и его энергетики. При этом нет оснований для непререкаемых утверждений о том, что силовая составляющая поля не управляется этой информацией, даже если речь идет не о целенаправленном силовом действии, а лишь о стихийном причинении такого действия. Тогда можно предположить, что информация передается не только с целью управления или причинения – существует и другой необходимый смысл информационного процесса, связанный с сохранением информации, т.е. с памятью. Память всеобща, понятие памяти как способа бытия – онтологическое понятие, в памяти весь Универсум в своем самоотображении и самосохранении.

Подведем итог в виде следующей философской гипотезы, требующей научного подтверждения: "несиловое поле", если таковое возможно, есть информационное поле, назначение которого – хранить внутреннюю информацию для передачи ее во времени; передача внешней информации в пространстве – прерогатива силовых физических полей.

Остается предположить, что силовые формы поля, традиционно называемые физическими полями, появляются и исчезают на фоне постоянно существующего информационного поля, являющегося онтологическим фундаментом всех физических полей вне зависимости от их энергетики. Из информационного поля каждое конкретное физическое поле черпает порцию информации в объеме, необходимом для управления силовой функцией данного физического поля.

Что касается "исчезновения материи", то данному философскому вопросу, возникшему на фоне естественно-научной революции в физике микромира, более века. Если "понятие материи… не означает гносеологически ничего иного, кроме как: объективная реальность, существующая независимо от человеческого сознания и отображаемая им" (В.И. Ленин), то используемое нами онтологическое понятие информационного поля представляется шире приведенного диалектико-материалистического определения материи, ибо информационное поле (с хранимой в нем внутренней информацией Универсума) включено не только в "объективную реальность, существующую независимо от человеческого сознания", но и в субъективную реальность сознания. Если вслед за Лениным занять гносеологическую позицию, то надо признать, что сознание как непременный атрибут бытия вместе со своими носителями (мозгом, информационным полем) тоже входит в объективную реальность.

Здесь уместно пояснить, что мы подразумеваем под реальностью. Реальность для нас – синоним всеобъемлющего сущего, т.е. не внешнего по отношению к нам предметного сущего (действительности), постигаемого рационально, отстраненно (подобно ленинской "объективной реальности"), а сущего как единства сознания и сознаваемого, рационального и иррационального, постижимой действительности и непостижимого переживания ее. В категориях содержания и формы сущее – содержание мира, а реальность – форма данного содержания.

Сущее обладает сущностью, одной из доступных форм которой является информация. Н. Винер, отрицая физическую материальность информации, отталкивался в своих рассуждениях не от философии, тем более не от диалектического материализма, а от физических представлений своего времени, поэтому вопрос об исчезновении материи скорее терминологический. Ответ на него через введение философского понятия информационного поля представляется нам вполне уместным, не конфронтирующим с философскими концепциями материи и физическими теориями (последнее – при условии, что будет физически доказано существование несиловых взаимодействий и информационного поля).

В свою очередь физическая материя в виде корпускулярно-вещественного субстрата и информационное поле как память – это не товары на складе, они не статичны. Существование такого субстрата – это не состояние как константа, а состояние как переменная, т.е. процесс, более того, стохастический процесс (хотя бы внешне). Мгновенная вероятность любого значения этого процесса близка к нулю. Здесь мы сошлемся на известное в философии физики представление о состоянии как устойчивом, стационарном процессе, а о cобытии как неустойчивом, нестационарном процессе ("принцип процесса" А.Н. Уайтхеда – см. тему 1, раздел 1.5). Следовательно, и адекватная модель процесса, именуемого "текущее состояние Универсума", – тоже процесс, именуемый "информация", а носитель этого процесса – поле (физическое или информационное) – тоже процессуален, динамичен. При этом внешняя информация – не что иное, как дискретная выборка отсчетов внутренней информации – квазинепрерывного процесса. Отсчеты информации не отличаются от отсчетов таких процессов, как артериальное давление, температура, координаты движущегося судна, колебания маятника. При числе отсчетов, стремящемся к бесконечности, внешняя информация асимптотически отражает всю внутреннюю информацию, однако это нереально, как нереально абстрактное понятие потенциальной бесконечности [не путать с математической (конкретной, актуальной) бесконечностью].

Из изложенного следует: а) любая внешняя информация недостоверна, ибо устаревает уже в момент ее восприятия; б) память как динамическая структура хранения информации – тоже процесс; в) участники информационного процесса как открытые системы обладают переменной внутренней информацией, динамика которой зависит от характера информационного метаболизма.

Изложенные выше предпосылки сопоставимы с известными физическими теориями и, прежде всего, с теорией информационного А-поля японского физика Р.Утиямы (обобщенного калибровочного поля) (Р. Утияма. "К чему пришла физика"). Утияма полагает информационное А-поле физическим фундаментом реального проявления (в форме внешней информации) латентной внутренней информации элементарной частицы о совокупности (векторе А) свойств частицы (а₁ – заряд, а₂ – масса, а₃ - спин и т.д.)

Пример 1. Пусть объект физически материален. Модель объекта требует его спецификации, т.е. количественно-качественного описания свойств, поддающихся формализации (кодированию в математических, лингвистических, физических, химических и тому подобных кодах). Чем больше свойств специфицировано, тем адекватнее модель объекта. В идеале асимптотически специфицируются все без исключения свойства, а соответствующая модель полностью адекватна объекту. Эта асимптотическая модель и есть полная внутренняя информация объекта, но сам объект ее "не знает". Ее может знать (и то лишь частично) субъект, если он умеет извлекать внутреннюю информацию из объекта, т.е. реализовывать информационный процесс, в котором внутренняя информация реплицируется во внешнюю через скрытые кодовые преобразования. Субъекты любой природы умеют это делать, не подозревая о субстанциональном механизме информационного процесса, не задумываясь (если субъект – мыслящее существо) над проницательным гносеологическим вопросом Канта "что я могу знать?". Перефразируя Канта, зададим вопрос "как я могу знать?", в котором нам интересен лишь начальный этап познания, когда внутренняя информация побуждается к физической репликации во внешнюю.

Пусть объект – все тот же металлический шар с зарядом Q (см. тему 1, раздел 1.3) и массой покоя M. Спецификация (и, соответственно, модель шара) в виде {Q, M} неполна, ибо мы не учитываем полярность заряда, размер, вещество, структуру шара и другие его свойства. Ограничимся свойствами Q и M, о которых мы судим опосредованно, регистрируя электрическую и гравитационную силы взаимодействия этого шара с другими телами, обладающими зарядом и массой и удаленными от шара. Агентами электрической и гравитационной сил служат соответственно электромагнитное (Е) и гравитационное (G) поля. Следовательно, эти поля, устанавливая взаимооднозначное информационное соответствие между нами и удаленным шаром, информируют нас о наборе его свойств А (а₁ – заряд, а₂ – масса), являющемся малым фрагментом внутренней информации шара. Суперпозицию физических полей Е и G можно назвать информационным А-полем. Отсюда любое известное науке физическое поле является в изложенном смысле прежде всего потенциальной компонентой (в вырожденном случае – единственной) информационного А-поля, несущего специфичное этому полю комплексное силовое сообщение (внешнюю информацию) о текущем А-состоянии объекта – источника физических полей (компонент А-поля).

Таким образом, информационные А-поля Утиямы – это физический фундамент реального проявления внутренней информации объектов. В развитие теории Р. Утиямы информационные поля известны сейчас в квантовой физике как калибровочные (обобщенные калибровочные) поля Янга-Миллса.

Физичность информационного А-поля в микромире Р. Утияма подтверждает следующими аргументами:

• каждому независимому свойству (параметру) а_i элементарных частиц из А-вектора свойств соответствует своя компонента информационного поля – физическое поле Аi, которое несет информацию об этом свойстве и через которое осуществляется взаимодействие между частицами, соответствующее данному свойству;
• уравнения потенциала компоненты Аi информационного поля и способ связи частицы, обладающей свойством а_i , с этой компонентой определяются законом сохранения свойства аi (заряда, массы, импульса и т.п.);
• передача информации между частицами осуществляется посредством корпускулярных агентов (квантов) с нулевой массой покоя.

Свойства частиц могут быть независимыми (тогда им соответствуют т.н. коммутативные физические компоненты калибровочного поля) и зависимыми. В последнем случае, как утверждает теория калибровочных полей, некоммутативным зависимым компонентам свойственно самопорождать физических "собратьев" – другие компоненты того же калибровочного поля. Иными словами, информационное А-поле способно порождать физические поля в виде своих субкомпонент. Поскольку в общем случае свойства объектов взаимозависимы, эффект самопорождения физических субкомпонент калибровочного поля в дополнение к исходным физическим компонентам важен для понимания субстанциональной природы информационного А-поля. В связи с этим обратим внимание на некоммутативность спина элементарных частиц, что согласно Утияме приводит к самопорождению соответствующего спинового поля при взаимодействии калибровочного поля с частицей.

Согласно Утияме за состоянием элементарных частиц как физических объектов можно следить только с помощью калибровочных полей, соответствующих свойствам частиц. Это является следствием общей теории калибровочных полей, утверждающей, что фундаментальные частицы обмениваются между собой соответствующими силами благодаря калибровочным полям. Шестнадцатикомпонентное калибровочное поле, объединяющее электромагнитное и слабое ядерное взаимодействия, стало первым практическим "объединением" полей в рамках общей теории поля (С. Вайнберг, А. Салам, Ш. Глэшоу; Нобелевская премия 1979 г.). Согласно Утияме сильные (глюонные) внутриядерные взаимодействия осуществляются посредством некоммутативного калибровочного поля. Усилия физиков направлены сейчас на "суперобъединение" четырех известных типов взаимодействий (полей) в рамках единого многокомпонентного калибровочного поля – информационного А-поля, подчиняющегося единому фундаментальному принципу.

В качестве такого единого поля предлагается, например, физический вакуум (Г.И. Шипов. "Теория физического вакуума"), единым фундаментальным принципом которого является EGS-концепция его универсальных поляризационных (фазовых) состояний, проявляющихся на микро- и макроскопическом уровнях: в состоянии зарядовой поляризации физический вакуум проявляется как электромагнитное поле (E), в состоянии спиновой продольной поляризации – как гравитационное поле (G), в состоянии спиновой поперечной поляризации – как спиновое поле (S).

Теория полагает возможными и другие поляризационные состояния физического вакуума, а, следовательно, и другие поля. Но самый трудный вопрос – о физических носителях внутренней информации и волновых потенциалов полей. Утияма полагает, что эти носители имеют общую физическую природу, связанную со свойствами пространства.

Если физический вакуум (или некоторое его состояние) – информационное А-поле, то вектор свойств А, порождающий это поле, может быть отнесен только к одной субстанции – пространству, изотропно и однородно заполненному физическим вакуумом. Значит, информационное А-поле субстанционально редуцируемо (упрощаемо) только к субстанции – пространству и более ни к чему. Следовательно, информационное поле согласно концепции физического вакуума субстанционально предшествует другим полям и субстанциям – корпускулярно-вещественной форме материи (антиматерии), физическим полям, сознанию, но не пространству. В частности, что бы ни понималось под "духом" как метафизической субстанцией, он, "проницая всё и вся" подобно эфиру, в мире физической материи должен иметь не менее вездесущего агента. На эту роль может претендовать только один агент – виртуальное информационное поле, которое, материализуясь во внешней информации, кооперирует физику смысла с метафизикой духа (вопреки научно философскому позитивизму).

В связи с изложенным представление о том, что в неживой природе нет структур, "специализирующихся" на отражательных процессах, подлежит пересмотру. Спин элементарных частиц, корпускулярно-волновые пакеты, физический вакуум, виртуальные частицы, "квантовые точки" как локальные нано- и пикометрические "электронные ловушки" для микрочастиц – по-видимому, далеко не полный перечень таких структур, живо обсуждаемых в физических публикациях¹⁾ .

Пример 2. Дихотомический спин элементарных частиц полагается многими физиками физическим полевым переносчиком и хранителем двоичной информации, откуда следует рефлексивная гипотеза об онтологическом генезисе двоичного кода. Электронно-позитронный волновой пакет ("фитон") как элементарная квантово-полевая структура физического вакуума (с взаимно скомпенсированными спинами входящих в него частиц) полагается многими физиками как возможный виртуальный переносчик и хранитель информации в информационном поле, возбуждаемом при любой спиновой поляризации подобных пакетов. Квантовые точки – атомарные системы размером 10^-9 м и менее – позволяют уже в обозримом будущем конструировать компьютерные логические элементы с использованием спина электрона, а также безэнергетического информационного процесса "квантовой телепортации".

Часть указанных в примере 2 структур и феноменов не наблюдаема, однако при определенных условиях содержащаяся в них информация проявляется в полях и сигналах, доступных нашим ощущениям и сознанию непосредственно или опосредованно через приборы²⁾ . Так, ненаблюдаемая структура физического вакуума является средой наблюдаемого волнового распределения полевых потенциалов. Ненаблюдаемая информация, хранимая в недрах бессознательного (архетипы и др.) неведомыми (пока!) каналами связи передается в сознание (а из сознания в действие). Когерентные (синфазные) волны света несут ненаблюдаемую информацию, проявляющуюся в форме голограмм. Из когерентных спектральных составляющих радиосигналов можно извлечь информацию, "потерянную" в шумах. Если отрицать ненаблюдаемую внутреннюю информацию в косной природе, то логично отрицать ее существование и в геологических образованиях, хранящих наблюдаемые следы прошедших эпох, в палеонтологических и археологических находках, наконец, в книгах и на компьютерных дисках, хотя и созданных человеком, но все же "неживых". Если человечество за относительно короткий период своего существования сумело создать "неживую память", то можно ли безоговорочно утверждать, что прародительница природа за гораздо более длительный период своего развития не могла создать более емкую память для хранения своей внутренней информации?! Таким образом, физика вплотную подошла к представлению о ненаблюдаемой трансцендентальности как объективной реальности, к признанию этой трансцендентальности научной областью исследования. Здесь материализм встречается с идеализмом, не конфронтируя с ним по принципу "кто не с нами, тот против нас", а сотрудничая по принципу кота Леопольда: "Ребята, давайте жить дружно!". Полагаем, что такое сотрудничество удовлетворяет плюралистическим вызовам времени, чуждым черно-белого восприятия мира.

При всей дискуссионности обсуждаемых физических моделей философия по своему статусу не должна элиминировать (исключать) их из своей "базы проблем". Требуется непредвзятый методологически выверенный философский анализ. В частности, философ, "паря над схваткой", должен, как нам представляется, обращать пристальное внимание на два фактора: 1) степень изоморфности (сходства) выходных параметров моделей и соответствующих выводов; 2) степень независимости моделей по аппарату исследования, терминологии, первоисточникам, опытным данным.

Именно изоморфность и независимость (в указанном смысле) нескольких математических моделей развития и последствий глобальной ядерной войны дали одно из веских оснований ООН принять в свое время ряд известных судьбоносных ограничений на ядерные испытания и ядерные вооружения. Изоморфность и независимость многих исторически параллельных научных открытий и технических изобретений (исчисление бесконечно малых, законы сохранения материи и энергии, радио, самолет, электронный компьютер и др.) всегда давали немедленный толчок их развитию и практическому внедрению, в то время как уникальные достижения воспринимались с "восхищенным недоверием" и требовали неоднократного подтверждения (например, частная и общая теории относительности, рентгеновские лучи и др.).

Один из важных изоморфизмов трех независимых постнеклассических физических моделей вакуума и информационного поля (Вейник А.И., Шипов Г.И., Taylor R.), выявленный автором, состоит в их волновой ориентации. Согласимся, что корпускула ассоциируется, скорее, с физической материей как вещественным субстратом, а волна – с полем как более тонкой, почти виртуальной формой существования физической материи. Не сговариваясь, авторы всех трех моделей приходят к общим фундаментальным выводам:

1. волны поля несут информацию об источнике поля и препятствиях его распространению;
2. степень когерентности (синфазности) разных волн одного и того же поля существенно влияет на его информативность;
3. виртуальная информация, содержащаяся в волне некоторого поля, при определенных условиях может стать явной информацией в материально-энергетической форме сигнала.

Экспериментальные подтверждения: голография Д. Габора (скрытая информация, присутствующая в когерентных волнах поля, проявляется в голограмме!); оптимальные фильтры и "компрессоры сигнала" в технике связи и локации (скрытые в шумах сигналы, о которых наблюдатель даже не подозревает, становятся наблюдаемыми!).

Пример 3. В радиотехнике оптимальная фильтрация сигнала часто производится путем синфазирования частотных составляющих сигнала, что вызывает так называемое "сжатие" сигнала и появление сжатого сигнального "пика" в определенный момент времени t₀ над порогом обнаружения (рис.2.1.а: порог обнаружения "Порог"; частотные составляющие u₁,u₂,u₃; сигнал u₁+u₂+u₃). При малейшем сдвиге фаз относительно t₀ пик сигнала рассыпается и может скрыться под порогом обнаружения (рис.2.1.б).

Техническая реализация оптимальных фильтров достаточно разнообразна. Для нас важно их общее свойство – подобие (т.е. совпадение с точностью до постоянных коэффициентов) информационных характеристик передаваемого сигнала и приемника этого сигнала. Такой приемник и есть оптимальный фильтр. Очевидно, что оптимальная фильтрация возможна при условии априорного знания приемником информационных характеристик ожидаемого сигнала (как минимум, его частотного спектра). Оптимальная фильтрация, доведенная до схемотехнических решений, материализует философскую суть эффективного познания объекта: субъект должен уподобиться объекту, чтобы эффективно познать последний.

Рис. 2.1. 

Сосредоточение мысли субъекта на объекте познания, по нашему мнению, есть процесс именно такого уподобления, самонастройки интеллектуального приемника субъекта на режим оптимальной фильтрации сигналов познания, передаваемых объектом. Важно, что для адекватного уподобления объекту познания субъект должен априори, если не знать, то, по крайней мере, представлять латентные познаваемые свойства объекта. Следовательно, для эффективного познания субъект априори должен иметь теорию объекта, чтобы настроить свои средства познания (чувства, приборы, мозг) на режим оптимальной фильтрации сигналов, несущих внешнюю информацию об объекте: "решая задачу, знай ответ" (математика), "нужная информация – тому, кто ее ожидает" (ученые, экстрасенсы), "каждый видит (слышит) то, что хочет видеть (слышать)" (мистические практики познания: йога, буддизм, дзэн, исихазм и др.).

Если техника, созданная человеком, демонстрирует такие возможности, может быть, и сам человек способен извлекать латентную информацию за счет самонастройки мозга и всего тела (мыслит весь организм!) на прием волн информационного поля. Так, голографический способ записи и воспроизведения изображений полагается многими биологами и физиологами основой объемности механизма зрения. Не объясняет ли понятие информационного поля природу априорного знания (см. тему 6), кантовского "чистого разума"?

И тем не менее указанные модели мы относим к девиантной науке, ибо в рамках господствующей физической парадигмы мироздания им пока не находится места.

0.2.1.3.Измерение информации

Если информация – физическая сущность, она должна согласно рациональной научно-философской доктрине поддаваться измерению. Первые методы измерения информации были предложены в начале ХХ в. (Р.А. Фишер, Р. Хартли). Продолжая начатое, Н. Винер в "Кибернетике" (1948 г.) оперировал математическими понятиями "количество информации" и "энтропия", которые в том же 1948 г. независимо от Винера использовал и К.Э. Шеннон, конституировавший теорию информации как математическую теорию связи. Заметим, что энтропия Винера – Шеннона – это информационная энтропия, в отличие от термодинамической энтропии Больцмана – Максвелла – Клаузиуса. Последняя исторически предшествовала понятию информационной энтропии. Лингвистическое совпадение этих понятий не случайно – за ним стоят важные содержательное и математическое совпадения, ибо в обоих случаях энтропия характеризует степень разнообразия состояний системы (источника информации, физической или иной системы).

Для теории информации важно сопоставить математические понятия информационной энтропии (далее просто энтропии) и количества информации. В рамках вероятностного (содержательного) подхода энтропию принято считать мерой неопределенности случайного выбора источником того или иного своего состояния. Любой подобный выбор, приводящий к ограничению разнообразия и неопределенности состояний источника информации, уменьшает его энтропию, увеличивая при этом количество информации как меру определенности выбора. Выбор, хоть и делается источником, принуждается (навязывается) потребителем информации, управляется этим потребителем, познающим источник.

Пример 4. Факт получения информации субъектом об объекте есть выбор, приводящий к ограничению разнообразия и неопределенности состояний объекта, но только в гносеологическом смысле. Мы вправе полагать, что не только субъект, но и объект в информационном процессе познания осуществляет свой выбор в форме одного из возможных объектных состояний как информационно эквивалентную реакцию на выбор субъекта. Отличие объектного информационного выбора от субъектного усматривается нами в том, что первый не приводит к уменьшению разнообразия и неопределенности последующих объектных выборов, т.к. каждый из них – всего лишь ситуативная фиксация очередного выбранного состояния. Если представить состояния объекта как шары в урне, то опосредованный (виртуальный) выбор шаров эффективно познающим субъектом производится без возврата в урну, в то время как объект выбирает (предъявляет) их с возвратом. И это понятно – объект один, а субъектов, пытающихся его познать, много; если "шары" не возвращать в урну, на всех не хватит. Такой выбор есть не что иное, как генерирование копии "шара", т.е. копии состояния объекта.

Энтропия вычисляется через число возможных состояний источника и вероятности его перехода в эти состояния. Соответственно, количество информации, полученной от источника в результате опыта (акта познания), считается мерой неопределенности, снятой опытом – количество информации есть мера определенности опыта. Именно в таком смысле понимал энтропию и количество информации К.Э. Шеннон. Поскольку опыт уменьшает доопытную неопределенность, Шеннон предложил под количеством информации, полученным в опыте, понимать разность между априорным и апостериорным значениями энтропии³⁾ . Отсюда следует, что энтропия и количество информации должны вычисляться в одних и тех же единицах для любого источника вне зависимости от содержания его состояний ⁴⁾.

Определить для любого источника его состояния и их вероятности, по-видимому, можно лишь с известной степенью приближения и субъективизма⁵⁾. Особенно трудно определить возможные состояния мыслящих источников информации, у которых эти состояния неподконтрольны. Для таких источников измерять информацию в понятиях энтропии и количества информации следует с осторожностью. Однако для нас главное – понять, что возможные состояния источника априорны, ибо не зависят от опыта, в то время как наблюдаемые в опыте состояния (события) апостериорны. Следовательно, об энтропии источника можно судить a priori и a posteriori, а о количестве информации – только a posteriori. Априорность энтропии и апостериорность количества информации позволяют сделать следующий вывод: априорная энтропия источника (если она поддается измерению) полностью, а апостериорная частично характеризуют количественно его внутреннюю информацию, апостериорное количество информации – внешнюю информацию источника.

Пример 5. Если полагать, что число состояний Универсума стремится к потенциальной бесконечности, то потенциальная энтропия Универсума как источника информации количественно тоже стремится к бесконечности. На фоне научно-философской полемики о пространственно-временной бесконечности или конечности Вселенной приведенное суждение позволяет утверждать, что если Вселенная и бесконечна, то прежде всего в информационном смысле. Трудность нашего положения обусловлена отсутствием экспериментальных или имитационно-вычислительных методов проверки информативности Вселенной как наиболее доказательных в рациональной науке. Попытка же абсолютного, полного познания источника с бесконечным числом состояний приводит к порочному кругу, внутри которого мы вынуждены вращаться бесконечно долго, задавая бесконечное число вопросов и получая на них столько же ответов, которые для своего хранения потребуют бесконечной памяти. Отсюда количество информации, получаемой в любом опыте, всегда конечно и не превышает энтропии источника – Универсума или любой входящей в него системы. Данные рассуждения имеют и строгую математическую основу (закон конечной информации).

Измерение информации традиционно связывается с кибернетическими системами (биологическими и искусственными). Однако нельзя отрицать, что кибернетические системы являются одновременно и физическими системами, раз они подчиняются общим физическим законам (в том числе, второму началу термодинамики) и состоят из тех же химических элементов (и отчасти веществ), что и неживая природа. Отсюда следует, что в кибернетической системе должна постоянно происходить борьба между порядком (управляемостью, несвободой, знанием, жизнью с ее неравновесностью) и хаосом (неуправляемостью, свободой, незнанием, смертью с ее равновесием). В этом плане необходимо более внимательно отнестись к взаимодействию эволюционного механизма со вторым началом термодинамики и взаимосвязи термодинамической и информационной энтропийных составляющих в рамках общей энтропии системы.

Пример 6. Неумолимая смерть биологических систем воочию свидетельствует о подобных связях и энтропийном дуализме природы каждой системы, общая энтропия которой содержит две составляющих – термодинамическую и информационную как операнды некоего уравнения, пока неизвестного математической физике. Относительно информационной энтропии теория информации утверждает, что в закрытой (замкнутой) системе, изолированной от окружающей среды, энтропия может изменяться в пределах от нуля (одно из состояний достоверно, остальные невозможны) до максимума, зависящего от числа состояний, когда их вероятности одинаковы. В той же системе термодинамическая энтропия никогда не уменьшается. В крайнем случае, она может оставаться постоянной и, соответственно, общая энтропия системы может возрастать, уменьшаться и оставаться постоянной, никогда не достигая нуля.

Приведенный пример – идеализация. Реальная биологическая система (как и любая система небиологического происхождения) проявляет себя в разное время и в разной степени как открытая и закрытая системы одновременно, ибо среда всегда в той или иной мере вносит возмущения в системы, невзирая на их классификацию, придуманную людьми. Закрытые системы независимы друг от друга. Но эта независимость, скорей всего, метафизична. Физична только зависимость систем, совместно обитающих в Универсуме, как зависимы все люди, обитающие на Земле. Информационная энтропия открытого зависимого источника (системы) условна в том смысле, что она определяется при условии известных состояний остальных влияющих источников (систем), входящих в среду обитания зависимого источника. В данном контексте условна и апостериорная энтропия как вычитаемый операнд выражения для количества информации, ибо наблюдатель (субъект, потребитель информации) и наблюдаемый объект (источник информации) в любом опыте взаимозависимы. Полная информационная независимость от среды (как вырожденный случай, когда энтропия становится безусловной) возможна при потере системой адаптации к среде, при подавляющих помехах в каналах связи и управления. Даже если такой вырожденный случай возможен, теплообмен между средой и системой (термодинамику) как одну из примитивнейших форм движения материи исключить невозможно, разве только при абсолютном нуле температур, который недостижим (согласно третьему началу термодинамики). В общем, в философии информации для термодинамики и теории информации открыто общее поле интересов.

Мы рассмотрели вероятностный подход к измерению информации. В современной информатике прикладное значение имеет измерение информации, циркулирующей в каналах связи и управления и хранимой на носителях информации. Для этого чаще используется комбинаторный (алфавитный) подход А.Н. Колмогорова, представляющий информацию в виде последовательности знаков и ориентированный на определение длины данной последовательности. Комбинаторная мера количественно ограничивает информационное разнообразие "сверху" числом возможных комбинаций. Там, где есть ограничение сверху, должны быть и механизмы ограничения снизу. Их несколько. Онтологически наиболее значимым является ограничение разнообразия снизу неделимостью информационного кванта, соответствующего двум состояниям (информативность – 1 бит). Меньше (одно состояние) – однообразие с нулевой информативностью. Можно возразить, что рассуждения о минимальной информативности кванта в один бит и неинформативности однообразия суть абстрактные суждения, исходящие из свойств логарифмической функции от аргумента – разнообразия по двоичному основанию логарифма 1 bit = log₂2. На самом деле логарифмическая мера информации вполне физична.

Пример 7. Психофизический закон Вебера – Фехнера постулирует интенсивность ощущения как величину, пропорциональную логарифму интенсивности физического раздражения. Время реакции на раздражения при числе раздражителей k пропорционально логарифму k. Что есть передача раздражения, как не информационный процесс? Что есть интенсивность ощущения, как не количество информации, полученное в этом процессе? Из теории поиска известно, что число шагов наиболее эффективного по быстродействию двоичного поиска в системе с равновероятными состояниями равно логарифму числа состояний (размера поискового пространства). Наконец, утверждение о нулевой информативности системы с одним известным состоянием (log 1 = 0) не противоречит интуиции здравого смысла, что также немаловажно.

И вероятностный, и комбинаторный подходы к измерению информации имеют отношение только к привычной внешней информации. Что касается количественных мер для измерения внутренней информации, то, по нашему мнению, они нецелесообразны (по крайней мере, в современной науке). Ведь внутренняя информация объекта как его семантическое образное содержание (смысл, концепт, самоотображение) – не число, не материя и не энергия. Рациональная установка физика Галилея (Галилео Галилей был одновременно и выдающимся философом (см. его "Диалог о двух главнейших системах мира – Птолемеевой и Коперниковой", "Беседы и математические доказательства, касающиеся двух новых отраслей науки"). ) сделать всё неизмеряемое измеряемым представляется неприменимой для скрытых (объективных) смыслов, для субъективного понятия новизны информации и субъективных привносимых смыслов. Внешнюю (материально-энергетическую плюс идеальную) и внутреннюю (идеальную) формы информации "аршином общим не измерить": "идеальная информация не содержит в себе ничего, поддающегося измерению, следовательно, доступная измерению информация не может быть идеальной" (Н. Винер "Я – математик"). Используемая в современной теории информации мера – информационная энтропия источника информации – в большинстве случаев не более чем формальная дань галилеевской парадигме измеримости, математическая условность в интересах рациональных доказательств теории информации, и не более того. Поэтому информационная энтропия – всего лишь условная мера внутренней информации, не имеющая статуса истинной "меры".

Что касается информационного поля как возможного носителя внутренней информации, то измерять хранимую в нем информацию, как мы измеряем файлы, хранимые на материальных носителях, пока представляется столь же гипотетическим, сколь и существование самого информационного поля.

0.2.1.4.Закон сохранения информации

Будучи уверенными в существовании внешней информации об объекте и предполагая, что внутренняя информация объекта как сущность тоже "есть", согласимся, что вне зависимости от своей формы информация должна подчиняться некоторым законам, свойственным любым сущностям и существующим объектам природы. Последняя "не знает" о своих законах, как не знает ни науки, ни математики, используемых людьми для описания этих законов – изобретений человеческого ума. Полагаем, что природе свойственны закономерности, законосообразности вне зависимости от человека, а законы природы, тем более облеченные в математическую форму, являются продуктами человеческого разума (Согласно Н. Винеру "невозможно доказательство того, что природа подчинена законам…", но "…без веры, что природа подчинена законам, не может быть никакой науки".) .

Основными законами природы являются законы сохранения. Значит, должен существовать и закон сохранения информации. Данный закон еще не обрел подобающего ему статуса среди других законов сохранения, возможно, потому, что до сих пор не достигнуто взаимопонимание об атрибутивной информации, о месте информации в ряду философских и общенаучных категорий, об отношениях информационной и термодинамической форм энтропии. Но от этого закон сохранения информации представляется нам не менее значимым, являясь одним из фундаментальных законов мироздания.

Количественный закон сохранения информации, а точнее закон сохранения энтропии, имеет строгое теоретико-информационное доказательство в математической форме. В философии информации мы приведем его в вербальной форме: для замкнутой (закрытой) системы текущая сумма количества взаимной (внешней) информации между источником и потребителем и их совместной энтропии есть величина постоянная, равная сумме априорных энтропий источника и потребителя (Догадки о существовании такого закона высказывались, начиная с 60-х г.г. ХХ в., многими учеными и философами, полагавшими, что некоторая математическая композиция энтропии и количества информации (шума и информации) должна быть константой. Значение этой константы определено автором в 2000 г. в предположении, что априорные энтропии источника и потребителя можно измерить.) .

Сумма априорных энтропий источника и потребителя есть константа сохранения, не зависящая от интенсивности и энергетики информационного процесса между ними (внутренняя и внешняя формы информации инвариантны к своим носителям). Смысл константы сохранения в том, что в любом информационном процессе совместная внутренняя информация источника и потребителя неизменна. Сумма априорных энтропий может интерпретироваться как суммарное "количество априорного знания" источника и потребителя друг о друге. Напоминаем, что вопрос об измеримости энтропий и их суммы остается открытым, поэтому приведенная формулировка закона справедлива только в рамках рационально-материалистической философии с ее математическим дискурсом.

Если же внутренняя информация идеальна, а потому не измеряема, тогда количественный закон сохранения информации становится качественным законом с чисто философским подтекстом. А именно: неизмеряемая внутренняя информация, частично проявляясь в измеряемой внешней информации, остается неизменной в своей идеальной сущности.

Если информационный процесс имеет физическую (материально-энергетическую) природу, значит, в нем идеальная сущность информации проявляется в ее материальном существовании, и, следовательно, между философскими категориями материи и идеального – не пропасть (как уверяют материалисты), а мост. Этот мост существовал всегда, а закон сохранения информации просто лишний раз напомнил об этом своей идеальной константой сохранения.

Как показано выше, внутренняя информация физически не наблюдаема в опыте, как не наблюдаем физический вакуум – низшее энергетическое состояние квантовых полей. Значит, носитель (вернее, хранитель) информации в виде гипотетического информационного поля имеет неэнергетическую или, по крайней мере, субэнергетическую природу, а закон сохранения энергии к такому носителю если и применим, то с очень серьезными оговорками. Зато наверняка закон сохранения энергии не применим к "носимому" – трансцендентальной внутренней информации, которая вместе с внешней информацией подчиняется собственному закону сохранения – закону сохранения информации вне материально-энергетических представлений. Обычно материально-энергетические законы сохранения строго формулируются для закрытой (замкнутой, изолированной) системы. Но информация проявляется лишь во взаимодействии систем (минимум двух), частично являя внутреннюю информацию во внешней, и закон сохранения информации не может не считаться с обеими формами информации. Даже закрытая система в информационном аспекте представляется нам состоящей, как минимум, из двух открытых подсистем – подсистемы источника и подсистемы – потребителя информации . Таким образом, сумма априорных энтропий как гипотетическая количественная мера общей внутренней информации источника и потребителя является константой сохранения, инвариантной к интенсивности информационного метаболизма до тех пор, пока метаболизм не изменяет уровень самоорганизации одной или обеих подсистем – участниц информационного процесса. Количественно новый уровень самоорганизации подсистемы соответствует новому значению ее априорной энтропии. Значит, в динамике развития (или деградации) подсистем (источника и потребителя) информационная константа сохранения, не являющаяся физической мировой константой, будет изменяться вместе с изменением их внутренней информации. Правда, такое изменение представляется не перманентным, а скорее скачкообразным, соответствующим синергетическим представлениям о бифуркационных и полифуркационных процессах. Но в каждом информационном взаимодействии, соответствующем значению константы сохранения, достигнутому на очередном "скачке" самоорганизации, приведенный закон сохранения информации действует неукоснительно, а динамичная внешняя информация количественно не может превысить текущего значения минимальной из энтропий, которые входят в достигнутую константу сохранения.

Пример 8. Замкнутая среда и зависимая от нее открытая система информационно взаимодействуют друг с другом, при этом информативность (энтропия) среды больше информативности системы, ибо последняя включена в среду, а не наоборот. Характер информационного взаимодействия системы со средой во многом зависит от целей системы. Если цель – самоорганизация, то с синергетической точки зрения система приобретает информацию в количестве не более того, сколько может "переварить", использовать для своей самоорганизации, исходя из накопленного ею информационного разнообразия. Если же цель – самообучение, то с точки зрения когнитологии и эпистемологии система познаёт то, что может, а если хочет познать больше, должна увеличить свои информационные возможности, т.е. потенциальную информативность своего тезауруса (базы знаний), свое информационное разнообразие. С позиций информационного монизма информационное поле среды открыто системе лишь в меру возможностей восприятия внешней информации тезаурусом системы. Поскольку тезаурусы разных систем, входящих в среду, различны, системы воспринимают разную внешнюю информацию от среды даже в общем информационном процессе. Но и источник генерирует при этом количественно разную для всех информацию. Так, несколько наблюдателей некоторого объекта могут сделать на основе одного и того же наблюдения разные выводы, как из-за разной информативности своих тезаурусов, так и по причине разных "ответов" объекта на разные "вопросы" наблюдателей к одним и тем же результатам наблюдения. Разные социумы и разные индивиды недопонимают менталитет друг друга (и до конца не поймут!), потому что, вероятно, "взрыхляют" разные (в лучшем случае частично пересекающиеся) участки информационного поля. Таким образом, информационное разнообразие систем в Универсуме обусловлено в существенной мере разнообразием системных тезаурусов, селектирующих доступную им информацию в информационном поле Универсума в строгом соответствии с законом сохранения информации.

Важным следствием закона сохранения информации является жесткое количественное ограничение, накладываемое на информационный процесс достигнутой (текущей) информативностью его участников (источника и потребителя информации): их суммарная энтропия как количественная мера общей внутренней информации – константа, сохраняющаяся до следующего этапа развития (деградации).

Если считать при этом, что развитие систем как увеличение их организованности (порядка) связано с уменьшением энтропии, то каков предел такого уменьшения? Согласно теории информации энтропия в любой из своих форм не может быть отрицательной, ведь нуль-энтропия – это тупик развития (стопроцентная определенность). Термодинамический аналог – состояние физической системы при абсолютном нуле температур, соответствующем нулевой термодинамической энтропии, которая недостижима (третье начало термодинамики). Значит, потенциал развития систем всегда есть. Была бы нужда в науке, если все было бы познано? Возможно ли развитие общества, достигшего своего "последнего состояния"?

Кинетика количества внешней информации и потенциальность энтропии внутренней информации отличаются от превращения потенциальной энергии в кинетическую тем, что апостериорная условная энтропия не есть мера остатка априорной энтропии внутренней информации источника после генерации внешней информации, как это казалось бы при тривиальном энергетическом подходе. В отличие от энергии, которая "не есть", информация, которая "есть", не преобразуется из потенциальной внутренней формы в кинетическую внешнюю. Апостериорная энтропия количественно характеризует лишь апостериори недополученную (неотраженную, невоспринятую, непознанную) потребителем часть внутренней информации источника, измеряемой (?) посредством его априорной энтропии.

Таким образом, внутренняя информация не превращается во внешнюю, а лишь частично реплицируется (тиражируется, копируется) в нее; нереплицированная часть внутренней информации есть дефицит внешней информации (информдефицит), а количественно – часть энтропии (Напомним, что количественное измерение внутренней информации (подобно потенциальной энергии) представляется нам излишним. Сейчас трудно предсказать, как будет (и будет ли!) измеряться внутренняя информация в рамках грядущей информационной парадигмы и, соответственно, какой будет новая формулировка закона сохранения информации.) . Этим информационные процессы отличаются от материально-энергетических, где превращение имеет буквальный смысл – энергия нереплицируема. Кажущееся разрушение (уничтожение) внешней информации об объекте не разрушает внутренней информации объекта. Последняя лишь рассеивается и может быть восстановлена, чем, кстати, пользуются на практике (криптографическая защита, протоколы Интернета, сжатие файлов, компьютерные вирусы-невидимки, шумоподобные сигналы и др.).

Закон сохранения информации постулирует, как и следовало ожидать, что информация не возникает из "ничего". Не будь внутренней информации, внешняя информация не появлялась бы из "ничего". Закон сохранения информации можно было бы считать трюизмом, ибо всем сохраняемым величинам даны такие определения, что они должны сохраняться. В этом данный закон подобен любому закону сохранения (энергии, импульса, заряда и т.д.). Но парадокс в том, что законы сохранения, в основе которых лежат обычно самые простые и интуитивные представления, легче назвать трюизмами после того, как они доказаны, поняты и сформулированы, нежели до того. Возможно, в дальнейшем выявятся и другие законы взаимосвязи между свойством и отношением в феномене информации, уже не представляющиеся трюизмами.

Характерно, что закон сохранения и превращения энергии, постулирующий неизменность полной энергии изолированной системы, формально близок к рассмотренному закону сохранения информации. Не означает ли формальная близость двух законов их содержательного родства?

Прежде всего, содержательного родства нет между информацией и энергией. Ведь энергия в естествознании (как и масса, сила или длина) – всего лишь мера, придуманная людьми (по-древнегречески "энергия" – это действие, деятельность, а не некое количество). По-русски "естество – всё, что есть" (В.И. Даль). Энергия-действие, энергия-деятельность как явления сущностей, которые "есть" и сами могут быть представлены как процессы (согласно принципу процесса Уайтхеда), могут исследоваться естествознанием как способность сущностей производить работу. А вот энергии-меры как естества "нет", она лишь используется естествознанием для различения естественных процессов по их интенсивности (в контексте информационного разнообразия "естества"). Поле тоже "есть", а понятие энергии поля тоже привнесенное, вторичное. Информация "есть"; соответственно, количество информации как мера лишь используется для различения информационных процессов и исследования информации. В данном контексте полагаем разумным трансформировать триаду "вещество – энергия – информация" в "вещество – поле – информация".

Проблема отношений вещества, энергии, поля и информации представляется понятной при атрибутивном подходе к понятию информации. Вещество содержит внутреннюю информацию в безэнергетическом информационном поле, "энергичный" полевой носитель нужен для передачи внешней информации, частично воспроизводящей внутреннюю информацию. Данное суждение имеет отношение к физическому материальному миру, которому присущи вещество, энергия, поле и вещи (тела). Как уже отмечалось, философское понятие материи носит отвлеченный, метафизический характер – не менее отвлеченный, чем понятия души и духа. Полагаем, будущая физика, кроме материи как объективной реальности (физической части бытия), будет вынуждена заниматься субъективной реальностью и даже субъективно-объективной ирреальностью, весьма далекими от физической "материи", данной нам в ощущениях. И тогда сбудется предсказание С.И. Вавилова о кардинальном изменении содержания физики с введением в ее обиход "способности, сходной с ощущением".

Рефлектируя по данному вопросу, А.И. Вейник в "Термодинамике реальных процессов" предложил закон сохранения информационной энергии (информэнергии) как меры количества поведения эволюционирующей системы. По Вейнику, поведение такой системы характеризует ее проявление вовне в самом широком смысле при взаимодействии с окружающей средой.

Соглашаясь с Н. Винером, что информация – не материя и не энергия, тем не менее, согласимся и с А.И. Вейником, что материально-энергетические и информационные процессы как материальные и идеальные формы деятельности сущностей мироздания глубинно взаимосвязаны. Ведь любое материально-энергетическое (вещественно-энергетическое) взаимодействие есть одновременно информационный процесс. Создаваемое при этом поле взаимодействия содержит информацию о своих источниках, иначе мы ничего не узнали бы о них и о взаимодействии между ними.

Взаимодействие может быть вещественным, деятельностным (энергетическим) и информационно-полевым. Будем считать, что энергия характеризует интенсивность, а количество информации разнообразие взаимодействия. Вместе энергия и количество информации с разных сторон характеризуют изменение состояния систем. Содержательно информация и энергия различны, но поведенчески они во многих частностях схожи. Если по аналогии с кельвиновской градацией ценности видов энергии перейти к градации ценности видов взаимодействия, то по убыванию ценности их можно расположить так: информационное → энергетическое → вещественное. По степени своего воздействия на объекты энергия и информация, пожалуй, не уступают друг другу, ведь можно не только огнем, но и "глаголом жечь сердца людей". При этом энергия воздействует на объекты непосредственно в силовой форме, а информация в большинстве явленных процессов нашего вещного мира – опосредованно – через энергию, которой она (информация) управляет. Более того, в этом мире все явленные информационные процессы энергозависимы, а энергетические процессы информационно зависимы в том смысле, что перенос информации, как правило, производится материально-энергетическим носителем (сигналом), а перенос энергии обычно инициируется информацией (Неявленные информационные процессы либо не зависят, либо слабо зависят от энергии. ).

Но как только мы переходим от понятия информэнергии к его физической сущности, возникает проблема интерпретации: что это – смесь несопоставимых сущностей или самодостаточная сущность, не разложимая на информационную и энергетическую компоненты? Так, если информэнергию приложить к системе "человек", то можем ли мы количественно оценить поведение человека, если вслед за Вейником будем понимать поведение "в самом широком смысле" данного термина? Задача не из легких, и приступать к ее решению следует лишь после того, как будет прояснено физическое отношение между информацией и энергией – каузальное, корреляционное или независимое. Следом немедленно возникнет вопрос о физической единице информэнергии "бит-ватт-секунда".

Вейник утверждает, что переносится (передается) не информация, а энергия под действием разности так называемых информациалов как мер интенсивности информационного взаимодействия; информация же системы, как и температура или электрический потенциал, способна лишь изменяться в процессе передачи энергии. Данное утверждение, во-первых, смешивает воедино качественную сущность (информацию) и количественные свойства сущностей (температуру, потенциал), что неприемлемо, во-вторых, исключает само понятие информационного процесса (информационного взаимодействия). Если быть последовательным, то согласно Вейнику в мире остаются только вещественные и энергетические взаимодействия, информационный метаболизм исключен. Однако все энергетические процессы информационны, обратное утверждение под вопросом. Энергия – мера работы, совершаемой носителем информации в этих процессах. Кто же работодатель? – информация! – этот вывод следует из всего хода предшествующих обоснований – именно информация инициирует все взаимодействия. С другой стороны, информационный процесс принципиально может не нуждаться в известных формах энергии – быть безэнергетическим в традиционном понимании.

И, тем не менее, понятие информациала представляется уместным, но только для информационных процессов, в которых дефицит внешней информации (информдефицит) можно представить как информационный аналог энергетической разности потенциалов. При полной внешней информации (копии внутренней информации объекта) информационная "разность потенциалов" равна нулю (информдефицит отсутствует, объект познан), при отсутствии внешней информации ее количество равно нулю, а информдефицит максимален. Разность количества внешней информации и информдефицита и есть энтропийная константа сохранения в законе сохранения информации (энтропии). В данном контексте понятие информдефицита можно заменить понятием информациала, но не в интерпретации А.И. Вейника. В связи с изложенным не следует отрицать возможности информационной энергии как понятия, связующего воедино информацию и энергию, но не просто как две стороны одного процесса, а в его более глубоком онтологическом понимании как связи сущности, свойства и отношения. С позиций единства природы взаимодействий эта связь правдоподобна. И если мы по-своему отстаиваем ее существование, нет оснований отказать А.И. Вейнику, другим ученым и философам в аналогичном праве, как и в праве предлагать свои формулировки закона сохранения информации (Предложенное А.И. Вейником уравнение закона сохранения информэнергии, к сожалению, не содержит в явной форме параметров сохранения (констант, ограничений на их постоянство), что ставит под сомнение сам закон.).

Обоснование обобщенного информационно-энергетического закона сохранения (с привлечением экспериментальных данных) – благодарная область исследований для ученых и философов. Одним из продуктивных, заслуживающих специального исследования социально-экономических аспектов опосредованной связи количества информации с энергией как мерой работы могли бы стать стоимостные эквиваленты вещного товара (деньги) и ценности внешней (метаболической) информации как интеллектуального товара в информационном обществе. В то же время внутренняя информация "бесценна", ибо, если она не подлежит измерению, то и не является товаром, имеющим цену.

Известные в физике законы сохранения связаны с фундаментальным принципом симметрии физических законов (инвариантностью природы). Это значит, что, например, энергия, импульс (количество движения) и момент импульса сохраняются при изменении физических условий потому, что пространство и время изотропны и однородны. Если мы одновременно или последовательно в одном и том же месте или в разных местах в неподвижной или движущейся инерциальной системе координат проводим один и тот же эксперимент, получая всегда почти одинаковый результат (в пределах погрешности метода), то демонстрируем этим одно – фундаментальный принцип симметрии природы на субстанциональном уровне пространства-времени.

Согласно принципу симметрии электрон "вечен" по закону сохранения электрического заряда, протон "бессмертен" по закону сохранения барионного заряда. Однако мы ни электрон, ни протон не наблюдаем, а судим о них опосредованно (по экспериментальным данным). Законы сохранения выполняются не только для наблюдаемых, но и для ненаблюдаемых, но присутствующих в нашем сознании физических феноменов, например, для физического вакуума, волновых Ψ-функций, странностей (квантовых чисел, характеризующих адроны) и микрочастиц. Информация как идеальный феномен тоже не наблюдаема. Свойственный ей закон сохранения инвариантен к характеру информационных процессов (энергетических, безэнергетических) и свидетельствует о неизменности внутренней информации изолированного объекта при любых изменениях внешней информации. Таков принцип информационной симметрии.

0.2.1.5.Принцип взаимной информации

Известно, что информационный процесс эффективен, если передающая сторона (кодер, передатчик) и приемная сторона (приемник, декодер) согласованы (подобны) между собой по параметрам (спецификациям) кодов и сигналов. На языке философии это означает, что в информационном процессе познания субъект уподобляется объекту для восприятия внешней информации от последнего: "…ум, познавая, уподобляется вещи" (Х. Ортега-и-Гассет). На языке оптимальной фильтрации, это означает совпадение амплитудно-фазо-частотных характеристик приемника и передаваемого сигнала. Принцип подобия обратим: если, познавая, мое мышление должно уподобляться вещи, то это возможно лишь постольку, поскольку познаваемая вещь совпадает со структурой моего мышления, имеет с ней родство. Эти представления согласуются с известными принципами "настройки" мозга на взаимодействие с объектами познания в актах медитации, телепатии, вдохновения, озарения, догадки и т.п.

Состояние мысленного родства, по-видимому, требует больше, чем просто сознательной работы психики с ее шумящими знаковыми преобразованиями. Вслед за З. Фрейдом логично предположить, что та значительно большая часть мозга, которую, скорей всего, надо отнести к подсознанию, бессознательному, осуществляет параллельные с сознанием латентные процедуры познания, вероятно, через нешумящие, малоэнергетические каналы связи. Вопрос лишь в "малом" – подтвердится ли когда-то данное предположение, т.е. существуют ли такие каналы связи, и если да, то как их использовать для овладения скрытой информацией мысленного уподобления (Данные выводы согласуются с концепциями семантического поля и семантического вакуума В.В. Налимова.) .

Представим две физически взаимодействующие системы А и В (например, субъекта-наблюдателя и наблюдаемого объекта), которые, как отмечалось выше, в любом опыте взаимозависимы, в том числе и информационно. Согласно физическому принципу взаимности между двумя источниками полей и создаваемыми ими полями в местах расположения источников существует перекрестная связь. Следовательно, должна иметь место и информационная перекрестная связь между А и В, ведь поля являются носителями информации. Назовем информацию, связующую А и В, взаимной информацей. При нулевой энергии физического поля-носителя взаимная информация не исчезает, но продолжает циркулировать между А и В по безэнергетическому (малоэнергетическому) информационному каналу связи, который для классической науки представляется нонсенсом, а для нас вполне возможным. В теории информации доказано, что вне зависимости от природы канала связи количество информации, получаемой А относительно В, равно количеству информации, получаемой В относительно А (В.И. Дмитриев. "Прикладная теория информации). Следовательно, каждая из двух систем, принимая информацию о другой, через взаимодействие передает ей (даже вопреки "своей воле") внешнюю информацию о себе в том же количестве. Согласно алгоритмическому подходу А.Н. Колмогорова (тема 1, раздел 1.5) количество взаимной информации полагается мерой сложности объекта относительно субъекта, их обоюдная сложность должна быть согласована в информационном процессе. Иными словами, в любом взаимодействии существует взаимная информация, количественно одинаковая для взаимодействующих объектов. Назовем этот вывод принципом взаимной информации.

Пример 9. Пусть взаимодействие двух систем есть познание человеком (А) природы (В). Согласно принципу взаимной информации человек и природа, взаимодействуя, получают друг о друге количественно одинаковую взаимную информацию. При этом количественная взаимность вовсе не предполагает (хотя и не исключает) качественной (смысловой, целеполагающей) взаимности. Смысл и ценность взаимной информации для человека и природы в общем случае разные.

Нам кажется, что только мы познаем природу и воздействуем на нее. На самом деле эти акты взаимны: природа, "используя" взаимную информацию, тоже познаёт нас и воздействует на нас, как может – если не управлением (у нее обычно другие "цели", чем у нас), так причинением (атакующим или защитным). И количественный аспект здесь представляется не столь важным. Более актуальная проблема усматривается в самом существовании взаимной информации. Для понимания этого человечеству достаточно подняться над собственным Эго и ощутить себя в единстве с природой, не утешаясь иллюзией интеллектуального превосходства и "царственной" вседозволенности. Единство с природой может усматриваться, например, в целеполагании совместного с ней Блага. Все природные системы (в том числе антропные) информационно взаимны, деление их на объекты и субъекты информационного процесса условно. Так, например, "…познание не есть захват мертвого объекта хищным гносеологическим субъектом, а живое нравственное общение личностей, из которых каждая для каждой служит и объектом и субъектом" (П.А. Флоренский).

Пример 10. Акт (отношение) управления как информационное воздействие (команда, стимул, вопрос (В общем случае управление есть информационно-энергетическое воздействие, но мы сознательно пренебрегаем его относительно малой энергетикой, чтобы подчеркнуть главенствующую, определяющую роль информационной компоненты.)) на любой (а не только кибернетический) объект с целью изменения его состояния необходимо включен в акт познания (как исполнение, реакция, ответ). Обратная включенность (познания в управление) возможна, но не необходима. Действительно, объект управления, принимая команду, должен понять ее и через это понимание познать управляющего субъекта, прежде чем выполнять его команду. Иначе "между приказом и его выполнением существует пропасть. Соединить их должно понимание" (Л. Витгенштейн). При этом не исключено неадекватное исполнение непонятых команд, например, в условиях помех. При "силовом управлении" (причинении, физическом воздействии, насилии, административном нажиме) понимание команд принципиально не требуется ("Исполнять! И без вопросов!"). При этом энергия управления соизмерима с энергией вызываемого действия, а информационная компонента практически несущественна.

Принцип взаимной информации распространяется и на память, которая должна быть у природы – подобно памяти взаимодействующего с ней человека. Более того, в силу информационной взаимосвязанности человека и природы они должны бы обладать общей памятью. Общую память логично включить в область "общего разума" человека и природы – т.н. ноосферу, которая пока представляется неким идеалом, но, как и все идеалы, тревожит наш разум и чувства, побуждая нас к деятельности.

0.3.Лекция 3. Информация и управление

0.3.1.Понятие управления

Будем понимать под управлением некоторой системой процесс формирования ее целесообразного (эффективного) поведения. Управление может быть внешним (со стороны другой системы) либо внутренним (самоуправление). Основные постулаты управления:

1. энергия, затрачиваемая на управление, несоизмеримо мала по сравнению с общей энергией управляемой системы;
2. управление инициируется информацией.

Существуют разные виды управления. Основные из них: для управляемой системы – гомеостатическое, развивающее; для управляющей системы (регулятора) – программное, адаптивное, рефлексивное (Дружинин В.В., Конторов Д.С. "Проблемы системологии", 1976.) .

При гомеостатическом управлении управляемая система характеризуется некоторыми устойчивыми (стабильными) состояниями, а ощутимое отклонение от них через подсистему отрицательной обратной связи вызывает стабилизирующее управление от адаптивного регулятора. Гомеостаз как "консервативный" императив самоорганизующегося поведения характерен для многих классов управляемых систем, прежде всего биологических, кибернетических, интеллектуальных, социальных. Предпосылки гомеостаза есть и в неорганической природе (принцип Ле-Шателье–Брауна). В отличие от гомеостатического развивающее управление имеет целью не сохранение, а изменение состояний управляемой системы, которая, тем не менее, в процессе развития должна самосохраняться, быть динамически устойчивой.

Программное (командное) управление предполагает однонаправленность графа управлений – от регулятора к управляемой системе; при этом регулятор следует заданной цели управления, несмотря на внутренние конфликты в управляемой системе. При адаптивном управлении граф управлений двунаправленный: управляемая система через обратную связь управляет регулятивными управлениями, корректируя через регулятор первоначальную цель управления и, соответственно, команды, что позволяет сгладить или даже устранить внутренние противоречия в управляемой системе.

Рефлексивное управление состоит в передаче от регулятора управляемой системе мотивов для принятия ею решений согласно цели управления, т.е. при рефлексивном управлении регулятор стимулирует желательные решения, а не навязывает их, как при программном управлении. Иными словами, это управление не связано с прямой передачей команд: управляющая система передает лишь стимулы управляемой системе, которая, в свою очередь, принимает решение и вырабатывает управляющие команды с помощью собственного регулятора. Обратная связь используется для информирования управляющей системы о степени выполнения цели (замысла) управления. Рефлексивное управление косвенно объединяет принципы программного и адаптивного управления.

При любом виде управления требуется априорная информация о ситуации, от объема которой (информации), в основном, и зависит качество управления. Адаптивное управление предъявляет минимальные требования к объему априорной информации; гораздо более ценной для адаптивного управления является текущая (оперативная) информация о ситуации.

Любая управляемая система имеет управляющие входы и управляемые выходы. Управляющая система имеет управляющие выходы, связанные со входами управляемой системы. Команды управления, поступающие от регулятора, далее будем называть просто управлениями, а результаты выполнения команд, возникающие на управляемых выходах, назовем реакциями. Кроме регулирующих управлений, на управляемую систему поступают возмущающие воздействия (возмущения) от среды. Управления, возмущения и реакции характеризуются своими разнообразиями.

0.3.2.Закон необходимого разнообразия управлений

Чтобы понять роль информации в управлении, полагаем достаточным рассмотреть один из видов управления для каждой из указанных систем. В качестве примера рассмотрим гомеостатическое адаптивное управление.

Для гомеостатического управления закрытой (замкнутой, изолированной) системой известен закон необходимого разнообразия управлений, обоснованный У.Р. Эшби (Эшби У.Р. "Введение в кибернетику", 1959.) : минимизировать разнообразие реакций на выходах управляемой системы при постоянном разнообразии ее возмущений можно, максимизируя разнообразие управлений (команд). Если разнообразие возмущений изменяется, то стабилизировать разнообразие реакций можно, изменяя разнообразие управлений пропорционально изменению разнообразия возмущений (разнообразие возмущений по терминологии Эшби "парируется" разнообразием управлений).

Пример 1. Минимизацию разнообразия реакций системы покажем на следующих примерах. Если мы управляем изготовлением вещества, оно должно обладать небольшим числом конкретных свойств (согласно стандарту), прибор (устройство, машина) должен выполнять заданное по стандарту небольшое число функций, теория (способ, метод) должна дать правдоподобное решение, как правило, одной проблемы, выкристаллизованной из многих аномальных опытных данных. Но кто должен реализовывать ограничение разнообразия реакций системы вплоть до необходимого минимума? Очевидно, регулятор – решатель задач. И чем сложнее задача, тем сложнее должен быть регулятор. Это может создать значительные трудности для регулятора, т.к. разнообразие его управлений ограничено его же интеллектом (естественным или искусственным). Основным источником трудностей оказывается разнообразие возмущений, против которого направлена стабилизирующая ("парирующая") функция интеллекта регулятора.

Эшби обосновал свой закон как кибернетический, но поскольку управление есть также и информационный процесс, то данный закон значим и для философии информации.

Закон необходимого разнообразия регламентирует нижнюю (минимально необходимую) величину разнообразия управлений при произвольной верхней (максимально возможной) величине разнообразия управлений (Максимально возможное разнообразие определяется как комбинаторная мера (см. В.Б. Гухман. "Прикладная философия информации", 2012 ).) . Значит, эффективность двух систем, однотипных по разнообразиям возмущений и реакций, но отличающихся разнообразием управлений, может быть одинакова, если обе системы удовлетворяют закону необходимого разнообразия. В результате часто встречаются сравнительно простые кибернетические системы (особенно, искусственные), обладающие при малом разнообразии управлений не меньшей эффективностью, чем их более сложные аналоги. В сложных системах требуемая эффективность достигается за счет большого числа малоэффективных по информационной ценности управлений, в то время как оптимальные системы используют минимум необходимых управлений при максимальной информационной ценности каждого из них. Следовательно, систему с избыточным разнообразием управлений можно упростить без потери эффективности (при неукоснительном удовлетворении закону Эшби), если только эта избыточность не служит надежности, живучести, безопасности системы (например, биологической, технической, военной).

Пример 2. Коллизии неоптимальности (даже при формальном выполнении закона необходимого разнообразия) свойственны некоторым бюрократическим системам с излишними или неадекватными (например, "своекорыстными") управлениями, приводящими к снижению эффективности системы. Такие системы нуждаются в оптимизации сразу по двум направлениям – минимизации необходимого разнообразия управлений с одновременным повышением их эффективности.

Из закона необходимого разнообразия следует, что при ограниченном разнообразии управлений регулятора (например, из-за его недостаточного интеллекта) сложные объекты, существенно превышающие по разнообразию возмущений разнообразие управлений, просто "неподъемны" для управления. С другой стороны, ограниченный человеческий разум с пространственно малым мозгом, ничтожной оперативной памятью, ограниченными долговременной памятью и быстродействием (скорость распространения электрохимических сигналов в нервных волокнах не превышает 100–150 м/с), наконец, с жизнью-мгновением берется за сложнейшие задачи (полные исходные данные к которым содержат необозримое число переменных и констант) и решает их, приводя мировую динамику к элементарным формулам типа F = ma, E = mc², "жизнь – способ существования белковых тел", "государство – это Я!" и т.п.

Не противоречит ли сказанное закону Эшби? Полагаем, что нет – при одном условии: неограниченный рост разнообразия возмущений управляемой системы при постоянстве разнообразия управлений и реакций допустим, если система способна ограничивать разнообразие возмущений до значения, удовлетворяющего закону необходимого разнообразия.

0.3.3.Ограничение разнообразия возмущений. Принцип простоты

Для ограничения разнообразия возмущений используются их коррелированность, повторяемость, репрезентативность.

Приведем пример ограничения разнообразия возмущений за счет их коррелированности.

Пример 3. Если возмущения представить в виде взаимосвязанных требований со стороны социума к власти, то было бы непростительной ошибкой с ее стороны реагировать на каждое требование индивидуально в режиме "пожарной команды". Согласно закону необходимого разнообразия либо не хватит "пожарных" управлений, либо число реакций превысит контролируемый гомеостатический порог стабильности системы. Гораздо вернее ограничить огромное исходное разнообразие требований путем их анализа с целью выявления коррелированных требований с последующим объединением их в небольшое разнообразие некоррелированных комплексов требований, поддающихся адекватному парированию реальным числом властных управлений (в том числе путем устранения недостатков как скрытых причин возмущений) в рамках закона необходимого разнообразия – гаранта стабильности гомеостатической системы – государства. Вопрос только в экстрагировании некоррелированных возмущений. Но это и есть самое трудное в управлении.

Другой пример: коррелированность суждений в математическом доказательстве позволяет регулятору – математику ограничить разнообразие своих управлений исходными посылками и методом доказательства.

Повторяемость возмущений означает, что все они относятся к некоторому базовому множеству, численность которого относительно невелика. Это позволяет регулятору существенно упростить свою структуру, сведя разнообразие возмущений к разнообразию базового множества.

Пример 4. Двоичный код как базовое множество имеет всего два значения (0 и 1). 64-разрядный регистр компьютера, воспринимая по входу числовые векторы нулей и единиц, способен реализовать 2⁶⁴(приблизительно 10²⁰) целых чисел. В принципе можно представить 64-разрядный компьютер, в котором каждому из 10²⁰ возможных целых чисел будет предоставлен свой регистр. Но эта чудовищно неоптимальная машина не нужна, т.к. повторяемость возмущений (на уровне букв, а не слов и фраз) позволяет сократить число регистров с 10²⁰ до одного.

Ранжирование возмущений по репрезентативности (представительности), характеризующей вклад того или иного возмущения системы в ее реакции, позволяет отсечь несущественные возмущения до необходимого согласно закону Эшби минимума репрезентативных возмущений. Для этого, например, в прикладной математике используются методы факторного, компонентного, дисперсионного, регрессионного, кластерного анализа.

Гомеостаз в природе чрезвычайно распространен в виде функций стабилизации процессов и демпфирования (гашения) отклонений, свойств устойчивости, стационарности, равновесия, консерватизма. Генезис столь распространенной формы существования вещей проистекает, по-видимому, из реликтового свойства "самости" каждой вещи как неравновесной диссипативной системы и опосредованного проявления некоего закона сохранения диссипативных систем. Это свойство проявляется в непрерывном противодействии самоорганизующегося (информационно-синергетического) начала каждой вещи разрушительным термодинамическим (энтропийным) процессам. На уровне живой природы самость организма проявляется через инстинкты выживания, самосохранения.

Для поддержания гомеостаза каждая вещь обладает ограниченными ресурсами на фоне практически неограниченных ресурсов своей среды обитания – Универсума. Ограниченное разнообразие вещи не идет ни в какое сравнение с практически безграничным разнообразием Универсума. В этих условиях вещи при взаимодействии со средой, возмущающей вещь своим разнообразием, "ничего не остается" как перекодировать разнообразие среды в собственное разнообразие, для чего потребуется укрупнение (группирование, кластеризация) информационных блоков, т.е. ограничение, упрощение внешней информации. Иначе среда не будет познана, предсказана, "парирована" (Введенное Эшби понятие парирования здесь использовано в том смысле, что среда в общем случае безразлична, а в худшем – враждебна вещи.) . В актах познания методологическими приемами ограничения разнообразия возмущающих переменных являются "бритва Оккама", метод Декарта, сигнатура Кастлера, формулы законов природы. В практике конструирования подобное ограничение осуществляется стандартизацией и унификацией, двоичным кодированием информации в информационных системах, наукоемкими информационными технологиями с простым интерфейсом.

Вопрос сохранения самости вещи упирается в ее возможность (искусство) оптимального ограничения внешней информации, сводящееся к умению сохранить существенное для себя при группировании возмущений среды. Отсюда цель ограничения разнообразия возмущений открытой системой – найти оптимальную простоту в сложности, чтобы парировать сложность, или на языке философии информации – оптимально перекодировать разнообразие среды в собственное ограниченное разнообразие с целью парирования среды. Назовем подобный принцип ограничения разнообразия принципом простоты. Для человека проявление принципа простоты проистекает из преодоления мучительного противоречия между бесконечной информативностью мира и бесконечностью желаний человека познать его на фоне объективной конечности жизненных ресурсов человека. По-видимому, принцип простоты как следствие закона необходимого разнообразия является одной из важных закономерностей символической деятельности человека, его методов познания и философствования.

0.3.4.Информационное управление. Парадокс управления

Введение понятия информации в научный обиход (через незаслуженно замалчиваемую кибернетику) обязано ее функционально-командной (управленческой) форме. Основной постулат кибернетики сводился к тому, что информация (в форме команд) инициирует любое управление (в машине, организме, обществе). При этом полагалось, что энергетика команд может быть малой – значительно меньшей, чем энергетика управляемой системы – организма, машины, технологического процесса, предприятия и др. Малые порции энергии носителя информации управляют большими порциями энергии и физической материи. Продолжим эту мысль: чем меньше потребная энергетика управления по сравнению с энергоресурсом управляемой системы при неизменном качестве управления, тем управление эффективнее. Следовательно, затраты энергии на оптимальное (по эффективности) управление сводятся к некоторому минимуму, обеспечивающему, тем не менее, передачу управлений (команд от регулятора к системе) с нужным качеством (информативностью). Если от энергии как частной меры физического ресурса управления (энергия – мера движения и взаимодействия всех форм физической материи) перейти к общему понятию ресурса управления, то с учетом изложенного оптимальной следует считать систему управления, требующую минимума такого ресурса при заданной информативности управлений. Условно назовем такое управление информационным.

С другой стороны, качественная система управления по своим функциональным возможностям должна быть достаточно сложной, чтобы адекватно управлять всеми возможными состояниями объекта (согласно закону необходимого разнообразия). Но сложность требует ресурсных затрат (энергии, вещества, информации, финансов и др.). Условно назовем такое управление информационно-материально-энергетическим.

Налицо парадокс управления: для достижения эффективного управления ресурсные затраты на него (ресурс управления) надо одновременно уменьшать и увеличивать. Это свидетельствует о скрытом ресурсном оптимуме между информационным и информационно-материально-энергетическим управлениями. Только господством последнего можно объяснить незавидную судьбу автоматизации управления в нашей стране: огромные ресурсные затраты на внедрение АСУ превысили ресурсный оптимум и, соответственно, не окупились достигнутой материально-энергетической эффективностью. Совершенно упускалось из виду, что информация (в том числе, информация управления) и, соответственно, Hi-Tech – это не столько физическая материя и ее энергия, сколько нечто большее, не подвластное только материально-энергетическим ресурсным затратам. Культура управления, как и высокие технологии – это, прежде всего, знание и информационное управление.

0.3.5.Оптимальное управление

Согласно системному анализу эффективность любой физической системы имеет предел, обусловленный ее ресурсными (материально-энергетическими) ограничениями, налагающими запрет на безудержный рост сложности (информационного разнообразия) системы. Познающему субъекту тоже свойственны подобные ограничения – по мере усложнения его тезауруса (базы знаний) когнитивная эффективность ресурсов познания, увеличиваясь, все равно достигает асимптотического предела. Значит, структурно-функциональная сложность материальной системы имеет оптимум, соответствующий максимуму отношения "эффективность/ресурсные затраты". Свыше данного оптимума усложнение системы нецелесообразно, даже если возможно.

Пример 5. Стабильная кибернетическая система согласно закону необходимого разнообразия должна иметь определенный минимум сложности для самоорганизации и обеспечения жизнеспособности. Слишком простая система не способна адекватно реагировать на многообразие возмущающих воздействий внешней среды. В то же время увеличение сложности сверх некоторого порога увеличивает вероятность отказа системы, если последняя не предпринимает мер по ресурсному обеспечению возросшей сложности. Для поддержания ее живучести при отказах требуется введение резервных цепей, узлов, агрегатов, взаимосвязанных через сложную систему саморегулирования, т.е. дальнейшее усложнение. Так, растения, животные и человек, несмотря на болезни, раны и даже клиническую смерть, выкарабкиваются снова и снова за счет включения внутреннего горячего резерва в экстремальных ситуациях. При этом нельзя считать, что резервирование всегда полезно для сложной системы. Занимая некоторую физическую часть системы, резерв отнимает часть ее энергетического и информационного ресурсов и иногда вступает в неожиданные и конфликтные взаимодействия с основным (активным) ресурсом системы. В технических системах известны неспровоцированные срабатывания аварийных агрегатов, сбои и внутренние конфликты переусложненных аппаратно-программных средств компьютеров и т.д. Аналогичные проблемы свойственны биологическим системам (например, мозгу при психической перегрузке), крупным популяциям, сложным организационным системам. Сложная сверх меры система становится внутренне противоречивой (конфликтной) и как бы "пожирает саму себя", уплатив слишком высокую цену за свою эффективность – вот в чем проблема, во многом давшая начало современной теории конфликтных ситуаций (Дружинин В.В., Конторов Д.С., Конторов М.С. "Введение в теорию конфликта", 1989; Саати Т. "Математические модели конфликтных ситуаций", 1977.). При этом стоимость каждого дополнительного грана эффективности для развитой системы непропорционально выше, чем для неразвитой. Следовательно, есть предел сложности, выше которого реальность стабильного существования физической системы так же сомнительна, как и при ее недостаточной сложности. Жизнеспособная система, приблизившись по сложности к этому пределу, если и развивается дальше, то только не в сторону усложнения своей морфологии. Возможно, поэтому многие виды жизни на Земле или не эволюционируют в течение десятков тысячелетий, или их эволюция протекает очень медленно, или они вымирают, превысив допустимую (по плате, стоимости) сложность. Возможно, по той же причине развитие мозга высших животных и человека давно уже идет не по морфологическому пути (предел достигнут), а по информационному и функциональному (накопление и генерация новых знаний и умений, личностная и популяционная интеллектуализация).

Если информационному разнообразию приписать значение n (мощность множества различимых состояний системы), то информативность системы (как некий функционал от log n, присутствующий в информационных мерах – энтропии и количестве информации) при n → ∞ тоже стремится к бесконечности, хотя и медленно, но монотонно. Иными словами, в отличие от конечной материально-энергетической и когнитивной эффективности развивающейся системы, ее информативность не имеет предела. Это еще один довод в пользу внематериальной, внеэнергетической природы информации.

Нет ли противоречия между ограниченной когнитивной эффективностью (познавательной способностью) субъекта и его неограниченной информативностью? Ведь знание – тоже информация, пусть и в наиболее ценной форме. Полагаем, что противоречия нет. Знание, как прекрасная Афродита, появляется из "информационного моря", как мышление из "болота эрудиции". Известный эффект возрастного ограничения скорости восприятия знаний человеком в значительной мере ограничивает когнитивную эффективность развивающегося мозга, в то время как наша долговременная память способна воспринимать огромные объемы информации, подчас не используемые сознанием, но хранимые в недрах подсознания. Образно говоря, информация (в широком смысле) "наполняет сосуд" памяти данными, но не обязательно "зажигает факел" знания в "сосуде".

Пример 6. Ограниченный по памяти и быстродействию компьютер не имеет принципиальных информационных ограничений по сложности решаемых задач – заложенные в него программы без ощутимых затрат энергии сгенерируют недостающую ему информацию. Также не существует весомых теоретических ограничений на информативность естественного и искусственного интеллектов. И тем не менее, в интеллектуальных системах имеет смысл добиваться максимума отношения "информативность/ресурсные затраты", ибо каждый лишний бит (сверх некоторого оптимума), материализованный в чипах памяти или регистрах процессора, дается слишком дорогой ценой (в буквальном и переносном смыслах "цены").

Пример 7. Памятуя о мало- и внеэнергетических информационных процессах с их несущественными (если угодно, несуществующими) ресурсными затратами, можно полагать, что информационная эффективность систем, характеризуемая отношением "информативность/ресурсные затраты", потенциально бесконечна (Потенциальная бесконечность может быть обусловлена не только стремлением информативности (числителя) к бесконечности, но и стремлением ресурсных затрат (знаменателя) к нулю) . Дело "за малым" – реализовать подобные процессы, тем более что прецеденты имеются, в частности, в когнитивной сфере деятельности интеллектуальных систем.

Приведенные примеры указывают на оптимальность информационного управления как альтернативы традиционному информационно-материально-энергетическому управлению с его проблематичной оптимальностью. У простейших систем с конечным относительно малым разнообразием управлений энергозатратное управление еще допустимо, чего нельзя сказать о сложных системах естественной и искусственной природы. Физически это может быть объяснено объективным возрастанием внутренних шумов развивающейся системы с ростом ее сложности и, соответственно, ростом энергозатрат. Рост шумов "загрубляет" спектрально-энергетическую чувствительность приемников информации. У высших (сверхсложных) систем шумы, если не принять специальных мер, могут вообще исключить связь как таковую, особенно при приеме субпороговых сигналов, доступных малошумящим системам. Такими специальными мерами могут быть чисто информационные управления, инициируемые особыми состояниями системы, далекими от "шумящей" энергетики традиционных управлений.

Пример 8. Внутренние шумы у человека как сложной системы существенно загрубляют чувствительность его биоприемников. Достаточно сравнить эту чувствительность (по мощности и частотному спектру воспринимаемых сигналов) у насекомых, рептилий, птиц и далее по восходящей – вплоть до человека, чтобы убедиться в этом. Если предположить, что человек как регулятор оптимален (а на этом настаивают все антропоцентрические учения), то все его высшие управления, направленные вовне и внутрь себя (в том числе, на познание и самопознание), должны быть чисто информационными. Высшие формы познания и самопознания требуют погружения человека в информацию и только в нее при минимальных затратах физиологического ресурса. Найдут ли распространение в XXI веке такие информационные процессы, известные скорее в эзотерических, восточных культурах, а также в отдельных феноменальных проявлениях человеческой психики, сказать трудно.

Важно понять, что в современном мире глобальной информатизации и глобальных телекоммуникаций, где человек вправе пользоваться любой доступной ему информацией и информационно не зависеть от диктата власти и СМИ, традиционные доказательные, внушающие, воспитательные, обучающие функции культуры (условно назовем их насильственными функциями) "бьют мимо цели" и требуют все бoльших ресурсных затрат, достойных лучшего применения. Это значит, что от навязывания (пропаганды) субъективных и ангажированных культурных ценностей, от воспитательных т.н. "мероприятий", наконец, от традиционного дидактизма в обучении требуется переход к социально-психологическим технологиям взаимопонимания культур, взаимо- и самовоспитания, взаимо- и самопознания, взаимо- и самообучения в благоприятной информационной среде.

Так как найти упомянутый ресурсный оптимум управления? Начнем с того, что, на наш взгляд, фундаментальную значимость закона необходимого разнообразия для управления не следует преувеличивать. Этот закон выведен только для гомеостатического управления в кибернетических системах. Гомеостатическое управление состояниями и процессами, хоть и распространено, однако уступает по сложности многим алгоритмам управления, встречающимся в биологических, кибернетических, интеллектуальных и социальных системах. В этих алгоритмах, связанных не с сохранением, а с изменением состояний и процессов, закон необходимого разнообразия в лучшем случае соограничивает управления наравне с другими ресурсными ограничениями (по энергетике, информативности тезауруса, запаздыванию, стоимости, живучести и т.п.), а в худшем случае излишен, если ни прямо, ни косвенно не связан с критерием эффективности управления.

Можно ли считать необходимое разнообразие управлений, постулируемое законом Эшби, достаточным для гомеостатического управления? На наш взгляд, нельзя – необходимое разнообразие управлений достаточно, если разнообразие реальных возмущений от среды обитания объекта не превысит ожидаемого разнообразия возмущений. Но необходимое разнообразие управлений априорно, ибо зависит только от ожидаемого разнообразия возмущений (воздействий среды на систему). Значит, достаточное разнообразие достижимо только в адаптивном регуляторе, в котором ресурс разнообразия управлений хоть и закладывается априори с учетом ожидаемого разнообразия возмущений, но адаптивно изменяется с учетом их реального (текущего) разнообразия. И если требуемый ресурс разнообразия управлений не превышает возможностей адаптивного регулятора, необходимое разнообразие управлений достаточно. А если превышает? В таком случае адаптация будет неполной – среда недостаточно "парируется" (по Эшби), регулятор надо усложнять, увеличивая ресурс разнообразия управлений.

Целеполагание любого управления оптимально: либо требуется максимизировать эффективность при заданных ресурсных ограничениях, либо минимизировать ресурсные затраты при заданной эффективности. Говоря математическим языком, управление решает экстремальную задачу относительно некоторой целевой функции при заданных ограничениях. Методы решения таких задач известны (математическое программирование, теория систем). Они показали, что увеличение сложности регулятора сверх некоторого оптимального значения не приводит к росту эффективности регулятора (Выше мы пришли к аналогичному выводу на основе рассуждений в духе "здравого смысла", а не строгой математики. Заметим, тем не менее, что математика – "дитя" логики, а корни логики – в здравом смысле.). Значит, недостаточное разнообразие управлений вредно не меньше, чем и его излишняя избыточность, приводящая к "дороговизне" немотивированно переусложненного регулятора.

Эффективность регулятора в наибольшей степени обусловлена информативностью его управлений. Тогда проблема "эффективность – сложность" регулятора" сводится к проблеме "информативность – сложность", и оптимум разнообразия управлений ищется в области их максимальной информативности: управление оптимально, если выбрано такое разнообразие команд, при котором потенциально достижим максимум информативности управления на единицу ресурсных затрат (информационно-ресурсный принцип оптимального управления). Данный принцип означает невозможность ни убавить, ни прибавить разнообразие команд относительно оптимального значения.

Если разнообразие команд меньше оптимального, тем более, меньше требуемого по закону необходимого разнообразия, регулятор недостаточно чувствителен к возмущениям управляемой системы со стороны среды и информативность управления будет низкой. Значит, принцип оптимального управления может включать в себя закон необходимого разнообразия в качестве ограничения. Если же разнообразие команд больше оптимального, ресурсные затраты будут неоправданно велики для регулятора, в то время как информативность управления не растет.

Из информационно-ресурсного принципа оптимального управления следует, что хороший регулятор отличается от плохого оптимальным разнообразием своего командного языка. Но разве мало примеров, что при одинаковом уровне оптимальности разнообразия команд одни регуляторы эффективны, а другие нет? Дело в том, что информационный оптимум управления возможен (достижим), он целеполагается, но не как точка в системе координат "информативность – сложность", а как область значений разнообразия команд. Именно в этом смысле надо понимать его принципиальную достижимость. И суть здесь в том, что каждая из потенциально возможных команд управления не равновозможна, а разновозможна в использовании. Равновозможность – лишь гипотетический частный случай разновозможности команд. Команды разновозможны, ибо их ценность зависит от ситуации управления, области применения (производственной, бытовой, образовательной, литературной, научной и т.п.). Разновозможны элементарные команды (микрокоманды) и их комбинации (макрокоманды, макросы). В этом смысле управления по ценности должны быть адекватны ситуации, сложившейся для объекта управления в его среде обитания.

Информационно-ресурсный принцип оптимального управления созвучен критериям эстетического качества как "сообщения возможно большего числа представлений в возможно меньшее время" (Гемстергейс, XVIII в.) и когнитивно-психологического напряжения как "отношения меры порядка к сложности усилий понимания" (Г. Биркгофф, ХХ в.); принципам "наименьшей затраты сил" Р. Авенариуса, "экономии мышления" Э. Маха, "селективной ценности информации" М. Эйгена и "минимума диссипации" Н.Н. Моисеева. Биологический организм тоже "стремится обеспечить максимум взаимной информации между стимулами и реакциями (Голицын Г.А., Петров В.М. "Информация – поведение – творчество", 1991.) .

0.4.Лекция 4. Информация и сознание

0.4.1.Феноменологический метод интуитивной редукции

Известные научно-философские концепции сознания сходятся во мнении о его информационной природе: "сознание есть информация", "любой познавательный акт есть процесс переработки информации (Дубровский Д.И. "Информация, сознание, мозг", 1980; Кочергин А.Н. "Информация и сферы ее проявления", 2008.)" . Это соответствует и взглядам автора. Приближают ли нас эти представления к пониманию природы сознания, сказать трудно, т.к. методологически они, в основном, служат для косвенного объяснения событий и явлений, свойственных и сопутствующих сознанию, но не для системного понимания самого сознания. С другой стороны, сознание не может быть однозначно отнесено ни к вещи, ни к сущности в философском понимании, в результате может оказаться, что теории, ориентированные, как правило, на вещи и сущности, просто "бьют мимо цели". Не в этом ли причина отношения многих философов к сознанию как к "парадоксальности, к которой невозможно привыкнуть" (М.К. Мамардашвили).

Мы не ревизуем подобных теорий, а лишь попытаемся интуитивно вторгнуться в парадокс, именуемый сознанием. Скорей всего, нами движет интуитивное представление о возможности понять парадокс парадоксальными методами ("клин – клином"). Доверие к интуиции – важный методологический аспект феноменологии немецкого философа Э. Гуссерля (Гуссерль Э. "Метод прояснения" // Современная философия науки. Хрестоматия, 1994; "Философия как строгая наука", 1994. Феноменология – философское учение, согласно которому сознание и дух имеют свой независимый от действительности смысл, а реальные предметы являют себя в сознании в виде символических феноменов. Впервые феноменология использована в трудах Канта и Гегеля, а Гуссерль внёс наибольший вклад в ее становление.) , почему бы и нам не последовать этому принципу?

Понимание невозможно без творческого отношения к нему как к феномену, постигаемому в чувственном опыте, в отличие от умопостигаемых сущностей и вещей. Интуиция – одна из важнейших компонент чувственного опыта, а феноменология фундаментально значима, ибо "не существует науки в ее тылах, на которую она могла бы возложить какую-либо работу" (Э. Гуссерль). Доверие Гуссерля к адекватности интуиции основано на недоверии к адекватности научного метода. Вслед за Гуссерлем испанский философ Х. Ортега-и-Гассет, приветствуя возрождение в математике ХХ в. полузабытой геометрической интуиции, полагал, что любое научное знание приблизительно, в то время как априорное интуитивное "является точным и достоверным раз и навсегда".

Гуссерль считает само собой разумеющимся, что интуиционизм должен не вырождаться в мистицизм, а прояснять смыслы в ситуации, когда перед лицом экспансии науки, обогатившей нас не пониманием мира, а лишь его полезностью, разум "видит присущую ему цель, а именно – понимание мира, проникновение в истину, все более удаляющуюся от него". Гуссерль делает различие между естествознанием сознания и феноменологией сознания, между экспериментальной психологией и подлинной психологией (по аналогии с различием социальной статистики и подлинной науки о социальном). Феноменология, по Гуссерлю, делает то, "чего не может сделать никакой эксперимент, – именно анализ самого сознания"; "все, что обнаруживает себя посредством интуиции, должно приниматься так, как оно себя обнаруживает, и в тех пределах, в которых оно себя обнаруживает".

Для практического анализа сознания, которым мы займемся ниже, важно не забывать, что сознание, придавая осмысленность миру, с одной стороны, раскрывает (обнаруживает) этот смысл как существующий вне сознания, с другой стороны, само творит (привносит) смысл в познаваемый мир.

Анализ сознания зависит от априорных предпосылок о его субстанциональном характере, а именно – монистично (материально ИЛИ идеально) или дуально (материально И идеально) сознание. Хотя априори нет достаточных оснований постулировать ту или иную субстанциональную предпосылку, автор более склонен к монистической предпосылке, сознавая (а правильнее, "подсознавая"), что субстанционально мир все же един, а сознание, скорее, идеально, нежели материально. Будем справедливы – есть и противоположная точка зрения (См., например, работу Д. Армстронга "Материалистическая теория сознания" // Аналитическая философия (избранные тексты), 1993. Полагаем, что не только в философии с появлением любого тезиса тут же появляется антитезис: "Когда узнали, что добро – это добро, появилось и зло" (Лаоцзы).).

Анализ проведем методом редукции, заключающимся в переходе от сложного феномена сознания к более простым зависимым от него феноменам вплоть до т.н. стоп-феномена. Последний прекращает редукцию на феномене, дальнейшее упрощение которого приводит к феномену, не зависящему от сознания. Это значит, что, редуцируя сознание вниз по иерархии входящих в него феноменов, мы не имеем права опускаться до уровней, не свойственных сознательной деятельности. Например, психофизически редуцируя субъективное сознание до квантовых оснований материи или пространства, разве мы проясним смысл сознания? Аналогично обстоит дело с психологической редукцией до "первичного духа". Редукция сознания, предпринятая Г. Гегелем в его "Феноменологии духа", имела дело, главным образом, с трансцендентальным феноменом объективного сознания как универсалии бытия, как всеобщего, а не индивидуального феномена. Соответственно, Гегель был вправе трансцендентально редуцировать сознание через дух к Абсолютному Знанию (Напомним, что знание – высшая форма информации.) религиозного толка, но применительно к субъективному индивидуальному сознанию мы этого делать не вправе.

Учитывая, что редукция наблюдаемого субъективного сознания проводится отстраненным от него другим субъективным сознанием (наблюдающим), которое при феноменологической редукции должно быть девственно чисто от естественных и естественно-научных суждений, мы окажемся в исключительном затруднении, ибо наблюдающее, т.е. наше сознание, очищенное от предрассудков, окажется, скорее, пустым (tabula rasa), нежели девственным. Любое наблюдение пристрастно; решая задачу, мы ожидаем вполне определенный ответ. К тому же сознание постоянно работает с информацией, даже во сне. Более того, не будет ли подобная редукция саморедукцией, наблюдение самонаблюдением, отстраненность самоотстраненностью?

Итак, априори сомневаясь, все же "вступим в лужу", дабы измерить ее глубину. Начнем с психофизической ветви редукции.

0.4.2.Психофизическая редукция сознания

Что есть сознание, в чем его смысл? В веществе мозга? Обладает ли сознание массой покоя, протяженностью, структурой, как любое вещество? Нет. Даже Д. Армстронг в своей материалистической теории сознания не рискует отождествить сознание и вещество.

Является ли сознание свойством вещества мозга, как его плотность, цвет, форма, пластичность и др.? Если бы это было так, сознание присутствовало бы в веществе мозга всегда, потому что свойства вещества связаны с его структурой. Сознание же присутствует "эпизодически" в зависимости от возраста субъекта, его психофизиологического состояния, наличия обучающей среды.

Может быть, сознание – функция вещества мозга, подобная физиологическому выделению, секрету некоей "железы"? Любая физиологическая функция мозга может быть зафиксирована приборно на электрохимическом уровне. Сознание физиологически не фиксируемо в опыте, вычленить его по опытным физиологическим данным невозможно. Значит, сознание – не вещество мозга, не его свойство, не его функция. Но Армстронг отождествляет ментальные явления с физико-химическими состояниями центральной нервной системы (ЦНС), придавая каузальные (причинно-следственные) отношения сознания с ЦНС, где ЦНС – причина, а сознание – следствие. Иными словами, сознание по Армстронгу есть функция мозга. С ним не согласен Д. Дэвидсон, доказывающий вслед за платоновским Сократом, что ментальное не сводится к физическому.

Но наш мозг – непосредственная среда обитания нашего сознания, его физико-материальная база. Это несомненно, как несомненно, что скрипка, смычок и воздушная масса вокруг них – среда обитания и физико-материальная база музыки. Однако музыка – не вещество скрипки, смычка и воздуха, не их свойство и не их функция. Конечно, физическое состояние скрипки и смычка вкупе с акустикой зала оказывают существенное влияние на качество звука. Но звук и музыка так же различны, как цвет и красота, как текст на бумаге и мысль в сознании. Аналогично физико-химическое состояние мозга и тела, их возраст оказывают влияние на качество работы активного сознания (интенсивность, быстродействие, длительность, глубину ассоциаций и воспоминаний и др.). Но ни физика, ни химия, ни биология не имеют отношения к "музыке, красоте и мысли" сознания. В свою очередь, влияет ли работа сознания на вещество мозга? Влияет, причем существенно, как влияет сознательная деятельность скрипача на состояние его инструмента. Работающее сознание требует ценных (высоких) форм энергии (как деятельности, но не меры (Напоминаем, что "энергия" у древних греков означала "действие, деятельность", лишь тысячелетия спустя энергия стала мерой, т.е. числом.)) – химической, механической, электрической, которые, выполнив свою функцию, рассеиваются в виде тепла – самой низкой по ценности энергетической формы. Тогда не является ли сознание энергией (психической энергией) – деятельностью, работой? Если бы это было так, то нам пришлось бы отождествить и музыку с работой, затраченной на ее извлечение, в том числе, с работой психики музыканта. Но такая работа и музыка – явно не корреляты. Аналогично работа сознания и само сознание – не корреляты. Мозг и тело, с одной стороны, сознание, с другой, взаимосвязаны, но не каузальной, а корреляционной связью.

Итак, мозг вместе с его энергетикой – не источник и не причина, а лишь носитель, инструмент естественного сознания, как компьютер – носитель, инструмент искусственного интеллекта (воздержимся пока от понятия "искусственного сознания"). Непосредственный смысл, базис искусственного интеллекта составляют базы знаний и программно-аппаратные модели метапроцедур решения человеком творческих задач. По аналогии, непосредственный смысл естественного интеллекта – базиса сознания – в накопленной базе знаний (тезаурусе (Лат. thesaurus – сокровище, клад.) ) памяти мозга и приобретенных программах (метапроцедурах) творческого управления тезаурусом для решения интеллектуальных и нравственных задач. Учитывая, что тезаурус и метапроцедуры порознь не активны, назовем базис сознания активным знанием. Соответственно первая стадия психофизической редукции сознания заканчивается на феномене активного знания.

Редуцируем ли феномен активного знания? Да, ведь знание есть высшая, наиболее ценная форма информации, приобретаемая в результате поиска и отбора ценной (полезной) информации как одного из этапов информационной деятельности сознательного субъекта. Следовательно, активное знание редуцируется к феномену ценной информации. При этом не всякая ценная информация включается в знание. В противном случае многие условные рефлексы, ценные для жизнедеятельности, превратились бы в сознательные акты. Но этого не происходит – управление условными рефлексами делегируется мозгом в подсознание и периферийную нервную систему, и лишь изредка мы можем сознательно управлять ими (например, при патологиях, в экстремальных обстоятельствах, при специальной тренировке). Нормальное сознание контролирует не рефлексы, а мысли и поступки, управляет ими на основе полезного знания: "сознание" есть акт работы со знанием.

Ценная информация редуцируется просто к информации. Феномен информации имеет пограничный статус, ибо присущ не только имманентно сознанию, но и внешним объектам, находящимся с сознанием в информационно-метаболических отношениях (внешним для сознания является и сам субъект (его тело) – носитель сознания. Данные отношения поддерживаются через внешнюю информацию, передаваемую по каналу связи от источника к потребителю информации. Но чтобы нечто передавать (давать), надо его иметь. Источник информации содержит ее в некоторой внутренней форме, частично реплицируемой во внешнюю в процессах информационного метаболизма, сводящихся к отображению (извне) или самоотображению (изнутри) в тезаурусе, который хранит отображение среды и самоотображение системы. Означает ли это, что информация в целом – тот самый стоп-феномен? Полагаем, что нет, т.к. психофизически субъективное сознание имеет дело только с внешней информацией, воплощаемой в так называемых мыслеформах как проявлениях внутренней информации, которая, в свою очередь, доступна сознанию лишь психологически (психологическую редукцию см. в разделе 4.3). Поэтому, строго говоря, ценная информация психофизически редуцируется к внешней информации субъекта, получаемой от его среды обитания и от собственного Эго через соответствующие информационные процессы.

Сообщение представляет собой конечный набор знаков (кодов) некоей семиотической системы (языка), объединенных синтаксически, семантически и прагматически на основе соответствующих языковых (кодовых) конвенций (соглашений). Если не знать планов значений и использования кодов, входящих в сообщение, то есть ли смысл в знании одного синтаксиса – плана выражения? Что дает нам синтаксис "хливких шорьков", которые "пырялись по наве" у Л. Кэрролла (в переводе С. Маршака)? Синтаксис сообщения – внешний план, выразительное средство смысла. Один и тот же синтаксис может соответствовать разной семантике и прагматике, и наоборот, одну и ту же семантику и/или прагматику можно выразить разным синтаксисом. Следовательно, само по себе сообщение в воспринятой синтаксической форме не несет смысла и пользы. Последние глубже – в семантическом и прагматическом планах значения и использования сообщения.

Анализируя синтаксис сообщения, сознание выделяет из него субъективные смысл (концепт) и пользу (др. греч. прагму), которые составляют предмет для предварительного отбора внешней информации. При этом анализ синтаксиса и выделение смысла сообщения хронологически предшествуют первичной обработке информации, содержащейся в сообщении. В свою очередь, польза сообщения выделяется позже – на этапе отбора ценной информации. Таким образом, внешняя информация воспринимается сознанием через синтаксис, концепты и пользу сообщений.

В физическом мире сообщение переносится материально-энергетическим сигналом. Обработку сигнала производят физические элементы канала связи (передатчик, линия связи, приемник) безотносительно к сознанию. Таким образом, редукционным стоп-феноменом сознания в нашем понимании можно было бы принять сообщение, ибо апперцепция как сознательная метапроцедура восприятия сообщений есть психический акт. Однако не будем забывать, что очередной этап феноменологической редукции приводит нас к феномену, связанному с исходным редуцируемым феноменом – сознанием – лишь постольку, поскольку очередной этап редукции не уводит нас из поля сознания. Сообщение как таковое выполняет роль "доверенного лица", оповещающего сознание о необходимости восприятия "доверителя" – информации сообщения в виде его синтаксиса, смысла и пользы. А это и есть внешняя информация в широком понимании. Поэтому принять сообщение за стоп-феномен нельзя; в качестве стоп-феномена психофизической редукции принимаем внешнюю информацию.

Все стадии проделанной редукции показаны на рис. 4.1. Они совпадают со стадиями (по Гегелю – фигурами) гегелевской феноменологии сознания. Этими фигурами являются чувственная достоверность (у нас – внешняя информация), восприятие (ценная информация), рассудок (активное знание).

Рис. 4.1.  Феноменологическая редукция сознания (психофизический аспект)

Что касается остальных стадий (фигур) гегелевской редукции сознания (а их достаточно много), то они выходят за психофизический аспект и относятся к субстанциональным аспектам психологии. Проредуцируем сознание по психологической ветви.

0.4.3.Психологическая редукция сознания

Прежде всего мы столкнемся с проблемой отношений сознательного и бессознательного, надсознания и подсознания, ассоциативной памяти и тезауруса, эго и супер-эго, либидо, эроса и танатоса, инстинктов и духа, внешней и внутренней форм информации. Последовательно (линейно) редуцировать эти феномены один из другого, как мы это делали выше, по-видимому, не удастся, ибо их взаимосвязи не однонаправленны. Топология функциональных связей психологических структур, как правило, сотово-иерархическая с кольцевыми одно- или двунаправленными списками, элементы которых связаны адресами – по типу адресации в динамических списках, программно организуемых в оперативной памяти компьютера. К тому же разные психологические структуры в разной степени участвуют в нормальной работе сознания. Жизнь сталкивает нас и с "ненормальностями" психики, когда речь идет о сознании гениев науки и искусства или объектов, интересных для парапсихологии. Пока воздержимся ступать на эту нехоженую тропу, которая ждет своих исследователей-первопроходцев.

Назовем совокупность психологических феноменов, участвующих в работе сознания, известным термином "психе" и попробуем проредуцировать феномен психе, но не в гегелевском, а в гуссерлевском понимании, т.е. "назад, к вещам". Для этого проведем мысленный эксперимент. С момента рождения полностью изолируем гипотетического носителя психе от среды обитания и оценим его психику где-то в зрелом возрасте. Очевидно, что, кроме наследственных эмоций и безусловных рефлексов, свойственных любому биоорганизму, эта психика ничего не продуцирует, и, прежде всего, она не продуцирует сознания и "духа". Очевидно также, что стoит нам поместить испытуемого с момента рождения в специфическую среду, например в стаю волков, как мы получим психику (психе) Маугли. Что изменилось во втором случае относительно первого? Добавился важный, а возможно, и самый важный акт – познание среды и своего места в ней (самопознание) как подсознательная интенция инстинкта самосохранения (выживания). Психологически познание (вместе с самопознанием) есть психический акт (метапроцедура), сопутствующий психофизическому процессу создания активного знания. Познание, в свою очередь, последовательно редуцируется к психологическим актам, которые сопутствуют психофизическим актам редукции активного знания, и так же как процедурный феномен познания, эти психологические акты именуются в деятельностной форме: поиск, отбор, классификация, декодирование, идентификация. Таким образом, сознание через психе редуцируется к процедурным психическим феноменам, сопутствующим психофизическим феноменам интеллектуальной редукции. Следовательно, стоп-феноменом психологического варианта феноменологической редукции сознания является метапроцедура обработки внешней информации.

При этом психологические феномены не самодостаточны, т.е. психофизика сознания – стимул, психология – реакция, но вместе они – единое целое. Поэтому полагаем, что феноменологическая редукция сознания должна осуществляться параллельно и одновременно по двум ветвям, где каждой психофизической стадии будет соответствовать своя психологическая стадия редукции (рис.4.2.).

Рис. 4.2.  Феноменологическая редукция сознания (дуалистический аспект)

Согласно изложенному феноменологическая редукция – это путь бесконечного регресса онтологических вопросов типа "что это?", "почему это?". Проведенная в качестве примера редукция сознания антропна, поэтому она не претендует на обобщение, тем более что у нас нет достаточных оснований выделять сознание в безусловную прерогативу человека. Возможно, представители фауны и флоры и даже минералы имеют свое особое сознание. Если оно есть, то пока оно вне пределов нашего понимания – вот всё, что мы сейчас имеем право сказать.

Глубину прояснения феномена сознания в будущем предсказать затруднительно. Но это как раз самое интересное! Гуссерль тоже полагал, что мир феноменов безграничен не только вширь, но и вглубь.

Хотя редукция была направлена на трансцендентальный объект – "чистое сознание", она проводилась с использованием рациональных представлений и верований науки, а также "здравого смысла". Иными словами, мы не смогли полностью реализовать канонизированные Гуссерлем установки на чисто интуитивную, отграниченную от науки редукцию. Более того, мы не имели права ее описывать и объяснять, т.к. истинную интуицию можно только переживать. Согласно феноменологии сознание есть поток переживаний. Любая внешняя вербальность "гасит фонарь" интуиции, следовательно, и феноменологическую редукцию в ее классическом понимании.

Здесь явно прослеживается противоречие с наукой. Для Декарта – одного из родоначальников рациональной науки – интуиция была понятием ясного и внимательного ума, настолько простого и отчетливого, что не оставляла никакого сомнения в том, что мы мыслим (Декарт Р. "Избранные произведения", 1950.) . Возможно, что осознать сознание как непонятную парадоксальность, – слишком сложная задача, а освоить технику феноменологической редукции на основе чистого интуитивизма, находясь в рамках ясного сознания, нельзя в принципе. В таком случае, в интересах исследователей-феноменологов должны существовать феноменологические лаборатории, где интуиция исследователя очищалась бы от "шумов" естествознания, здравомыслия и языка для ничем не замутненного прояснения феноменов. Это потребует, скорей всего, неких медитационных техник, что дало повод позитивисту Р. Карнапу считать феноменологию "путем в мистику". Не получится ли так, что в рамках феноменологического подхода мы будем поверять сознательное бес(над)сознательным, понимая, однако, что все они взаимосвязаны и поэтому чистая, независимая от сознания редукция невозможна.

В связи с этим спорным остается вопрос и об уникальности феноменологических процедур редукции. Возможно, в этом плане не исчерпали своих возможностей традиционные методы логического позитивизма и лингвистической философии, психосемантические методы, используемые психологами и социологами (семантический дифференциал Осгуда, латентно-структурный анализ Лазарсфельда, факторный анализ, контент-анализ и др.). Наконец, обратим внимание на неокончательность любой феноменологической редукции, т.е. неокончательность прояснения смысла феноменов.

0.4.4.Информационные основания цельного сознания

И тем не менее из проведенного анализа следует: субъективное сознание редуцируется к феноменам информационной природы. Поэтому ассоциируем сознание с идеально-информационной субстанцией.

Мы попытались проанализировать сознание, разложив его на феномены-структуры и феномены-акты информационного содержания. Но цельное, нередуцированное сознание цементируется и существует благодаря присущим ему синтезирующим механизмам и структурам. Такие механизмы и структуры известны (Блум Ф., Лейзерсон А., Хофстедтер Л. "Мозг, разум и поведение", 1988; Дубровский Д.И. "Управление, информация, интеллект", 1976.) . Это, прежде всего, интеллект (Лат. intellego – замечать, понимать, подразумевать; intellectus – разумение, познание.) и память – информационные основания цельного сознания, его базис. Память имеет дело, в основном, с психофизическими феноменами-структурами, а интеллект преимущественно с психологическими феноменами-актами. Но, повторяем, интеллект, память и прочие не совсем изученные феномены сознания действуют всегда совместно: "Все сливается в едином психическом акте – и разновидности памяти, и восприятие, и мышление, и ваши навыки, и ваши вкусы, пристрастия и "установки" – весь комплекс черт вашей личности (Ломов Б.Ф. "Человек и автоматы", 1984.)" .

0.4.5.Интеллект

Традиционно естественный интеллект приписывается только человеку. Но это можно делать лишь с известной осторожностью, если считаться с исследованиями этологов и зоопсихологов . Сложное поведение животных, птиц, рептилий, рыб, насекомых не может быть объяснено одними только рефлексами.

Признаки естественного интеллекта, как нам представляется, следующие:

• способность решать неформализуемые или плохо формализуемые задачи (например, принятие разумных решений экзистенциального плана);
• способность обучаться эффективному решению новых задач (например, благодаря любознательности или вынужденно по обстоятельствам);
• способность генерировать информацию (не передавать, не воспроизводить чужую информацию, а творить свою, создавать новую);
• способность психологически адаптироваться к среде в широком диапазоне условий;
• способность классифицировать явления, события, ситуации, объекты;
• способность к анализу (дедукции) и синтезу (индукции);
• чувство юмора.

Согласимся, что в той или иной мере эти признаки проявляются в поведении (и общении) не только человека – обратим внимание хотя бы на домашних животных, ворон, крыс, пчел и т.д. С большой вероятностью можно считать, что интеллект – общее свойство биологических систем. У каждой такой системы интеллект присутствует в большей или меньшей степени в зависимости от степени развития того органа, который мы называем мозгом. Если в биологических системах естественный интеллект – это великий дар генетики и жизни, то искусственный интеллект машин в настоящее время имеет право на существование лишь постольку, поскольку естественный интеллект людей делегировал машинам свои алгоритмы. Искусственный интеллект упомянут здесь не случайно. Познавая имеющиеся наработки искусственного интеллекта, мы можем лучше понять естественный интеллект. Ведь естественный, первоприродный интеллект недопустимо "препарировать" так, как это позволительно с искусственным интеллектом.

Принципиально важные различия двух известных типов интеллекта:

1. естественный интеллект обладает "алгоритмом понимания", а у искусственного интеллекта его пока нет;
2. естественный интеллект, хоть и пользуется рассудком, но способен и на внешне безрассудные поступки, которые в конечном итоге оказываются разумными (Например, безрассудная любовь, безумство храбрых и "еретиков" (в науке, теологии, политике, искусстве). ) , а искусственный интеллект как продукт логики (формальной и математической) способен в лучшем случае только на рассудочное, алгоритмическое "мышление";
3. мозг как дискретно-аналоговый и в пределе континуальный носитель естественного интеллекта, хоть и конечен по своему объему, обладает стремящимся к бесконечности множеством состояний, многие из которых неподконтрольны, а количество состояний искусственного интеллекта поддается обозрению, поскольку его конечные аппаратно-программные носители генетически дискретны и подконтрольны создателю-человеку;
4. естественный интеллект свободен, над ним никто и ничто не властны (даже если его носитель пребывает в неблагоприятных условиях), а искусственный интеллект пока находится в "рабском" положении, и предстоит длительная эволюция, прежде чем он, возможно, станет "свободным";
5. естественная система способна к самоотображению, в том числе в собственном тезаурусе, интеллекте и сознании, а для машины полноценное самоотображение в базе знаний и искусственном интеллекте пока проблематично.

Если генетически в биосистеме возник мозг как потенциальный носитель ее тезауруса и интеллекта, то в процессе информационного метаболизма самообучающийся мозг работает как любой усилитель – увеличивает эффект от входа к выходу (в нашем случае речь должна идти о количественно-качественном эффекте). Количество информации, полученное от генов, при самообучении обычно дополняется значительно бoльшим количеством информации от среды. Увеличенное количество трансформируется обычно в улучшенное качество – происходит прогрессивный скачок интеллекта, который усиливается по сравнению с генетически унаследованным уровнем (коэффициент усиления больше единицы). Если же среда неинформативна, коэффициент усиления интеллекта близок к единице, т.е. выход усилителя примерно равен интеллектуальному входу. Интеллект в этом случае определяется только генным набором системы. Таким образом, в биологии существует многократно апробированный механизм усиления интеллекта, когда один естественный регулятор (геном) создает другой естественный регулятор (мозг), способный к самообучению в среде обитания и, как следствие, усиливающий свой интеллект относительно исходного состояния, которое определяется геномом.

Пример 1. Если человек как естественный регулятор создает компьютер как искусственный регулятор, закладывает в него свои знания и программу самообучения, нет оснований утверждать, что компьютер не сможет усилить свой исходный "интеллект" до уровня, сравнимого с интеллектом своего генетического создателя – человека – или даже превосходящего уровень человеческого интеллекта. Вопрос лишь в качестве программы самообучения и в информативности обучающей среды. Принципиальных теоретических ограничений нет, за исключением разве что конечномерности пространственно-временных параметров материальных систем искусственного интеллекта. В связи с этим современные способности компьютерных систем искусственного интеллекта к самообучению наверняка не предел.

Пример 2. Перечень операций, необходимых в реализации алгоритмов самообучения, включает в себя инструкции, поддающиеся программированию, а именно: запомнить (в программировании – записать в файл, динамический список, массив переменных, термов, фреймов и т.п.), выбрать данные (читать из файла, кластера, множества, списка, массива, одной переменной), условный переход (алгоритм выбора "если…то…иначе.."), забыть (стереть файл, список и пр.), установить сходство (сравнить), повторить стимул (алгоритм повторения – цикл (Рейтман У. "Познание и мышление", 1968.)) .

Пример 3. Современная информационная экспертная система (ЭС), помогающая человеку советами в принятии решений, поддерживает среди прочих функцию объяснения (прозрачности) советов, которые ЭС вырабатывает в условиях априорной неопределенности, в том числе неопределенности, обусловленной неполной и неточной информацией. В зависимости от уровня неопределенности вырабатываются категорические или мягкие советы и эвристические оценки, разные по степени доверия. Для этого в ЭС используется язык советов, оперирующий с базой знаний и целью решения. Соответственно, в языке советов используется так называемое целевое программирование, базирующееся на процедурах-целях "схватить", "освободить", "избавиться", "переместить", "отпустить" и т.п.

Приведенные примеры (плюс доказательство теорем, интеллектуальные игры, роботы и т.п.) могут создать ложное впечатление о разумности искусственного интеллекта. Но повторяем: подобный "разум" ограничивается только логикой, ведь даже название одного из популярных языков целевого программирования "Пролог" означает "программирование в логике". В существующем виде искусственный интеллект применим в алгоритмах логического вывода, и не более того. Хороши бы мы были (вместе со своим разумом), если бы пользовались только логикой – без любви, сострадания, веры, надежды, вдохновения, радости, горя – в общем, без чувств!

Бесстрастность машинного интеллекта, как и "машинизированного" логикой и рассудком человеческого интеллекта, опасна. Для человеческого сознания и разума одного рассудка явно мало и до естественного интеллекта далеко, в частности, если вести речь о творчестве и чувстве юмора, без которых об интеллекте говорить не пристало. Естественный интеллект фундирует наше сознание не только холодной логикой рассудка, но и горячими страстями чувства. Только сочетание рассудка и чувства делает наше сознание подлинно человеческим. С позиций нейрофизиологии и кибернетики это означает объединение в сознании информационных потоков от левого (логико-рассудочного) и правого (образно-эмоционального) полушарий мозга.

0.4.6.Память

В информатике и кибернетике под памятью понимается прагматическая "способность сохранять результаты прежних действий для использования в будущем" (Н. Винер). Другая точка зрения: "понятие памяти гораздо глубже: оно тесно связано с проблемой времени и с феноменом необратимости процессов, протекающих в нашем мире" (Н.Н. Моисеев). Иными словами, память по Моисееву – атрибут природы, что согласуется с нашей концепцией памяти (см. темы 1,2 ). Понимаемая в столь широком смысле память может быть одинаково приписана камню со следами ледника или динозавра, генному набору растений и животных, мозгу и запоминающим устройствам компьютера, процессам адаптации систем и переходным процессам в электрических цепях. Но всё это разные виды памяти, не все из них могут участвовать в работе сознания. Так, применительно к физическим системам неживой природы понятие памяти без специальных оговорок столь же спорно, как и понятие внешней информации – здесь можно обойтись и без этих понятий, используя физические и химические законы. Генетическая память возникла, скорей всего, с появлением биологических систем, жизнь которых, в отличие от практически "бессмертных" физических систем, была конечной.

Для сохранения и развития жизни остро потребовался механизм хранения и передачи наследственной информации. И он был создан (кем/чем? – можно только предполагать) в виде генетического кода и механизма его наследования, в том числе, через память. Поразительное изобретение!

С памятью часто отождествляют тезаурус, в котором хранятся знания. Но тезаурус не тождественен памяти. Память – более широкое понятие, включающее помимо тезауруса как базы знаний еще и другие "базы".

Обратим внимание на процессуальность тезауруса, как и памяти в целом. Ведь накопленные (хранимые) знания – это не музейные экспонаты или вещи на складе. Знания – активный мыслительный процесс движения, запоминания, забывания, поиска, проверки, сопоставления, изменения – процесс, сопутствующий процессу познания. Оба процесса жестко (детерминированно) взаимосвязаны и не прекращаются даже при кажущемся достижении знания. Можно считать их единым процессом под общепринятым названием "познание". В этот процесс вовлечены входные данные (внешняя информация), из которых извлекается ценная информация и, наконец, знания, помещаемые в тезаурус. В тезаурусе хранятся структурные и функциональные образы системы-владельца, априорные и вызванные внешними воздействиями образы среды. Иными словами, тезаурус содержит знания и информационные модели системы-владельца (как ее самоотображение) и среды (как отображение складывающейся ситуации). Содержимое тезауруса – полезная внутренняя информация, определяющая способность системы распознавать ситуацию и управлять собой. Отношение тезауруса и мозга аналогично отношению энергоресурса и энергоустановки (Энергоустановка – материальный носитель энергоресурса подобно мозгу – материальному носителю тезауруса.).

Известно, что нормальный мозг хранит в памяти намного больше информации, чем нужно его владельцу. Человек осознанно использует лишь несколько процентов своей долговременной памяти. Согласно опыту преподавания новый материал осознанно усваивается учащимися при традиционных способах обучения не более чем наполовину. Основная доля информации воспринимается нами неосознанно, и, чтобы ее использовать, нужна соответствующая подпрограмма в рамках программы самообучения. В программе самообучения мозга, судя по всему, такая подпрограмма (если она есть) недостаточно эффективна, ибо следы памяти (энграммы) разбросаны по всему мозгу, а не только по корковой ткани, и многократно дублируются, что, возможно, создает трудности для нейронной сети. В результате совокупный КПД естественной программы самообучения недопустимо низок, чтобы считать ее качественной, но разуму приходится мириться с ситуацией: "Все жалуются на свою память, но никто не жалуется на свой разум" (Ф. де Ларошфуко).

Память хранит воспринятую (осознанно или неосознанно) информацию. Осознанное восприятие новой информации в процессе самообучения требует больших энергетических затрат и сопровождается значительной информационной диссипацией (рассеянием). При таком самообучении энергетическое ограничение наступает достаточно быстро, коэффициент усиления интеллекта сравнительно невысок. В свою очередь, неосознанное восприятие информации требует значительно меньших энергетических затрат, т.к. бессознательное есть категория преимущественно психологическая, полевая, из области "тонкого информационного мира". Если научиться в полной мере использовать неосознанные данные и знания информационно-полевой природы, эффективность самообучения, как нам представляется, может существенно возрасти, т.к. в этом случае коэффициент усиления интеллекта должен превысить значения, потенциально достижимые при традиционном информационно-энергетическом самообучении.

Приведенные примеры лишний раз свидетельствуют в пользу интегрального исследования процессов самоорганизации и самообучения мозга. Целостность совокупного процесса следует понимать не в смысле "стыковки" во времени двух частных независимых подпроцессов, а как их взаимопроникновение ("диффузию"), взаимовлияние, взаимостимулирование, не создающее внутреннего противоречия. Самоорганизация и самообучение протекают на фоне друг друга, интенсифицируя информационный обмен сознания со средой и работу памяти.

Генетическая память имеет весьма отдаленное отношение к самообучению мозга, примерно такое же, как механизм наследования имущества к умению создавать и приумножать последнее собственными руками. Г. Саймон заметил: "…человек, рассматриваемый как поведенческая система, весьма прост. Кажущаяся сложность его поведения во времени в основном отражает сложность окружающей его среды"; "…чтобы предсказывать это поведение, нужно лишь самое приближенное знание системы переработки информации человеком (Саймон Г. "Науки об искусственном", 1972.)" . Можно не соглашаться с мнением известного специалиста в области искусственного интеллекта, но "что-то в этом есть". Во всяком случае, даже высшие эволюционные формы в виде тезауруса, знаний, разума, сознания, мышления, творчества появились, конечно же, не столько из генетического знания, сколько в результате длительных процессов самоорганизации и самообучения, которые немыслимы вне среды обитания и непосредственно или опосредованно связаны с этой средой. И даже самые изощренные формы поведения человека, обусловленные его сознанием и мышлением, уходят своими корнями в настоящее или прошлое взаимодействие со средой, в которой человек и развился как высокоорганизованная биологическая система. Скрытая простота систем в понимании Саймона соседствует со сложностью среды, вызывающей внешнюю сложность поведения систем. Так, сложность пути муравья объясняется, скорее, не сложностью его мышления, а сложностью преодолеваемого им рельефа. В отличие от бихевиористов (Бихевиоризм (от англ. behaviour – поведение) – психологическое учение, считающее предметом психологии поведение.) , Саймон не замыкается на наблюдаемых поведенческих актах, но обращается и к ненаблюдаемому сознанию, подчеркивая, что наши знания и поведение "говорят лишь о том, чему научились люди, развиваясь в определенной социальной среде".

Самообучение обычно связывают с высшей, негенетической формой памяти, которую, в свою очередь, принято разделять на процедурную (деятельностную) и декларативную (интеллектуальную). Процедурная память способствует приобретению навыков, умений и знаний того, как нужно действовать в аналогичных ситуациях. Декларативная память позволяет формулировать понятия и суждения, оценивать прошлый опыт и текущую ситуацию, прогнозировать ситуацию и принимать решения. Генетическая и негенетическая формы памяти взаимосвязаны. Негенетическая память возникла из генетической как необходимость самоорганизации биологических систем. Только что вылупившиеся утята умеют плавать, как и щенки большинства пород, бабочка (только-только из куколки) летает, да так, что траектория ее полета оптимальна с точки зрения защиты от возможных врагов, коты выясняют отношения между собой и с кошками, нигде не учась языку и правилам кошачьего этикета, и все от рождения умеют открывать рот, требуя хлеба и зрелищ (не отсюда ли извечное "Дай!", адепты которого, по-видимому, дальше генетической памяти не продвинулись в своем развитии?). Но на определенном этапе самоорганизации биосистем генетической памяти оказалось недостаточно для выживания и развития популяций. Возникла процедурная, а следом и декларативная формы памяти (Далее рассматривается декларативная память, многие особенности которой присущи и более простой процедурной памяти.).

Считается, что декларативная память функционирует по ассоциативному алгоритму и имеет сотово-иерархическую списковую структуру (Блум Ф., Лейзерсон А., Хофстедтер Л. "Мозг, разум и поведение", 1988. ) . Ассоциативность памяти базируется на сотовой связи представлений, которая, безусловно, может быть значительно сложнее, чем у чеховского персонажа из "Лошадиной фамилии". Так, понятие "функция" может ассоциироваться с совершенно разными представлениями в математике, программировании, физиологии, бизнесе, политике. Даже в одной области знаний это понятие может вызвать разные ассоциации. В программировании есть функции стандартные и пользовательские, внешние и внутренние, встроенные и библиотечные, с параметрами и без параметров, рекурсивные и простые и т.д. В зависимости от контекста понятия изменяется включенность дескриптора как ключевого мысленного представления, ответственного в декларативной памяти за это понятие, в ту или иную ассоциацию, и понятие используется разными областями памяти по-разному.

Сотово-иерархическая и многосвязная структуры и отношения во многом объясняют живучесть памяти и хранимого ею знания (по аналогии с живучестью и прочностью сотовой структуры пчелиного улья). При списковой структуре сотовой декларативной памяти синаптические связи между нейронами реализуются, скорей всего, так же, как и между абонентами в искусственных телекоммуникациях – адресно. При этом сотовый принцип связи нейронов удачно решает проблему экономии памяти, т.к. одни и те же нейроны могут использоваться в разных контурах нервной системы, что позволяет реализовать ассоциативное мышление. Связанность контуров сети способствует дублированию путей поиска следов памяти и восстановлению забытой информации. Сам факт существования ассоциативного механизма памяти подтверждает это. Отметим также, что развитие нервной системы с одной стороны, памяти и интеллекта с другой стороны – не последовательные, а параллельные взаимозависимые процессы, сущность которых до настоящего времени не совсем ясна. Иерархии ("математические деревья") реализуются в классификационных схемах человеческого знания во всех без исключения областях деятельности, будь то структура власти, классификация членистоногих или план войсковой операции. И это, скорей всего, не случайно. Приверженность сознания людей подобной классификации соответствует внутренней иерархичности памяти и интеллекта.

Ассоциативный алгоритм самообучения запускается дескриптором, имеющимся в информационном блоке хотя бы одного элемента структуры декларативной памяти. Далее по адресным связям между элементами воспроизводятся подструктуры, необходимые для данного конкретного акта самообучения. При этом большое значение приобретает правильная адресация подструктур. Стоит потеряться одному адресу, как иерархия и соответствующая ассоциация разрываются или искажаются, а знание становится поверхностным, неполноценным, отрывочным, поэтому реальная декларативная память имеет мощное дублирование и взаимопересечение подструктур. Достоинство адресных структур (например, ячеек оперативной памяти компьютера, динамических списков в программировании) с точки зрения самообучения – в скорости доступа к ним и простоте их редактирования (вставки, замены, удаления, дополнения, сортировки). Для этого не требуются физические перестановка и сдвиг информационных блоков памяти (как при работе с массивами), достаточно произвести переадресацию небольшого числа элементов списка, не затрагивая остальных. Энергетически переадресация ячеек памяти всегда экономнее, чем перекачка информации между ними.

Экономия памяти важна также с учетом свойственных ей ограничений. Ведь любое проявление бытия ограничено по координатам пространства-времени, и память – не исключение, она тоже имеет ограничения по объему, производительности и т.д. В частности, ограничения человеческой памяти составили важный и сложный предмет исследования психологов, нейрофизиологов, кибернетиков. Основные ограничения, выявленные ими:

1. кратковременная (оперативная) память человека может одновременно хранить не более семи (±2) элементарных информационных блоков;
2. перенос информационного блока из кратковременной в долговременную память требует не менее пяти секунд;
3. информационный блок должен содержать не более трех-четырех элементов (полей, тегов, фреймов и т.п.);
4. емкость долговременной памяти имеет величину порядка 1 гигабайта;
5. скорость распространения электрохимических сигналов в нервных волокнах не превышает 150 м/с.

Из-за этих ограничений человек, прежде чем запомнить в кратковременной памяти большой объем входной обучающей информации, пытается перекодировать ее в меньшее число блоков – примерно 7 ("телефонная память"), используя для этого связность символов, текстов и чисел, мнемонические правила, ассоциации.

Приведенными ограничениями памяти можно объяснить, почему не все обучаемые способны воспринять и усвоить даже небольшие порции информации. Основные затраты времени обучаемого уходят на освобождение места в кратковременной памяти для вновь поступающих данных (извне и из долговременной памяти), а также для хранения промежуточных результатов мышления. Человек вынужден находить место для текущих данных путем освобождения занятых ячеек кратковременной памяти с пересылкой содержания последних в долговременную память (после принятия решения, что сохранить, а что забыть). А это требует значительного времени, т.к. скорость передачи между соответствующими областями мозга ограничена. Из-за приведенных ограничений люди не всегда способны выбрать правильную стратегию поиска и познания, решать комбинаторные и многофакторные задачи, адекватно реагировать на сложные ситуации в быстро изменяющейся многофакторной среде.

Таким образом, в основе многих сложностей и особенностей нашего сознания лежат, на поверку, немногочисленные и довольно простые ограничения декларативной памяти. Разница между естественной и искусственной формами памяти лишь в значениях верхних пределов пространственно-временных параметров памяти и в ее организации. Системы искусственного интеллекта с более емкой (по сравнению с человеком) оперативной и долговременной памятью, более высокой внутренней скоростью обмена данными имеют преимущество перед людьми в решении нетворческих задач, переборе вариантов решений, управлении технологическими процессами и объектами в реальном масштабе времени и др. Человек выигрывает (пока!) за счет более мощной организации своей ассоциативной памяти в решении творческих, некорректных и плохо формализуемых задач, в самообучении и принятии решений при неполных и противоречивых данных, в задачах классификации и распознавания образов. Если бы еще человек, подобно машине, не уставал физически и психологически!

0.4.7.О массовом сознании

Одним из первых зафиксировал возникновение феномена "массового сознания" в социуме испанский философ Х. Ортега-и-Гассет в работе "Восстание масс". У Ортеги "масса" отождествляется с толпой, представители которой социально безответственны и находят смысл существования в достижении полной идентичности с себе подобными, т.е. в слиянии с толпой, в превращении личности в "человека массы". С понятием массового сознания синонимичны понятия "социального сознания", "коллективного сознания". В данном контексте массовое сознание не есть "равнодействующая" субъективных сознаний индивидов как некий результирующий однонаправленный вектор разнонаправленных индивидуальных векторов сознания. Нет, однонаправленное массовое сознание есть самоорганизующийся менталитет толпы, аналогичный природным коллективным инстинктам популяций (косяков рыб, полчищ насекомых, птичьих стай, стад животных). Массовое сознание ищет простые и быстрые решения сложных проблем, легко подвергается манипулированию со стороны вожаков, навязывает свои псевдоценности всему социуму, преследует инакомыслящих, склонно к авторитаризму и тоталитаризму. Поэтому полагаем массовое сознание опасным – "сие не здраво", ибо разумение субъективного сознания толпа трансформирует в недоразумение или, вернее, безумие массового сознания. Полагаем, кроме "массового сознания" есть и другие примеры деструктивной самоорганизации людей.

В то же время на уровне информационных оснований сознания представляются продуктивными понятия "коллективная память", "коллективный тезаурус" (распределенная база знаний). Например, у людей всегда существовали и существуют сотово-иерархические и многосвязные структуры коллективной памяти и коллективных тезаурусов и отношения между ними в виде непосредственных контактов, книг, радио, TV, электронных коммуникаций, биополей, информационного поля и т.д. Интернет по праву считается распределенной базой знаний (о знании см. тему 6). Наличие коллективных знаний у представителей фауны не вызывает серьезных возражений. Существуют экспериментальные подтверждения информационного обмена между растениями; значит, у них, по-видимому, тоже есть распределенная база знаний.

Нельзя не упомянуть и концепцию К. Юнга об архетипах – носителях "коллективного бессознательного", которые согласно Юнгу питают сознание продуктами мифотворчества древних эзотерических систем.

Полагаем, именно благодаря сотово-иерархической структуре коллективная память (впрочем, и индивидуальная тоже) столь живуча, как живуча, прочна сотовая структура в пчелином улье. Отказ (уничтожение, забвение) отдельных носителей и подструктур не приводит к исчезновению знания, поддерживаемого оставшимися носителями и подструктурами. В этом мудрость самоорганизации памяти и интеллекта. Коллективная память и ее тезаурус, хранящий знание поколений, которое приумножается каждым из них, – особо ценное достояние популяции. Не беречь это достояние, не пополнять за счет коллективного самообучения, не поощрять труд его хранителей и созидателей равноценно самоубийству популяции. Не этим ли объясняется священный запрет "Не убий!", возникший на заре становления человеческого разума.

0.5.Лекция 5. Информациогенез и самоорганизация

0.5.1.Информациогенез

"Информациогенез есть процесс порождения информации в природе" (А.Н.Кочергин (Кочергин А.Н. "Информация и сферы ее проявления", 2008; Кочергин А.Н., Цайер З.Ф. "Информациогенез и вопросы его оптимизации", 1977.)) . Речь идет не о любой, а о продуктивной информации, приводящей к полезным качественным изменениям и отличающейся от деструктивной дезинформации и непродуктивного информационного шума. Информациогенез в приведенном смысле альтернативен диссипации информации. Порождение продуктивной информации начинается морфологически (как увеличение разнообразия открытой системы) и происходит по синергетическим законам за счет разнообразия среды. Так в систему поступают данные. Увеличение морфологического разнообразия, т.е. элементного состава системы, через селекцию ценных данных переходит в синтаксическое связывание элементов с помощью внутрисистемной программы самообучения (если таковая есть). Так ценные для системы данные превращаются в информацию – первичные знания – система "познаёт" приобретенное разнообразие, и в памяти системы возникает тезаурус, если он не был создан на раннем этапе самоорганизации в подобной ситуации. При наличии сознания хранимые в системном тезаурусе первичные знания приобретают смысл, достигая высшего для знания семантического уровня.

Использование нами лингвистических терминов морфологии, синтаксиса и семантики не случайно. Во-первых, описанная "технология" информациогенеза в природе вполне укладывается в грамматические правила построения фраз и текстов из слов. Даже средневековые физики это понимали, говоря о "текстах природы" (Галилео Галилей). Во-вторых, информациогенез характерен как для первоприродных феноменов и процессов, так и для второприродных артефактов человеческой деятельности, будь то наука (в частности, лингвистика), искусство, техника. В этом плане гуманитарии и естественники, лирики и физики должны понять, что с позиций информации как таковой и информациогенеза их противостояние, если оно есть, выглядит противоестественным.

Исследователи интеллектуальных систем сходятся во мнении, что тезаурусы и базы знаний интеллектуальных систем в процессе развития строятся на комбинаторно-иерархическом принципе за счет постепенного объединения информационных блоков – сначала самых простых, затем все более сложных. Эти блоки используют коды системы – наследственные и/или инкорпорированные из среды – и представляют в действительности клеточные ансамбли нейронных сетей (естественных или искусственных). Укрупнение блоков, а также их внутренняя морфологическая и функциональная модификация, сводящаяся к установлению связей между клетками ансамбля (биологическими нейронами или искусственными формальными нейронами), стимулируется средой (в актах познания и организации) или системой (в актах самопознания, самоорганизации). Такие закономерности свойственны также социальным системам (популяциям, социумам) и информационно-коммуникационным системам (сетям) с распределенной базой знаний – коллективным тезаурусом (Далее объединим родственные термины "база знаний" и "тезаурус" в один – тезаурус.).

Пример 1. Пусть 0 и 1 – синтаксические коды простейших элементов – строительных "кирпичиков" (фракталов) информационных блоков. Блок – два элемента. При информациогенезе сначала внутри блоков устанавливаются связи между их элементами по принципам идентичности (00,11) и комплементарности (01,10). Когда все комбинации связей, формирующих знание, необходимое для регулятивного парирования среды, исчерпаны, вступает в действие закон необходимого разнообразия – тезаурус более не способен помочь системе в парировании среды, требуется укрупнение информационных блоков, что и делается. Появляются триады 000, 001, 010, 011, 100, 101, 110, 111, тетрады 0000, 0001, 0010, 0011, 0100, 0101, 0110, 0111, 1000, 1001, 1010, 1011, 1100, 1101, 1110, 1111 и т.д. При этом потенциальный спектр внутриблочных связей расширяется. Любое укрупнение, как мы видим, приводит к росту разнообразия в информационном смысле, т.е. к порождению новой информации – происходит качественный скачок знания. Обратим внимание, что приведенные в качестве примера информационные тетрады (биологические квадруплеты) нулей и единиц базируются на триадах (триплетах), те, в свою очередь, на диадах (дуплетах) и, наконец, последние – на монадах ( моноплетах) 0 и 1.

Реальные коды тезаурусов (генетический, белковый, метаболический, машинный) оказывают существенное влияние на темпы самоорганизации тезауруса. Чем сложнее код (по объему алфавита), тем большим разнообразием обладает каждый информационный блок тезауруса по сравнению с аналогичным блоком при простом коде.

Пример 2. Монада ("буква") компьютерного кода способна дать 2 комбинации, монада генетического кода – 4, монада белкового кода – 20, русского языка – 33 комбинации, а дуплет – соответственно 4, 16, 400 и 1089 комбинаций (Число комбинаций в дуплете N = n², где n – разнообразие монадного кода.). Следовательно, при очередном качественном скачке (укрупнении блоков) тезауруса, кодированного неизменным сложным кодом, внутриблочные связи комбинируются дольше, чем при простом кодировании, и только потому, что их потенциально больше. Эти механизмы объясняются комбинаторной информационной мерой разнообразия. Увеличение длительности внутриблочных комбинаторных процессов функционально-морфологического связывания информационных элементов тезауруса по мере его развития приводит к тому, что частота качественных скачков знания на поздних стадиях развития самоорганизующейся системы уменьшается по сравнению с ранними стадиями самоорганизации тезауруса, удлиняется процесс адаптации тезауруса к росту знания. Так, скорость восприятия человеком новых знаний растет примерно до 4-5-летнего возраста, затем стабилизируется и, начиная с 6-7 лет, уменьшается, особенно быстро после 20-25-летнего возраста и катастрофически быстро – к старости (Дружинин В.В., Конторов Д.С. "Проблемы системологии", 1976.).

Конечно, влияние возраста человека на скорость восприятия знаний объясняется сложнее, чем это сделано на примере объединения информационных блоков и комбинирования связей внутри них. По-видимому, есть и другие скрытые информационные факторы, в частности, наличие предела сложности тезауруса – предела, который зависит от полезно усвоенного информационного ресурса среды и от материально-энергетических ограничений носителя тезауруса (например, мозга). Другой возможный фактор: изменение (загрубление) чувствительности сенсорных механизмов (алгоритмов) информационного метаболизма по мере развития тезауруса.

Кроме того, интеллект не использует без разбора (а вернее, без отбора) все потенциальные комбинации внутри- и межблочных информационных связей для обогащения тезауруса. Механизм интеллектуального отбора выбирает наиболее ценные из этих связей в соответствии с некоторой целью. И если первые шаги в становлении и развитии тезауруса начинаются с первоначального накопления некоторого минимума разнообразия связей (состояний) по принципу "лучше что попало, чем ничего", то целенаправленный отбор ценных и отбраковка бесполезных (вредных) связей осуществляются по принципу "лучше ничего, чем что попало".

Накопление, связывание, комбинирование, укрупнение, отбор и, наконец, генерирование информации – операции (действия), составляющие целенаправленную последовательность – алгоритм, реализуемый через программу. Логично назвать ее программой генерирования информации. Откуда ей взяться и где ее хранить? Когда учащегося выручает память, ему не нужна такая программа. Но как только в результате нескольких провалов он почувствует, что метод простого накопления данных не помогает и, более того, опасен, возникает потребность в другом методе, основанном не на запоминании, а на понимании данных и взаимосвязей между ними. Подобная ломка метода мучительна, но необходима. Удастся – система выживет и будет развиваться, не удастся – система умрет или деградирует вплоть до полного разложения. Так возникает программа генерирования информации как меры организованности системы знаний. Без такой программы даже бифуркационная (вероятностная) самоорганизация системы и сама система невозможны.

Заложенная в программу генерирования информации логика должна быть вероятностной, нечеткой, дающей свободу выбора пути самоорганизации системы. Далее под самоорганизацией системы будем понимать процесс роста ее информационного разнообразия за счет разнообразия среды и работы внутренней программы генерирования информации. В данном смысле самоорганизация эквивалентна развитию. Но мы не исключаем самоорганизации, направленной в противоположную сторону, – к деградации ("Массовое сознание" самоорганизуется толпой не во благо развития толпы за счет роста ее информационного разнообразия, а во вред окружающему социуму за счет уменьшения данного разнообразия (см. тему 4, раздел 4.5). Самоорганизация ради уничтожения, а не созидания – не такая уж редкость.). Далее рассмотрим самоорганизацию-развитие.

Итак, программа генерирования информации может возникнуть параллельно с процессом роста разнообразия. Естественным местом ее хранения является тезаурус системы. Очевидно, что до возникновения потребности в такой программе не было потребности и в тезаурусе. Но однажды образовавшись как запоминающее устройство (ЗУ), тезаурус, так же как компьютерное ЗУ, позволяет хранить и редактировать помещенные в него программы (дополнять, модифицировать, стирать), наряду с данными (по аналогии с принципом хранимой программы в "неймановском" компьютере). При этом разнообразие элементного состава системы растет за счет вещественно-энергетических обменных процессов под управлением генетической программы, а разнообразие связей (отношений) между элементами – за счет информационного метаболизма под управлением программы генерирования информации, которая, в свою очередь, возникает и совершенствуется в процессе этого же метаболизма. Обе программы взаимосвязаны.

Предполагаем, что генерирование информации дискретно и совпадает с моментами самопознания системой своего возросшего разнообразия. Сгенерированная информация согласно закону конечной информации конечна. В соответствии с принципом хранимой программы программа генерирования информации хранится в кодах тезауруса. Благодаря этой программе рост разнообразия приобретает более ценный для системы характер, ибо множество состояний системы включает комбинации уже не только свойств отдельных элементов, но и образованных программой свойств взаимосвязей и групповых свойств элементов. И так же как случай оказывает основное влияние на раннее морфологическое развитие системы, так по мере наполнения и совершенствования ее тезауруса все большее влияние на самоорганизацию системы оказывает программа генерирования информации и информационный обмен со средой. Система, вначале запасавшая впрок что попало, по мере развития становится "разборчивой", отметает случайные данные и заполняет память уже не ими, а знаниями, где все элементы накопленного разнообразия увязаны между собой в единую систему, отвечающую цели развития. Это нивелирование случайности развития по мере усложнения тезауруса приводит в биосистемах (и в системах другой природы) к уменьшению их естественных мутаций. Вероятность ощутимых генетических мутаций высокоразвитых систем исчезающе мала. Правда, это может оказаться опасным для таких систем в том смысле, что они теряют способность быстро адаптироваться к резко изменившейся среде обитания. Передозировка информации, генерируемой сверхсложным тезаурусом, устойчивость систем к мутациям по своим последствиям сходны с судьбой консервативных систем, потерявших способность развиваться.

Отметим, что любая система со стабильным тезаурусом в разных условиях может обладать разной степенью организованности. Так, достаточно организованная целостная система житейских знаний некоторого человека может вносить слишком малый вклад в систему его производственных и тем более научных знаний. Причин здесь две: нехватка данных на каждом из более высоких уровней и нехватка связей между данными. В результате целостная система знаний сужается и(или) рассыпается на более мелкие целостные системы вплоть до полного исчезновения систем как таковых.

Пример 3. На рис. 5.1 показан пример разрушения целостной системы за счет разрывов связей между элементами при увеличении некоторого порога U (порога обнаружения, порога понимания, порога терпения и т.д.). Выше порога в системе сохраняются прочные, устойчивые связи (взаимовлияния), непрочные связи с повышением порога разрушаются – элементы перестают реагировать на состояния друг друга. Понятие порога оказывается гносеологически и онтологически значимым.

Рис. 5.1.  Нарушение целостности системы в зависимости от условий

С другой стороны, система, однажды организованная в некоторой среде, может сохранять свою организацию в других средах без повреждения ("принцип бетона"). Целостность такой системы можно нарушить только экстремальными воздействиями. Так, если человек что-то понял и полученное знание закрепилось, целостность системы знаний может быть нарушена только при патологических изменениях мозга.

Словом, результат самоорганизации открытой системы зависит от программы генерирования информации, хранимой в тезаурусе системы и управляющей процессом самоорганизации с соблюдением закона сохранения информации. Гносеологическая версия данного закона позволяет утверждать, что полная взаимная информация развивающейся системы и среды всегда ограничена достигнутой информативностью тезауруса.

Технология работы программы генерирования информации представляется нам аналогичной эволюционному механизму развивающихся систем и принципу программного управления "неймановского" компьютера. Суть принципа состоит в том, что программа планирует поведение системы (компьютера) не на весь жизненный цикл (сеанс работы), а всего на один следующий шаг (одну команду). Для развивающегося тезауруса реализация этого принципа сводится к незначительному расширению базы знаний на очередном шаге самоорганизации по отношению к предыдущему шагу. Всё в мире развивается именно таким путем – от простого к сложному, пошагово, постепенно. Ничто не совершается сразу. Наличие переходного (эволюционного) процесса – закон. Точно предсказать его исход невозможно, т.к. это вероятностный процесс, в котором корреляции между случайными событиями не жестко детерминированы. Для биосистем и тезауруса это правило может быть сформулировано так: "Каждая отдельная система, возникающая в результате мутаций и отбора, непредсказуема в отношении своей структуры, тем не менее, неизбежным результатом всегда является процесс эволюции – это закон (Эйген М. "Самоорганизация материи и эволюция биологических макромолекул", 1980) " .

Малая дозировка сложности, как и незнакомого лекарства, представляется единственно разумным способом поведения системы в условиях априорной неопределенности последствий. Передозировка чревата летальным исходом, если "лекарство" вредно для системы, в частности, если оно не оптимизирует ее целевую функцию развития. Малая доза не способна убить систему. Но, если система своевременно не распознает вреда, она может продолжать наращивать свою сложность в избранном ложном направлении, и, в конце концов, при очередной бифуркации сработает отрицательный кумулятивный эффект вредной сложности – система деградирует и погибает. Куда программа развития (генерирования информации) заведет систему – к правильному решению или сбою – зависит только от программы и использованных ею данных. Для этого в ней должны быть предусмотрены средства защиты от ошибок выполнения и некачественных данных, что в "неймановском" компьютере известно как "защитное программирование".

0.5.2.Самоорганизация

Из раздела 5.1 следует, что информациогенез и самоорганизация неразрывно связаны друг с другом.

До возникновения синергетики под самоорганизацией понимали спонтанное возникновение организации в автономной замкнутой системе. Но практически все системы в мироздании открытые, подверженные влиянию среды и друг на друга. Поэтому синергетика как междисциплинарное научное направление занимается проблемами самоорганизации открытых систем (Г. Хакен, И. Пригожин, М. Эйген (Пригожин И., Стенгерс И. "Порядок из хаоса", 1986; Чернавский Д.С. "Синергетика и информация (динамическая теория информации", 2004.) и др.) . Представления о самоорганизации впервые появились в эпоху античности (Демокрит, Аристотель). Но увязка самоорганизациии с информацией (информациогенезом) состоялась лишь в ХХ в. в рамках синергетики.

Самоорганизация может происходить под действием а) генетической программы; б) внутренней программы генерирования информации; в) среды; г) программы генерирования информации и среды одновременно. Генетическая программа способна дать первоначальный импульс самоорганизации, придав "новорожденной" системе минимальное информационное разнообразие, необходимое для ее жизнедеятельности и выживания в среде. Программа генерирования информации, возникшая под влиянием среды, взаимодействующая с генетической программой и хранящаяся в тезаурусе системы, управляет самоорганизацией системы на всех этапах ее жизненного цикла посредством алгоритма самоорганизации. Среда способствует совершенствованию информации и наполнению тезауруса системы знаниями.

Информациогенез при самоорганизации становится неустойчивым, как неустойчиво состояние между хаосом дезорганизации (энтропийная тенденция) и порядком организации (информационная тенденция). Состояние флуктуационной неустойчивости, неравновесности свойственно каждому этапу самоорганизации системы, связанному с изменением информационного разнообразия, накопленного системой к текущему этапу. Увеличивается разнообразие→увеличивается знаниевое наполнение тезауруса→растет информативность системы, и наоборот. Борьба энтропийной и информационной тенденций при самоорганизации напоминают гегелевскую диалектическую триаду "тезис – антитезис – синтез". Объем априорной информации для самоорганизации минимален.

Самоорганизация – вероятностный процесс, и наряду с безнадежными системами, пользующимися вредными данными и командами от среды, найдутся и такие, которые благодаря средствам защитного программирования своевременно отказались от вредных данных и выполнения сбойных команд. Приращение сложности таких систем направлено на оптимизацию их целевой функции. При очередной количественно-качественной бифуркации такие системы будут прогрессировать. Но и эти системы наращивают свою сложность осторожно, малыми дозами, пошагово, не "переедая". Достоинство пошагового достижения заданной сложности и эффективности в том, что система может это сделать сама, без внешней помощи. Так, начинающий спортсмен может сразу стать олимпийским чемпионом разве что с помощью Бога. Но упорно тренируясь, он шаг за шагом сам (и никто за него!) придет к олимпийскому пьедесталу. Если же его программа тренировок была тупиковой, что ж, олимпийским чемпионом станет другой.

На вопрос, почему прогрессивное развитие (самоорганизация) идет от простого к сложному, а не наоборот, отвечает закон необходимого разнообразия Эшби, согласно которому чем больше (разнообразнее, сложнее) среда возмущает (стимулирует) развивающуюся систему, тем больше должно быть ответных реакций системы для ее эффективного существования в среде, т.е. система должна усложняться. И наоборот, чем меньше стимулируется система, тем проще она может быть (регрессивное "развитие").

Платой за сложность является время. Самоорганизация систем требует существенно большего времени, чем потребовалось бы их создателю. Есть феноменальные люди, способные практически мгновенно "создать" ответ некоторой вычислительной задачи. Если же для ее решения использовать итерационный алгоритм вычислительной математики, то чем более точный (а следовательно, и более сложный – по числу точных знаков после десятичной запятой) результат мы хотим получить, тем больше итераций должна сделать программа и, соответственно, тем дольше она занимает компьютер.

0.5.3.Самоорганизация в природе и обществе

Концепции самоорганизации и синергетики, упомянутые в теме 2 (раздел 2.4) позволили объяснить многие процессы развития (включая эволюцию) без привлечения сверхъестественных сил и мистики чуда, хотя самоорганизация как будто происходит сама собой, без видимых причин и внешнего вмешательства.

Пример 4. Эволюция космических тел согласно научным данным проходит в течение нескольких миллиардов лет, эволюция живой природы на Земле – сотни миллионов лет, эволюция разума – десятки миллионов лет. А Бог на третий день создал "зелень, траву, сеющую семя по роду и по подобию ее, и дерево плодовитое, приносящее по роду своему плод, в котором семя его на земле", на четвертый день – "светила на тверди небесной" (Библия, Бытие, 1). За следующие два дня Господь создал всю фауну и человека. Мы восхищаемся проворностью Творца (если, конечно, понимать "день", "субботу" в человеческом измерении). Эволюция так быстро не творится. Господь Бог или эволюция? – вечная дилемма, неразгаданная загадка бытия, которую, по нашему мнению, надлежит оставить в покое, как и тайну Творения. Последнее вместе с атрибутивной информацией природы следует принять как данность. А тайны, что ж? – без них жизнь скучна и неполноценна.

Многошаговые процессы с оптимизацией некоторой целевой функции, подобные эволюции и самоорганизации тезауруса, часто встречаются в задачах динамического планирования, распределения ресурсов, оптимизации транспортных перевозок и др. Для решения подобных задач возможны два способа решения: 1) искать сразу все элементы решения на всех шагах; 2) строить оптимальное управление шаг за шагом, оптимизируя целевую функцию на каждом шаге. Реализация первого способа возможна в конечных алгоритмах динамического программирования с известной целью и результатом оптимизации (экспертные системы, интеллектуальные игры и др.). Второй способ оптимизации проще, менее рискованный, чем первый, особенно при неопределенно большом числе шагов и неопределенном конечном результате оптимизации. Обратим внимание, что задачи распределения ресурсов и оптимизации транспортных перевозок, по существу, являются основными в биологических и интеллектуальных процессах метаболизма. Соответственно, мало оснований полагать, что природа для решения задач самоорганизации выбирает сложные пути (созидание) вместо простых (эволюция). Наблюдаемая сложность природы изначально проста. Задача рациональной науки – понять эту простоту.

Было бы наивным полагать, что простота механизма самоорганизации в приведенном понимании идентична простоте в "понимании" природы. Поиск простоты в сложности природы как одна из сторон реализации принципа простоты (см. раздел 3.3), по возможности, не должен быть слишком антропным. Достичь такого понимания природы, не ограниченного человеческим опытом и рациональной наукой, дано немногим. В физике XX века это, пожалуй, Бор, Эйнштейн, Х. Лоренц, де Бройль, Паули, Гейзенберг, Ландау. Известный афоризм Н. Бора о теориях, недостаточно безумных, чтобы быть правильными, образно демонстрирует стиль, исповедуемый неклассической и постнеклассической наукой.

Пример 5. Проанализируем некоторые эмпирические примеры биологической самоорганизации (И. Пригожин). При угрозе голода амебы стягиваются в единую многоклеточную массу, личинки термитов концентрируются в ограниченной области термитника. Подобная кооперативная самоорганизация свойственна любой популяции, т.к. "общий котел" всегда выгодней, экономней, чем раздельное питание. В этих примерах (вне зависимости от конкретного механизма самоорганизации каждой популяции) важно понять, что стимулом самоорганизации было достижение величиной разнообразия популяции некоторого контролируемого порога, вызывающего подпрограмму принятия "организационного решения". Подобный алгоритм самоорганизации характерен для коацерватных капель, развивающихся и конкурирующих фирм, государств, избирательных блоков, студентов перед экзаменом, семей и кланов и т.д. При этом глубинным мотивом кооперативной самоорганизации в общем случае является инстинкт самосохранения (выживания), проявляющийся не только при угрозе голода, но и при любой опасности со стороны враждебной среды. Так, "сытые" поодиночке предприниматели объединяются перед угрозой национализации частной собственности, слабые объединяются в стаи, племена, государства, (кон)федерации, союзы перед угрозой силы. Вполне вероятно, что и многоклеточные организмы появились в результате кооперативной самоорганизации одноклеточных, что облегчило совместное выживание, усвоение пищи, устойчивость к агрессивной среде. В основе (на входе) любого организационного решения лежит информация – пока система не осознала входной (внешней) информации, ни о каком решении речи быть не может. Это, если угодно, аксиома теории управления. Следовательно, к самоорганизации, действительно, можно придти только через познание собственного информационного разнообразия. А самопознание без тезауруса, хранящего информацию и программу ее генерирования, невозможно.

Итак, порождение информации происходит в процессе освоения (самопознания) системой приобретенного ею разнообразия, и этот процесс состоит в опосредованном (через разнообразие) распознавании и перекодировании внешней информации среды во внутренние более ценные информационные коды упорядоченности, смысла, знания (в зависимости от достигнутого системой уровня развития). Такое распознавание и перекодирование эквивалентно генерации все более ценных видов информации и возможно только при наличии программы развития и, в частности, программы генерирования информации (Диссипация информации происходит "внепрограммно".) , по принципам своей работы сходной с принципами "неймановского компьютера". Это не случайное совпадение – фон Нейман тесно сотрудничал с Винером и другими пионерами кибернетики в выработке компьютерных и кибернетических концепций.

Пример 6. В неживой природе примерами самоорганизации служат возникновение в жидкостях турбулентности из ламинарности, образование конвекционных "ячеек Бенара" (гидродинамика), автоколебательные реакции (химия), материализация виртуальных микрочастиц физического вакуума (физика).

Пример 7. В обществе примерами самоорганизации служат рынок с его "невидимой направляющей рукой" (А. Смит), истинная демократия, формирование информационного общества, Интернет, социальные сети и сетевые сообщества. Современные социальные институты как продукты человеческой деятельности в своем большинстве не являются результатом сознательного властного планирования, а самоорганизовались практически спонтанно из нелинейных, неравновесных, подчас катастрофических социальных процессов ХХ в.

0.5.4.Информационная экспансия

Неразрывная связь самоорганизации с информациогенезом означает, что информация сопутствует любому развитию. А поскольку все известные открытые системы в той или иной мере изменяются и развиваются, взаимодействуя друг с другом и со средой обитания, между информациогенезом и системогенезом существует глубокое неразрывное единство (А.Н. Кочергин), и можно говорить об информационной экспансии во все мыслимые системы. Иными словами, информационная экспансия означает, что информация является основным ресурсом развития всех без исключения систем. И если до появления понятия информации не могло быть и речи об информационной экспансии, то сейчас ее существование не должно вызывать сомнений.

Об информационной экспансии в природе свидетельствует вся история жизни, двигавшейся от примитивных чувственных материально-энергетических перцепций первых одноклеточных организмов к идеальным апперцепциям рефлектирующего сознания человека. В неорганической природе проследить историю информационной экспансии гораздо сложнее, ведь история природы гораздо продолжительней истории жизни. Но, исходя из имеющихся представлений об атрибутивной информации и физике информации (см. темы 1, 2), отметим, что концепция атрибутивной информации как внутренней информации всех без исключения объектов природы и теория информационного поля, питающего информацией физические поля, созвучны с концепцией информационной экспансии. Поэтому, полагаем, информационная экспансия свойственна всем естественным системам – неорганическим и органическим.

Информационная экспансия наблюдается в развитии артефактов материальной культуры, в частности, вычислительной и телекоммуникационной техники – от первичного "большого калькулятора" (computer) к современной портативной информационной машине (informachine), от сложных (дорогостоящих) телефонных и радиотехнических средств проводной и беспроводной коммуникации XIX-ХХ вв. к более простым и доступным современным средствам, в значительной мере использующим ранее созданную инфраструктуру связи.

Становление информационного общества – свидетельство информационной экспансии в сфере общественных отношений. В информационном обществе информация становится национальным ресурсом и производительной силой, не менее половины трудовых ресурсов трудятся в информационной сфере, в менталитете людей превалирует культ знаний и всеобщей грамотности, мораль и этика отношений пополнились киберэтикой и инфоэтикой, государствам приходится считаться с наличием на своих территориях независимого глобального киберпространства, насыщенного информацией и виртуальными персоналиями (по аналогии с физическим пространством, насыщенным веществом и телами). Мощные информационные потоки вторглись в жизнь человечества, грозя его психологическим и физиологическим возможностям не меньше, чем цунами и тайфуны. И если последние мы считаем проявлениями океанической экспансии, то в равной степени "информационный потоп" есть признак информационной экспансии.

Проблема человека в мире информационной экспансии приобретает специфические черты (см. тему 8). Ведь информации в этом мире много, даже слишком много, но как в ней вычленить жизненно важные знания, – большой вопрос: "Каждый хочет, чтобы его информировали честно, беспристрастно, правдиво – и в полном соответствии с его взглядами" (Г. Честертон). Но о честности, беспристрастности и правдивости информации можно только мечтать, говорить, причем каждому согласно своим взглядам. А в мутном потоке данных, низвергающемся на человека через Интернет и ангажированные СМИ, вместе с объективной информацией полно дезинформации и информационного шума. Отделять "зерна от плевел" приходится каждому из нас.

0.5.5.Самообучение

Напомним, что данные превращаются в знание через самообучение, когда система, в основном (но не только), познаёт собственное разнообразие (с учетом приобретенных информационных блоков) и отображенную среду, ищет, отбирает и запоминает ценную информацию в потоке данных, устанавливая дополнительные связи между ними. При этом термин "обучение" представляется нам архаизмом – обучение даёт (преподаёт) знание, но этого явно недостаточно; в конце концов, надо получить его. Руки дающего и берущего должны соединиться; весь процесс обучения стратегически должен быть перенацелен на самообучение, ибо "человек до конца понимает лишь то, до чего додумывается сам, подобно тому, как растение усваивает лишь ту влагу, которую впитывают его корни" (А. Реньи).

Строго говоря, этапы самоорганизации и самообучения системы не поддаются разделению во времени, характер отношений между ними – диффузный. Действительно, организация (упорядочивание) как ограничение разнообразия невозможно без познания последнего, без поиска и отбора ценных данных, без использования первичных механизмов памяти. Самоорганизация не прекращается на этапе самообучения, как при освоении приобретенных метаболитов не прекращаются обменные процессы между системой и средой. В связи с этим при рассмотрении процесса самообучения вряд ли есть смысл отделять его от самоорганизации. Этапы самообучения (запоминание, восприятие, усвоение и др.) можно интерпретировать как самоорганизацию тезауруса. На информационном уровне важно лишь учитывать, что процесс самообучения складывается из усвоения (запоминания), хранения и воспроизведения знаний. Если нарушен хотя бы один из этих этапов, самообучение может не состояться.

Самообучение системы начинается после приобретения ею от среды порции информационного разнообразия в виде некоторых данных, ценность которых неизвестна. Алгоритм самообучения состоит в отборе данных по некоторым критериям ценности и в связывании отобранных данных, ценных для системы, в информацию – первичное знание о приобретенном разнообразии. Это знание помещается для хранения в тезаурус (базу знаний), который был создан системой в своей памяти на самом раннем этапе самоорганизации. Однако самообучение на этапе связывания ценных данных не заканчивается. Подпрограмма селекции по критериям ценности продолжает работать, "осмысливая" первичное знание, ибо смысл знания – конечная цель самообучения. В результате система "познаёт" приобретенное информационное разнообразие и за счет этого увеличивает свою внутреннюю информацию (самопознание).

На всех этапах самообучения информациогенез не прекращается. Ведь любой акт отбора (выбора) или осмысления приводит к неравновесности системы, нестационарности латентных процессов информационного метаболизма, а значит, к генерированию информации. Среда участвует в самообучении лишь косвенно – через свое закодированное отображение в рецепторной подсистеме (Дружинин В.В., Конторов Д.С. "Проблемы системологии", 1976.) .

Количественные и качественные преобразования тезауруса происходят постоянно (Постоянность изменений не означает их непрерывности. Характер изменений предстоит выяснить.) и параллельно. При этом простое наращивание количества "элементов знания" (информационных блоков) в тезаурусе еще не дает права считать его "сокровищем" системы, как нельзя считать разрозненные, случайные, не связанные между собой данные (файлы) в долговременной памяти человека (компьютера) базой знаний. Вот если эти элементы будут совместно осмыслены в виде упорядоченных, содержательно целостных кластеров, множеств, списков, массивов, семантической и/или нейронной сетей, наполненных структурными элементами типа термов, фреймов, записей, объектов, переменных, графов, формальных нейронов, тогда можно говорить о системе (базе) знаний, тезаурусе организма или машины. Иными словами, информационные связи между элементами знания, входящими в тезаурус, должны быть надежнее, чем их связи с данными, находящимися вне тезауруса. Этим, кстати, любая система отличается от "несистемы": внутренние связи системы обязательно крепче внешних связей.

Организация внутрисистемных связей обеспечивается адресно под управлением программы генерирования информации и системной аксиологической установки познания (см. раздел 6.4). В разделе 4.4.2 отмечалась принципиальная важность адресного связывания элементов знания в тезаурусе (скорость доступа, простота редактирования). Не зря известный RAM-принцип (От random access memory (англ. – память с произвольным доступом).) реализует адресное связывание ячеек оперативной памяти в "неймановском" компьютере.

Представим эволюцию тезауруса как усиление сложности открытой информационной системы (См. примеры 1, 2 в разделе 5.1.) , питаемое от ее среды обитания и имеющее предел когнитивной эффективности, который зависит от информационного ресурса среды, полезно усвоенного системой (Напомним, что вне данного ограничения информационный предел самоорганизации тезауруса не существует.).

Эволюционирующая от энтропийного хаоса к информационному порядку подобная открытая система одновременно проявляет и признаки движения от порядка к хаосу, тем бoльшие, чем меньше доля ценной (для системы) информации в объеме данных, поступающих в тезаурус. Второй эффект прогрессирует по мере приближения к концу жизненного цикла системы. В результате "старые" системы часто приходят к агностическому синдрому незнания: "Я знаю, что я ничего не знаю".

Но не следует считать энтропийную тенденцию развития только "старческим" негативом. "Молодые" системы тоже не избегают хаоса, потому что он информационно креативен не менее (а чаще более), чем порядок – та или иная тенденция определяется целью развития. Порядок тяготеет больше к устойчивости (сохранению, преемственности, ограничению разнообразия), хаос – к неустойчивости (новизне, изменчивости, созданию разнообразия). Порядок, придерживаясь здорового консерватизма гомеостатических систем, нацелен на "сохранение достигнутого" вместо поисков чего-то "лучшего – врага хорошего". "Свободолюбивый" хаос, наоборот, жаждет творчества. Обе тенденции взаимодополнительны и взаимопроникающи в своем сосуществовании, будь то организм или машина, популяция или государство, система образования или спорт, искусство или лингвистика.

Системные исследования показали, что развитие систем носит (квази)ступенчатый эмерджентный (От лат. emergere – появляться.) характер, когда переход на каждую следующую ступень соответствует скачку качества системы – она приобретает новые, ранее отсутствовавшие у нее свойства. Полагаем, что ступенчатый характер развития объясняется дискретностью процесса генерирования информации тезаурусом системы, хранящим соответствующую программу.

Вначале уточним понятие качественного скачка. Природой не предусмотрены материально-энергетические процессы с бесконечными градиентами, описываемые разрывными функциями с бесконечными производными во времени. Следовательно, вообще некорректно говорить об идеальных скачках применительно к реальным процессам, даже к тем, что составляют предмет исследования теории катастроф. Любой самый "крутой" скачок при рассмотрении его на достаточно быстрой развертке во времени выглядит как переходный процесс, как затухающее или нарастающее колебание, но не как идеально вертикальная ступень.

Пример 8. Большой Взрыв, если он был, развивался во времени: "Первая сотая доля секунды", "Первые три минуты" – эти названия глав книги нобелевского лауреата С. Вайнберга о теории Большого Взрыва говорят сами за себя. Любой самый мощный сигнал имеет конечные фронт и спад, обусловленные реальными постоянными времени (временнoй инерционностью) приемо-передающих устройств или органов. Словом, "никакое изменение не происходит скачком" (Г.В. Лейбниц). Эта сентенция справедлива для закономерностей самообучения тезауруса и общественного развития, действующих в рамках (а не вовне) природы и не подчиняющихся лишь воле и логосу людей. Возможно, неприятие природой идеальных скачков и есть одно из наглядных косвенных подтверждений ее эволюционности.

Пример 9. Экспериментальная зависимость обучаемости операторов (быстроты реакции) от длительности обучения имеет вид, приведенный на рис. 5.2 (по данным В.Ф. Венды). Как видим, зависимость носит существенно дискретный характер.

Рис. 5.2.  Обучаемость операторов (вариант)

В принципе каждый из нас сталкивался с таким дискретным (пороговым, релейным) эффектом самообучения, когда понимание или умение (как показатели эффективности самообучения) приходили к нам не сразу после первого обучающего импульса. Требовался не один такой импульс, бьющий в одну точку с разных сторон, прежде чем срабатывала эвристика понимания или умения. Так люди учатся ходить, танцевать, плавать, ездить на велосипеде, обучаются токарному делу, программированию, музыке, хирургии, тензорному анализу, входят в сложные миры Блаватской, Гуссерля, Хайдеггера, Бергсона и т.п. Словом, в каждом акте самообучения требуется накопление на субпороговом уровне некоторого минимума разнообразия состояний тезауруса, прежде чем оно (разнообразие) достигнет порогов обнаружения и распознавания генератора информации тезауруса, что приведет к срабатыванию генератора и повышению эффективности системы.

В связи с изложенным, если мы до сих пор использовали понятие скачка и далее будем это делать, то только в философском смысле. В физическом смысле скачок – это полезная идеализация, помогающая познанию природы, не более того.

Чтобы развивающаяся система могла генерировать информацию, она должна постоянно самообучаться, познавая возрастающее в результате самоорганизации разнообразие своих состояний. Иначе новая информация не возникнет. Но любое познание, как мы неоднократно убеждались, невозможно без ошибок, в том числе ошибок, обусловленных конечной чувствительностью и конечной избирательностью алгоритмов распознавания и классификации разнообразия.

Пример 10. На входе любого алгоритма распознавания и классификации (искусственного и естественного) находится канал связи, поставляющий первичные (необработанные) данные. Приемником может быть, например, сенсорное (рецепторное) устройство некоторого прибора, органа чувств, нейронной сети. Ограниченная чувствительность приемника обусловлена объективными факторами двоякой природы: внутренними шумами приемника и внешними помехами (шумом) среды. Чувствительность обычно флуктуирует относительно некоторого среднего значения, которое, в свою очередь, дрейфует, как правило, в сторону ухудшения, т.е. повышения порога обнаружения разнообразия. Если бы это было не так, т.е. чувствительность улучшалась бы по мере старения приемника, его не приходилось бы периодически настраивать, ремонтировать и, в конечном счете, "списывать" за негодностью. Рост порога обнаружения приводит к уменьшению частоты обнаружения изменений разнообразия и частоты качественных изменений тезауруса. Если изменение разнообразия все же обнаружено, система должна адаптироваться к нему (перенастроить системную матрицу реакций, управлений разнообразием, изменить порог обнаружения разнообразия). Адаптация имеет циклический спиралевидный характер; на каждом витке спирали производится обновленный возврат к возросшему разнообразию.

Конечно, обнаружение прироста разнообразия и обнаружение сигнала связи не одно и то же. В частности, однозначно утверждать, что порог обнаружения прироста разнообразия в развивающихся системах изменяется только в сторону повышения, было бы, по крайней мере, неосторожно. Если система способна развиваться бифуркационно, то бифуркации, резко изменяющие закономерное развитие или стагнацию системы, могут случиться в любой момент времени и дать толчок как увеличению, так и уменьшению чувствительности системы к изменению разнообразия. Выявить механизмы порогового обнаружения изменения распознавания не так-то просто. Но они существуют, если верить результатам тонких термохимических исследований живой клетки биологами. Эти механизмы объединяют с обнаружением сигналов общие объективные ограничения – наличие помех и конечного порога обнаружения. Внутренние и внешние шумы, наряду с ухудшением качества обнаружения прироста разнообразия, ухудшают и избирательность алгоритмов распознавания и классификации новых элементов системы, т.к. в шумах "размываются" границы между характерными признаками этих элементов, что справедливо для любых алгоритмов и их схемных решений, будь то алгоритмы наблюдения, мышления, познания или игры. Конечный порог обнаружения не позволяет распознать слишком малый (субпороговый) прирост разнообразия, меньший уровня порога; система способна распознать новое разнообразие и адекватно отреагировать на него порцией информации, если оно отличается от прежнего разнообразия не менее чем на конечную величину порога обнаружения.

Два рассмотренных фактора подтверждают фундаментальную значимость дискретности и вызываемых ею ошибок для процессов самообучения тезауруса, объективный характер дискретности процессов познания и развития. Таким образом, генерирование информации – объективно дискретный процесс, природа которого – в квантовании разнообразия. Дискретное генерирование информации является причиной ступенчатого изменения (скачков) эффективности развивающейся системы, информативности тезауруса.

0.6.Лекция 6. Знание как высшая форма информации

0.6.1.Понятие знания

Где мудрость, утраченная нами ради знания?

Где знание, утраченное нами ради сведений?

Т.С. Элиот

В философии принята довольно разветвленная типология знания. Охватить ее всю затруднительно. Мы остановимся на субъективном (личностном) и объективном (всеобщем) знании.

Субъективное знание, по нашему мнению, – ценная информация, пoнятая, уверованная, систематизированная субъектом, полезная, значимая для него, ставшая внутренним состоянием его сознания (сознания – совместного знания) и подсознания. Знание больше тяготеет к истине, в отличие от мнения, которое может быть как истинным, так и ложным. Но граница между знанием и мнением эфемерна. Ведь и мнение мимикрирует под знание. Субъективное знание на самом деле – комплекс мнений, полученных из окружающей среды (от педагогов, книг, Интернета, близких людей, коллег, в результате самообучения). Такое знание как продукт мышления и деятельности человека (пусть даже сэра Исаака Ньютона, школьного учителя или интернет-сайта) может содержать заблуждения и ошибки ("все мы немощны, ибо человецы суть"). Поэтому приобретенное знание – не "священная корова", которую можно доить, но нельзя на нее посягать, тем более что знание процессуально, изменчиво, как изменчивы мнения. Полагаем, ни один субъект не обладает полным знанием о чем-либо – знание "рассеяно" (по Ф. Хайеку) фрагментами во мнениях индивидов. В таком смысле многочисленные мнения и содержащееся в них фрагментарно совокупное знание суть текущие, промежуточные продукты поиска истины – цели познания.

"Что есть истина?" Ответ на этот древний философский вопрос мы позволим себе представить в аллегорической форме истины как манящего перста несбыточной мечты. Аналогичен и ответ на вопрос об объективном знании. Полагаем, Хайек прав – не удастся, как бы ни хотелось, собрать фрагменты знания, рассеянные в субъективных мнениях, в объективное знание – единое, всеобщее, наполненное одними истинами. Объективное знание – недостижимый идеал, объект философской рефлексии Г. Гегеля и его последователей. Коллективное знание, даже процеженное через академические фильтры и энциклопедии, – на самом деле "иллюзия" объективного знания. Поэтому педагог, как нам представляется, не должен перед учащимися, студентами впадать в апломб непогрешимости, давая им не объективное знание, а его иллюзию. Ведь даже проверенные временем математические аксиомы и физические законы, "неопровержимые" естественно-научные и социально-гуманитарные теории и накопленный опыт опровергались или, в лучшем случае, ограничивались узкой областью своего применения. Тем более это справедливо для современности с ее бурно развивающимися информационно-коммуникационными технологиями. Напрашивается осторожность дидактических суждений: "согласно современным представлениям…", "по мнению имярек…", "известные опыты показали…", "полагаем, что…" и т.п.

Задача любой школы, по мнению многих педагогов и автора, – не наполнить память обучающихся знаниями-мнениями, а воспитать у них нацеленные на добро и понимание, самостоятельность мышления и любознательность. Последние можно развить не обучением, а самообучением: "если Вам дали образование, то это не значит, что Вы его получили" (Интернет-баннер).

Приобретенное знание рецептурно и продуктивно, главное – уметь им пользоваться для решения задач и проблем. Это значит, что знание помогает осмыслить "…внемыслительную реальность, т.е. такую предметность, которая была бы вне самой мысли. Аналогично: математикой владеет не тот, кто знает ее аксиомы и теоремы, но тот, кто с их помощью может решать математические задачи" (А.Ф. Лосев. "Страсть к диалектике").

0.6.2.Априорное знание

Где начало того конца, которым оканчивается начало?

Козьма Прутков

Быть может, прежде губ уже родился шепот

И в бездревесности кружилися листы,

И те, кому мы посвящаем опыт,

До опыта приобрели черты.

О. Мандельштам

Идея априорного знания, как и любая плодотворная философская идея, неисчерпаема и, однажды возникнув, обречена на вечную актуальность. Наиболее основательно она разработана И. Кантом, хотя и до него (Анаксагор, Платон, Р. Декарт, Г.В. Лейбниц, Х. Вольф), и после (неокантианцы) идея a priori фундировала многие теории познания. Марксисты отрицали кантовский априоризм. Не замыкаясь в рамках того или иного философского "изма", будем ориентироваться на оригинал – кантовскую интерпретацию согласно его "Критике чистого разума".

0.6.2.1.Как я могу знать?

Кант постулировал априорное познание (Объектом исследования Канта было именно априорное познание (как процесс), из которого проистекало априорное знание (как результат, продукт познания). ) как данность человеческого сознания и избегал онтологической аргументации априоризма, полагая мистикой "врожденные идеи" Декарта и "предустановленную гармонию" Лейбница и выводя свою гносеологию из структуры и свойств самого познающего разума. Нас же интересует проблема генезиса априоризма (условно априорного когногенеза) в следующей формулировке: если априорное (по)знание возможно, то откуда оно берется (Нас интересует априорное знание до всякого опыта – в кантовском понимании, т.е. независимо от всякого опыта (вне его), а не от конкретных опытов, "коим несть числа". )?

Новаторская философия Канта во многом определила развитие современной гносеологии, в результате чего проблема генезиса априоризма отошла на второй план (Имевшие место обсуждения проблемы кантовского a priori, как правило, носили методологический характер, не затрагивая генетической проблемы. ). Однако с развитием эволюционной и генетической эпистемологии, лингвистической философии, феноменологии и герменевтики (Герменевтика (от греч. hermeneia – толкование) – философское учение о понимании как необходимом условии социального бытия и осмысления (толкования) текстов.) , физики, информатики и физиологии вскрытие природы априоризма вновь стало актуальной проблемой, по крайней мере, для тех философов и ученых, кто принял идею a priori. Выявить непосредственные (если угодно, субстанциональные) основания и возможные механизмы априорного познания – вот суть этой проблемы. Мы далеки от мысли решить ее, наша задача скромнее – показать, что для проникновения в тайну генезиса априоризма уместна и философия информации.

Полагая любое знание высшей, наиболее ценной формой информации и вкладывая в понятие "наиболее ценной формы" семантику когнитивной информации, согласимся, что знание, содержащееся в тезаурусах (базах знаний) естественного и искусственного интеллектов, внесубстратно, хотя его носители могут иметь вполне ощутимую субстратную природу. Так, в нашем физически материальном мире "серое вещество" – на то и вещество, как и пленочное напыление на компьютерных дисках. И энергия (химическая, электрическая), затрачиваемая на запись-чтение когнитивной информации, тоже вполне ощутима и измерима, как ощутим и измерим сигнал в материально-энергетическом канале связи. Но вот ощутить и измерить хранимое веществом-носителем знание как непроявленную "вещь саму по себе" через состояния, свойства, функции, работу носителя (в частности, мозга) пока не по силам современной науке.

Тогда какой феномен и какой связанный с ним механизм стоят за взаимной трансформацией идеальной семантики знания с одной стороны и его субстратно-энергетического значения (в форме знаков-кодов и сигналов) с другой стороны? Еще средневековые философы вопрошали: "…способ, каким соединяются души с телами, весьма поразителен и решительно непонятен для человека, а между тем это и есть сам человек" (Августин Блаженный); "…каким образом умственное впечатление вызывает … изменения в телесном и материальном предмете, какова природа этой связи и сочетания этих удивительных сил?" (Мишель Монтень). В теме 2 предполагается, что данная проблема представляет собой информационно-полевую проблему: знание-информация и поле, несмотря на их кажущуюся удаленность друг от друга, представляются родственными, ибо из всех фундаментальных физических понятий именно понятие поля, не имеющего наглядных аналогий в реальности, наиболее близко понятию идеальной информации (Понятие физического поля обрело научный статус лишь в XIX в. (М. Фарадей). Материалисты, считавшие физику своей вотчиной, запретной для идеализма, конституировали поле как "особую форму материи" – по нашему мнению, без должных оснований.) . С равным основанием физическое поле можно интерпретировать как специфическую (силовую) форму информации, где силовая компонента второстепенна, как для французской королевы были второстепенны Д’Артаньян и его лошадь, доставившие ей с известными усилиями долгожданные бриллиантовые подвески (если верить А. Дюма).

При таком подходе взаимные преобразования идеального и материального (ментального и физического, духовного и телесного) редуцируются к полевым взаимодействиям, и если мы в попытке выяснить природу априорного знания трансформируем кантовское "что я могу знать?" в "как я могу знать?", то возможный ответ, скорей всего, упрется в информационно-полевую проблему. Последняя сейчас интенсивно исследуется, правда, больше девиантной, нежели академической наукой. Для решения проблемы придется, скорей всего, преодолеть искусственно воздвигнутые учеными границы между физикой, химией, биологией, психологией и физиологией. Вероятно, это весьма сложная задача исследовать внечувственные объекты "тонкого" информационного мира, лежащего за пределами возможностей современного научного приборостроения, мира, где традиционный наблюдатель, вопрошая (возбуждая) своим воздействием исследуемый объект, не просто искажает его ответ (реакцию), но искажает до неузнаваемости – вплоть до полного разрушения ответа. Это была непростая задача для Ж. Пиаже, исследовавшего в рамках психокогногенеза параллелизм между прогрессом в рациональной организации знания с одной стороны и соответствующим психологическим (по сути, информационным) процессом с другой стороны, для К. Лоренца, пытавшегося в рамках биокогногенеза объяснить превращение систем, которые суть просто хранилища информации, в субъектов познания, и, наконец, для неизвестного философа древности, имевшего основание заявить: "…родившись, человек должен искать и открывать то, что уже знал". В изложенном аспекте проблема априорного когногенеза с позиций философии информации не выглядит совершенно безнадежной.

0.6.2.2.Априорные формы чувственности и внутренняя информация

Начнем с априорных (по Канту пространственно-временных) форм чувственного созерцания объекта (кантовского "предмета"). Кант, постулируя в качестве априорных форм чувственности пространство ("внешнее" чувство) и время ("внутреннее" чувство) как данности, тем самым снимает противоречие между своим собственным отрицанием врожденности этих форм, с одной стороны, и их жесткой предзаданностью опыту, с другой стороны. Согласно Канту априорные формы чувственности при созерцании объекта проявляются через схватывание многообразия чувственных представлений субъекта как "модификацию души в созерцании". Созерцание, в свою очередь, имеет место, только если нам дается объект, который как "вещь сама по себе" имеет собственное многообразие, проявляемое лишь частично (насколько этого требует конкретный акт познания) и потому не совпадающее с многообразием представлений об объекте как "вещи для нас". Воспользуемся современной информационной терминологией, заменив кантовское понятие "многообразия представлений" о созерцаемом предмете идентичным понятием информационного разнообразия, под которым подразумевается то множество отличающихся состояний источника информации (кантовского предмета), которое субъект (потребитель информации) в виде множества своих представлений содержит об объекте (источнике информации). Иными словами, акт познания объекта, доведенный до "модификации души" субъекта, представляется как некое "соитие" субъекта с объектом, их уподобление и, наконец, информационное тождество.

Согласно трансцендентальному принципу тождества субъекта и объекта познания (Ф.В. Шеллинг), исходящему из единства природы и духа, знание есть продукт разума, необходимо заложенный и организованный природой в человеке через механизм "потенцирования" – возрастания субъективности. Объективное (реальное) и субъективное (идеальное) начала мира едины, а различия между ними усматриваются Шеллингом, развивающим идеи Канта и Фихте, лишь в количественном преобладании одного или другого начала (в рамках суммарного "количества априорного знания"). Следовательно, эволюционирующая природа не только априорна познанию, но и заключает в самой себе его условия и принципы. Ведь развитие любого объекта, состоящее в его структурно-функциональном изменении, невозможно без метаболических и информационных процессов обмена со средой обитания, где информационные процессы сводятся к отображению, перцепции (как реликту эволюционного развития природы) и апперцепции – познанию среды. При этом научно обоснованные однозначные границы между отображением, перцепцией и апперцепцией так же трудно уловить, как между неживой и живой природой, между бытием и небытием, телесностью и духовностью (что бы ни говорили по этому поводу философы), поэтому можно признать вполне уместной метафизическую презумпцию Шеллинга, что познание онтологически "прописано" в природе и априори предзадано человеку.

При своей более чем двухсотлетней давности принцип тождества субъекта и объекта привлекателен для современных апологетов атрибутивной концепции информации тем, что он коррелирует с информационной интерпретацией априорных форм чувственности и, прежде всего, с принципом взаимной информации (см. тему 2, раздел 2.5).

Любая целенаправленная деятельность (а познание относится к таковой, даже если это простое созерцание) начинается со стимулирующей информации, которая через соответствующие сигналы приводит в движение материально-энергетические и информационные потоки. Интегрированный эффект подобного воздействия на объект деятельности необходимо вызывает ответную реакцию, которая, как и воздействие, вне зависимости от своей энергетики обязательно содержит информационную составляющую (Якобы пассивное созерцание объекта невозможно без активного воздействия на объект. Визуальное и радиосозерцание требуют электромагнитного потока, отраженного от объекта, аудиальное "созерцание" – достаточно плотного субстрата распространения звука, внеэнергетическое информационное созерцание – виртуального вопрошания объекта.). Таким образом, воздействие сводится к взаимодействию, являющемуся необходимо информационным, а согласно принципу взаимной информации – также и симметричным по количеству взаимной информации в двунаправленном (дуплексном) канале связи "субъект – объект". При этом количественная симметрия информации вовсе не предполагает (хотя и не исключает) качественной (смысловой, ценностной) симметрии. Смысл и ценность количественно одинаковой информации в общем случае разные для субъекта и объекта. По этой причине (и не только!) информационная тождественность субъекта и объекта в акте познания не означает (по крайней мере, для автора) их онтологической тождественности, хотя, надо признать, познаваема истина при этом, безусловно, объективно-субъективна.

Если субъект и объект, в частности человек и природа, взаимно познают друг друга, получая в каждом акте познания количественно равную информацию, следовательно, у объекта должна быть некая структура, подобная памяти субъекта, чтобы хранить полученную информацию в виде знания. Тогда логично полагать память атрибутом бытия – без памяти никакое знание невозможно. Более того, в силу информационной взаимосвязанности, тождественности познающего субъекта и познаваемого объекта эта память может (должна?) быть общей. Современная девиантная физика утверждает, что такая память существует; к этому же склоняется концепция семантического вакуума и семантического поля В.В. Налимова (Шипов Г.И. "Теория физического вакуума. Новая парадигма", 1993; Налимов В.В. "В поисках иных смыслов", 1993.) как своеобразная интерпретация декартовского "континуума сознания", объективирующая сознание и его важный атрибут – память.

Если принять такую концепцию памяти, то понятие информации придется разделить на два взаимосвязанных понятия: внутренней (связанной) информации (информации знания), хранимой в субстрате памяти (т.е. передаваемой во времени-пространстве) и внешней (свободной) информации (информации сообщения), передаваемой субстратом информационного взаимодействия в пространстве-времени (Здесь, следуя презумпции неразделимости субстанций пространства и времени в информационных процессах, первой в субстанциональной паре используется доминирующая субстанция: при хранении внутренней информации это – время, при передаче внешней информации – пространство. О внешней и внутренней формах информации, о памяти см. тему 1 и тему 4 (раздел 4.4.2).) .

Понятие внешней информации, явленной в знаково-сигнальной (морфосинтаксической) форме динамических или статических сообщений, нам близко и понятно своей реальностью, в отличие от понятия внутренней информации, которое в силу латентности, виртуальности семантической формы знания встречает мощную оппозицию со стороны апологетов информационного функционализма. Но если отрицать существование внутренней информации в веществе, то, логично рассуждая, мы не должны делать исключения для высокоорганизованного вещества мозга, и, следовательно, надо отрицать существование в нем сознания, бессознательных архетипов и мифологизированных образов. Аналогичная коллизия характерна для искусственных носителей внутренней информации. Если неживые Розеттский камень, книги или запоминающие устройства компьютеров хранят информацию во всех ее компонентах: морфологическом, синтаксическом и семантическом, – и эта информация, включая заложенные в нее смыслы, может быть востребована вовне, не дает ли это основания для предпосылки, что неживому свойственна внутренняя информация в той же мере, что и живому – вне зависимости от степени организации того, что мы называем веществом? Возражение, что артефакты – материализованные продукты сознания, т.е. внутренней информации живой высокоорганизованной материи, малоубедительно, ибо в той же мере, в какой человек творит артефакты сознательно, он может это делать и бессознательно в особых психических состояниях, чему много свидетельств. Так почему этого же не может делать бессознательная природа? Человек научился использовать в искусственных информационных системах спин электрона, "квантовые точки" и тому подобные сверхтонкие свойства и структуры неживого микромира (см. тему 2, раздел 2.2). Можно ли наверняка утверждать, что того же не умеет делать природа в естественных информационных системах, какими являются все объекты в Универсуме и он сам как сверхсложный объект? Ведь до сих пор мы, в сущности, только использовали готовые рецепты задолго предсуществующей нам природы, мучительно открывая и осмысливая их, иногда в полном противоречии со здравым смыслом своего сознания. Чего стoит одна квантовая механика со своими умопомрачительными парадоксами! И чем глубже мы познаём природу, тем чаще наш здравый смысл отказывается понимать познанное, а заблуждение оказывается ближайшей дорогой к объективно-субъективным истинам познания ("Заблуждающийся разум? Многообразие вненаучного знания" / под ред. Касавина И.Т., 1990. ) .

Признать только смыслообразование объекта в субъекте (по внешней информации об объекте), отвергнув смыслопостижение внутренней информации самого объекта, значит нарушить принцип комплементарно-дихотомической симметрии философских понятий и категорий, предпочесть без должных оснований субъективное начало объективному, отказаться от принципов взаимной информации и информационного тождества субъекта и объекта, что противоречит исходным посылкам не только нашего дискурса.

Согласно теме 2 (раздел 2.3) априорная информационная энтропия зависит только от распределения вероятностей состояний объекта и не зависит от условий опыта (акта познания). Следовательно, априорная энтропия никоим образом не связана с внешней информацией в канале связи "объект – субъект" и характеризует только объект, но в каком смысле? Как количественная мера неопределенности (доопытной непознанности) внутренней информации объекта – другого смысла просто не остается. Там же апостериорная энтропия интерпретируется как мера непознанной в опыте (не проявленной, ненаблюдаемой, не воспринятой) части внутренней информации объекта, а количество информации – как мера внешней информации познания.

Полагаем, что приведенная аргументация не противоречит кантовскому созерцанию, в котором восприятие материального объекта субъектом есть процессуальное материально-идеальное отношение между самостоятельным существованием объекта как "вещи самой по себе" (в информационном контексте – самостоятельным существованием внутренней информации объекта), его явлением как "вещью для нас" (проявлением внутренней информации во внешней и передачей последней), влиянием на чувственность субъекта (восприятием внешней информации) и спецификой восприимчивости субъекта (спецификой канала связи "объект–субъект" и тезауруса субъекта).

Итак, внутренняя (семантическая) информация не наблюдаема. Следовательно, рассуждения о ней неверифицируемы и спекулятивны, впрочем, как и об априорных формах чувственности, о физическом вакууме, кварке, волновой функции, идеальном обществе, свободе, Боге, бессмертии и др. Формы существования ненаблюдаемых объектов природы и разума обречены на дискуссионность, однако же наука, философия и религия оперируют ими, часто не безуспешно. Истина в данных дискуссиях – прерогатива науки, философствование же обращено к смыслу исследуемых объектов, и, если смысл внутренней информации как цель и результат ее понимания достижим, значит, с философской точки зрения понятие внутренней информации вполне уместно. Оно фундаментально, т.е. не выводимо из более глубоких понятий, но может быть обосновано, по крайней мере, философски через когерентность всех умозаключений и эмпирических результатов, достигнутых при его допущении (Даже этимологически в латинской отглагольной форме понятия информации (informo – придавать вид, давать понятие) можно узреть внешнюю информацию ("придавать вид") и внутреннюю информацию ("давать понятие").) .

Внутренняя информация не наблюдаема на фоне внешней, как не наблюдаемо информационное содержание духовности человека на фоне его телесности. Но связь ментального и физического через понятие информации как раз и проявляется посредством закона сохранения информации. Так, телесность человека "целеполагает" внешнюю информацию порядка, логики, комфорта, предсказуемости, ограничения разнообразия, познания (информационная тенденция). Духовность, в свою очередь, обращена к внутренней информации свободы (в том числе, свободы от порядка и логики), риска, творчества, выбора, роста разнообразия (энтропийная тенденция). Вектор целеполаганий (потребностей, запросов) человека непрерывно колеблется между соматической и духовной интенциями, но согласно закону сохранения информации информационная сумма таких противоречивых потребностей человека постоянна и равна сумме его телесно и духовно ориентированных возможностей (ресурсов). Иными словами, трансцендентальные отношения между телесными и духовными потребностями человека, с одной стороны, и его соответствующими априорными возможностями, с другой стороны, регламентируются законом сохранения информации. При постоянстве информационного ресурса рост одной из потребностей непременно приводит к соответствующему уменьшению другой. Это наглядно проявляется в искусстве, где доминирующая в последние десятилетия информационная (телесная) тенденция привела к ущемлению энтропийной (духовной) тенденции, что и наблюдается в эрзацах масскультуры с ее культом успеха, в дегуманизации искусства. В свою очередь, экономическая анархия, повседневность риска и непредсказуемость утопических метаний властных структур влекут неизбежный упадок материальной культуры, ущемление телесных потребностей человека.

Подобные взаимоисключающие и одновременно взаимодополняющие информационные тенденции с метафизическим "потенцированием" (по Шеллингу) одной в другую в рамках закона сохранения информации свойственны бытию вне зависимости от его проявлений в сущем – косном или живом, материальном или идеальном, ощущаемом или трансцендентальном, объективном или субъективном.

В темах 1,2 отмечалось, что трансцендентальная внутренняя информация энергетически не разрушается. Разрушению подвержен только ее носитель и то при условии, что он материально-энергетический. Тогда, многократно скопировав внутреннюю информацию (до разрушения ее носителя) на другие носители, ее можно было бы сохранять и передавать в виде репродуцированных копий сколь угодно долго. Но поддается ли внутренняя информация объекта абсолютному, исчерпывающему копированию, если объект информационно неисчерпаем? Нет, конечно. Поэтому внутренняя информация, если бы и копировалась во внешнюю, то лишь частично, и тогда возник бы вопрос о механизме отбора копируемой части и, как следствие, об уместности самого понятия копирования. Полагаем, что из известных онтологических понятий, которые могли бы характеризовать отношение внутренней и внешней информации (К этим понятиям, помимо копирования, мы относим отражение, репликацию, явление, преобразование, проявление, сублимацию.) , наиболее адекватно отражает его суть понятие проявления. Внутренняя информация как символьная возможность именно проявляется во внешней как знаковой действительности (т.е. частично являет "саму по себе" "для нас"), подобно проявлению психики в поступке, взгляде или жесте, мировоззрения автора в его речи или рукописи, вещества в его излучении, заболевания в симптоме. Внешняя информация как результат проявления может отражаться, копироваться, перекодироваться, передаваться и т.п. Акт проявления внутренней информации применительно к сознанию и бессознательному и есть тот тонкий "внутренний механизм действия идеальных причин", с которого, собственно, и начинается кодовое преобразование в субстрате информационного носителя, пока "вещь для нас" – мыслеформа – не станет "вещью в нас", будучи воспринятой веществом мозга. Этот механизм маргинален, как маргинален механизм "кипящего вакуума" (Шипов Г.И.), находящегося на стыке трансцендентального (виртуального) и наблюдаемого миров, как маргинальны архетипические переживания.

Механизмы проявления внутренней информации и репродуцирования копий внешней информации лежат в основаниях эволюции живой материи – в механизме ее наследственности. В большинстве случаев информационные проявления в живой материи носят материально-энергетический характер, что обусловлено материально-энергетической природой биологических приемников информации (рецепторов, органов чувств). По этой причине и в актах познания человек стимулирует внешнюю информацию от объектов в материально-энергетической форме. Однако в теме 2 уделено внимание и ненаблюдаемому информационному полю, через которое, предположительно, информация передается несиловым (внеэнергетическим) способом.

На основании изложенного полагаем, что априорные формы чувственности не нуждаются в постулировании – они возникли на раннем этапе становления живой материи как проявления внутренней информации Универсума, содержащие знание об архетипических пространственно-временных отношениях между его материальными объектами, и как копии данных проявлений. С тех пор эти копии непрерывно репродуцируются эволюционным механизмом наследственности. Современная нейрофизиология полагает, что "общий диапазон связей для большинства нервных клеток, по-видимому, предопределен заранее, причем эта предопределенность касается тех клеточных свойств, которые ученые считают генетически контролируемыми (Блум Ф., Лейзерсон А., Хофстедтер М. "Мозг, разум и поведение", 1988.) . Соответственно априоризм пространственно-временных форм чувственности, на наш взгляд, имеет информационно-генетическую природу. В связи с этим "врожденные идеи" Декарта (мистические по Канту) вполне уместны в априорном когногенезе, как и более поздняя концепция архетипов К. Юнга.

Предлагаемая "информационная" гипотеза, в сущности, редуцирует одну человеческую данность – априорные формы чувственности – к другой данности – внутренней информации человека. Мы старались показать, что внутренняя информация – тот самый корень, из которого произрастают априорные формы чувственности. Чтобы включить предлагаемую гипотезу в число достойных рассмотрения, достаточно принять атрибутивный подход к понятию информации. Но остается вопрос о происхождении самой внутренней информации. Иными словами, априорный когногенез редуцируется к априорному информациогенезу. Относительно последнего можно высказать лишь следующие спекулятивные предположения в рамках эволюционной парадигмы. Природа задолго предсуществовала флоре, фауне и человеку. К моменту формирования сознания она накопила в своей памяти (информационном поле) богатую "базу данных" (именно базу данных, а не базу знаний), ставшую основой для наполнения тезаурусов первых биологических особей, в том числе, людей. Данную рефлексию можно продолжить в рамках трансцендентальной логики Канта или трансцендентального идеализма Шеллинга с учетом феноменологии, антропного принципа, достижений генетики, когнитивной психологии, нейрофизиологии и т.д. Но вне умозрительной рефлексии априорный информациогенез – пока terra incognita для науки и философии.

0.6.2.3.Кантовский "синтез схватывания" и внешняя информация

Внешняя информация как проявление внутренней информации познаваемого объекта кодируется и передается от объекта к субъекту, аффицируя чувственность последнего (Аффицировать – сводить воедино воздействие на чувственность и приведение ее в действие.) своим информационным разнообразием, частично отображающим многообразие свойств и состояний объекта в пространстве-времени. Однообразие неинформативно. Через декодирование внешней информации, тождественное кантовскому "обозрению многообразия", наша чувственность в своем признаковом пространстве регистрирует это информационное разнообразие внешней информации.

Результаты регистрации во времени объединяются в цельный образ объекта в мгновении (гештальт) мозговыми механизмами параллельной обработки информации, создающими единое перцептивное поле. Так осуществляется кантовская сборка многообразия представлений – "синтез схватывания" – предтеча ассоциирования образа, или на языке кибернетики – идентификации (распознавания образов).

0.6.2.4.Кантовский "синтез воспроизведения" и идентификация объекта

По Канту "синтез схватывания неразрывно связан с синтезом воспроизведения" представлений в воображении, т.е. в области рассудка. Синтез воспроизведения представлений об объекте вызывает рассудочные ассоциации одних представлений через другие и соответствует психологической процедуре идентификации (опознавания) объекта – принятию решения об отнесении его к одному из известных классов (в том числе, к классу "новый, неопознанный (В работе Я.З. Цыпкина "Основы информационной теории идентификации" (1984) принято иное понятие идентификации как "определения структуры и параметров систем по наблюдениям" (это известная в кибернетике задача "черного ящика"). )") .

Значит, идентификации должна предшествовать особая деятельность рассудка – классификация, которая еще до акта познания формирует в памяти субъекта эмпирические классы объектов. Само воспроизведение представлений, объединенных "синтезом схватывания" в гештальт, есть их вспоминание, которое невозможно без памяти как необходимого атрибута рассудка и без эмпирических классов, в пределах которых идентифицируется объект.

Классификация является необходимым и всеобщим условием возможного опыта, ибо вне ее каждый объект идентифицировался бы в каждом опыте как абсолютно новый, даже если бы это был один и тот же объект. Поскольку по Канту "необходимость и строгая всеобщность суть верные признаки априорного знания", способность к классификации априорна, но это не чувственный, а рассудочный априоризм. Дело в том, что классификация производится по определенным правилам, связанным с формированием информационных порогов обнаружения и различения классов, а "способность давать правила" Кант относит к рассудку. Мыслящий субъект всю свою жизнь занимается классификацией, без которой эффективное познание было бы просто невозможным. Но через механизм классификации априорный рассудок связан с эмпирикой чувственности. Значит, в кантовском "синтезе воспроизведения" априоризм рассудка вынужден объединиться с опытом, что, по-видимому, и происходило при раннем становлении человеческого рассудка и сознания в целом. Как следствие, априорный рассудок вне всякого опыта, вне связи с генетически закрепленным опытом представляется сомнительным.

Механизм идентификации действует по априорным правилам принятия решения в условиях неопределенности (у Канта "синтез воображения основывается до всякого опыта на априорных принципах"). Полагаем, что природу данного априоризма следует усматривать в инстинкте самосохранения, для "информационного обеспечения" которого генетически сформировался адаптивный алгоритм идентификации познаваемых объектов в условиях неопределенности. Идентификация обеспечивает способность рассудка мыслить объект чувственного созерцания через интегрирующее суждение, дающее сознанию единое однозначное представление познаваемого объекта в отличие от других возможных объектов.

В кибернетических системах, в компьютерных системах искусственного интеллекта давно реализованы адаптивные алгоритмы классификации, идентификации (распознавания образов), ассоциативные структуры памяти, и у нас нет оснований полагать их принципиально иными в биологических и интеллектуальных системах, в том числе в человеческом сознании, имеющем свою генетику.

0.6.2.5.Кантовский "синтез узнавания" и ценная информация

Итак, кантовское воспроизведение в воображении (идентификация объекта) – лишь первый шаг рассудка к "узнаванию в понятии", т.е. к познанию объекта, ибо "всякое знание требует понятия, каким бы несовершенным или неясным оно ни было" (И. Кант). Целью "усилий разума", т.е. познания как такового, является кантовское "положительное знание", расширяющее границы миропонимания на основе совместной деятельности опытного и внеопытного познания в формировании понятий. Деятельностное, т.е. активное знание включает в себя не только "эрудированное" наполнение (понятия, словарь) тезауруса субъекта, но и когнитивные процедуры управления этим наполнением (поиск, фильтрацию и сортировку информации, логический вывод и др.). Именно эти процедуры позволяют вслед за идентификацией объекта (в форме образа, лишенного предметных деталей) сформировать в сознании кантовскую абстрактную "схему рассудочного понятия" на пути к пониманию объекта. Природа схематизма мышления для Канта скрыта. Но следуя императиву единства сознания в синтезе многообразия представлений и в то же время понимая аналитический характер абстрактных рассуждений в рамках формальной логики, Кант предлагает "синтетическую" трансцендентальную логику, предметом которой являются не столько формально-логические отношения между суждениями и понятиями касательно созерцаемых объектов, сколько априорные законы рассудка, разума и "основанных на разуме знаниях, благодаря которым мы мыслим предметы совершенно a priori". В такой постановке не обойтись без оценки содержательной, т.е. информационной ценности суждений и понятий для синтезирующей деятельности сознания, направленной на синтез "объективно значимых знаний". Трансцендентально-логическим подходом Кант неявно конституирует селекцию (поиск и отбор) ценной информации в качестве первого этапа апперцепции. Действительно, познающий субъект схематизирует не все чувственно синтезированные образы, а лишь прагматически ценные для себя, исходя из своих актуальных целей. Соответственно под ценностью информации мы вслед за А.Д. Урсулом понимаем прагматическое отношение между субъектом, его целью и информацией об объекте. Информация обладает необходимыми для реализации цели свойствами, и чем больше необходимых свойств, тем ценней информация. Отсюда ценность информации есть непосредственный аргумент ее функции полезности, определяющей эффективность познания. Именно в этом смысле ценность информации является прагматическим отношением. Ни одну из составляющих триады "субъект – цель – информация" нельзя удалить, чтобы не сделать беспредметным само понятие ценности информации, не разрушить эту ценность. Ценностным компонентом информации является ее смысл. Изменение цели познания изменяет ценность информации, но не наоборот, ибо ценность информации вторична по отношению к цели, преследуемой субъектом.

Ценность информации часто измеряют количеством информации как мерой снятой неопределенности. Эта метрика жестко коррелированна с ценностью внешней информации, ибо сведения, не уменьшающие неопределенности, не обладают ценностью и просто не являются информацией в смысле Винера – Шеннона. Но количество информации, во-первых, не позволяет явно селектировать информацию от дезинформации и шума, во-вторых, из-за своей апостериорности количественная мера информации инерционна (off-line, отсрочена), а потому и небезопасна для субъекта, ибо его рассудочные механизмы селекции информации и модификации тезауруса начинают работать, не дожидаясь отсроченного решения о том, что было воспринято субъектом – информация, дезинформация или шум. По этой причине полагаем, что метрика ценности информации должна быть априорной, ибо только априорный механизм селекции информации познания способен продуктивно питать кантовский синтез узнавания в понятии. В этом плане следует обратить внимание на принцип "селективной ценности информации" М. Эйгена. Эйген связывает "селективную ценность" отобранной в результате естественного отбора биологической информации с кинетическими параметрами физико-химических процессов взаимодействия нуклеиновых кислот и белков и вслед за Э. Шредингером (Эйген М. "Самоорганизация материи и эволюция биологических макромолекул", 1980; Шредингер Э. "Что такое жизнь с точки зрения физики?", 1947.) приходит к выводу, что биогенез поддается однозначному физическому обоснованию. При этом информация "оценивается" не количественно, а "по своей способности к самовоспроизведению". Исходя из теории Шредингера – Эйгена, можно предположить, что ценность интеллектуальной информации, действительно, априорна, и природа данного априоризма заложена в геноме человека как продукта биогенеза, т.е. априоризм ценности информации не предзадан человеку, а генетически самоорганизовался.

Информационно ценные образы абстрагируются. Абстрагирование (по Канту "схематизм чистого рассудка") как информационный процесс представляется нам логической взаимосвязанной цепью суждений, каждое из которых инициируется предыдущим суждением и фильтрует содержащуюся в нем информацию, постепенно освобождая ее от исходного информационного "шума" посылок (образов) с целью максимально возможного выявления концепта (смысла) познаваемого объекта. Согласно данному определению высокий уровень абстрагирования отличается от низкого результирующей степенью фильтрации сигнала, несущего информацию о концепте. Эмпирический шум образа – это шум не только канала связи и рецептирующего чувства, но и "шум" познаваемого объекта в виде случайных отклонений в нем несущественного от существенного, единичного от общего, проявленного в отношении (во внешней информации) от скрытого в свойстве (внутренней информации). При этом для формирования рассудочного понятия, адекватного объекту, важна интенсивность (энергия) не столько сигнала или шума порознь, сколько отношения "сигнал/шум".

В связи с изложенным кантовская схематизация представляется нам интуитивно-бессознательным стремлением человека максимизировать отношение "сигнал/шум", т.е. по возможности освободить рассудочное мышление об объекте от ассоциативного шума его образа с целью выделения сигнала, несущего информацию о латентном смысле объекта как цели и результате его познания (понимания). В пределе такое "освобождение" должно привести к выходу за пределы рассудочного мышления – к другим по своей информационной природе формам "интенциального мышления".

Абстрагирование обесцвечивает в образе краски жизни, зато обнажает его суть. С другой стороны, схематизация и образность мышления, вероятно, имеют общую информационную природу, ориентированную на концепты объектов. Генетически образное мышление предшествует абстрагированию, как правополушарное мышление левополушарному. Но два полушария образуют один мозг, и хотя они действительно обладают специализированными функциями, но работают вместе, обусловливая поразительную приспособляемость человека и его необыкновенные способности к решению задач. Абстрагирование и образность мышления, схемы и образы – это проявления единой работы мозга, направленной на смысл познаваемых объектов. Данная презумпция высказывалась и Кантом, ничего не знавшим о генетике (XIX в.) и об открытии в ХХ в. асимметрии мозга, но прозорливо полагавшим, что "благодаря схеме и сообразно ей становятся возможными образы".

Из изложенного следует, что, схематизируя образ, субъект интуитивно нацелен на максимизацию эффективности познания объекта. Согласно теме 5 рост функциональной и когнитивной эффективности развивающегося материального субъекта имеет асимптотический предел, чего нельзя сказать о его информативности. Налицо информационная экспансия. Феномен информационной экспансии с позиций, внешне весьма далеких от кантовского a priori, указывает на оптимальность чисто информационного познания (см. тему 5, раздел 5.2.2). Такое познание может инициироваться особыми состояниями познающей системы, далекими от "шумящей" энергетики традиционного познания. Кант во главу мышления возводит "чистые понятия рассудка и разума", а информационная экспансия – "чисто информационные" механизмы. И в кантовском, и в информационном смыслах речь идет об одном и том же – о внечувственном познании, основанном на одной лишь информации, которая хранится и передается еще непознанными до конца структурами и механизмами и через ценностный отбор трансформируется в свою квинтэссенцию – знание. И все же чистое внечувственное познание вне всякого опыта представляется сомнительным. Опыт, давно повлиявший на геном человека, был необходим.

Итак, кантовское a priori поддается интерпретации в информационных терминах. Но изложенное лишь приоткрывает завесу над информационной природой априорного (по)знания, особенно с учетом достижений современной науки. Генетическая информация, априорный информациогенез, квантовая телепортация, механизмы самоорганизации и самообучения тезаурусов настоятельно требуют непредвзятых информационных исследований. Предстоит пристальней рассмотреть как априорный рассудок, ответственный за рассудочное (дискурсивное) знание, так и априорный разум, ориентированный на разумное (целостное) знание. А это принципиально разные формы знания. Априоризм Канта неисчерпаем для философии информации и философии вообще, которая не может ограничиваться только информационным ракурсом. Остается восхищаться прозорливостью великого мыслителя, не ведавшего о достижениях науки XIX-XX вв., но во многом предвосхитившего их.

0.6.3.Рассудочное знание

Рассудок рефлектирует дискурсивно в абстрактно-логической форме, поэтому ученые и философы (часто в одном лице), занимавшиеся дискурсивным знанием, прежде всего исследовали логику мышления и связанное с логикой абстрактно-математическое мышление.

Логика и математика – предметы исследования логического позитивизма (логицизма, неопозитивизма, логического атомизма) – самой ранней, романтической стадии аналитической философии. Вдохновленные достижениями Г. Кантора, Г. Фреге и Д. Пеано в математической логике, Б. Рассел и А.Н. Уайтхед с ее помощью строго доказали, что вся математика выводится из символической логики, а математическое мышление – не что иное как манипуляция символами согласно предписанным правилам, наподобие шахматной игры. Для этого Рассел и Уайтхед – основатели логического атомизма – вначале "арифметизировали" математику, а затем уже редуцировали арифметику к так называемым атомарным логическим терминам ИЛИ, НЕТ, ВСЕ, НЕКОТОРЫЕ, где два последних – логические кванторы всеобщности и существования. Если математика – символическая логика науки, то всякое научное понятие, суждение и умозаключение, облеченные в математическую форму, должны согласно логическому атомизму подвергаться дедуктивному анализу на предмет их истинности или ложности.

В естественном стремлении ученого к научной обоснованности своей теории Рассел пришел к выводу о необходимости логического анализа любых высказываний, ибо только через лингвистические структуры и конвенции (соглашения) мысль, содержащая истину или ложь, становится достоянием знания. В результате возникла расселовская теория дескрипций, основными понятиями которой были предметное значение (референция) и смысл предложений, фраз (впервые эти понятия появились в трудах немецкого математика Г. Фреге). Под смыслом в логике Фреге и Рассел понимали реальность, стоящую за внешней логической формой предложения и значениями входящих в него фраз. Поиск этой реальности через отношения значений фраз составлял, по мнению Рассела, задачу философии. Логика, в свою очередь, отвечала за правильность этого поиска, т.е. за правильность научного доказательства. Истинность или ложность предложений должна определить наука. В этом смысле философия и логика, философия и математика, философия и наука смыкаются в анализе реальности, стоящей за грамматической формой предложений. При этом анализ смысла методически должен быть редукцией, сходящейся к нередуцируемым атомарным предложениям (по аналогии с редукцией операторов абстрактного действия к базисным алгоритмическим структурам в программировании). Итак, логика исследует правильность доказательств, наука – истинность доказуемого, философия – смысл доказуемого через редукцию молекулярных (сложных) предложений к атомарным. Молекулярные предложения получают свое логическое значение (истина, ложь) и, следовательно, ценность от порождающих их атомарных предложений. Спорность последнего утверждения для нас заключается в игнорировании Расселом системного свойства эмерджентности (см. тему 5, раздел 5.3.1.) , которое, впрочем, было описано в общей теории систем (Л. Берталанфи), появившейся на несколько десятилетий позже логического позитивизма.

Рассел пришел к выводу, что многие ошибки метафизики обусловлены "плохой философской грамматикой", и надеялся, что новая логика позволит их обнаружить и, возможно, исправить. Предпринятые попытки привели, однако, к известной расселовской "машине антиномий" при анализе асимптотически бесконечных классов "вещей" и действительных чисел. Рассел открыл "ящик Пандоры", обнаружив, что число противоречий в математической и формальной логике может оказаться необъятным. Надо отдать должное Б. Расселу – он счел проблему противоречивости логики при переходе от дискретной реальности конечных множеств к континуальной виртуальности бесконечных множеств интеллектуальным вызовом, требующим ответа, отказ от которого был бы признаком научной немощи (Непрерывная (континуальная) логика как детище теории нечетких множеств Л. Заде появилась позже (1965 г.).) . Рассел создал несколько теорий для решения этой проблемы (зигзаг-теорию, теорию ограничения размеров, теорию типов), которые, однако, не спасли логический атомизм. Поиск атомарных предложений, несущих достоверное априорное знание, приводит всегда к тавтологии, ибо только тавтологии аксиоматичны. Все остальные высказывания носят вероятностный или метафизический характер в зависимости от того, стоит ли за ними опыт (действительность, внешняя сознанию) или идея (само сознание). Из системы априорных тавтологий можно вывести другую систему тавтологий – не более того.

Выход из тупика был усмотрен в первой половине ХХ в. в анализе языка (лингвистическая философия) и теории верификации (Л. Витгенштейн, М. Хайдеггер, М. Шлик, Р. Карнап и др.). Полагалось, что все философские проблемы порождаются и могут быть разрешены так же, как порождаются и решаются логические парадоксы – через порождение и преодоление неправильного понимания логики нашего языка. Философский смысл невыразим через познавательные предложения; сущность вещей нельзя высказать, ее можно только "молча показать в опыте"; язык – лишь вербальный образ реальности (по аналогии с ее графическим образом в рисунке или образом объекта измерения в измерительном приборе). В результате философская проблема аксиоматического знания-базиса сводится к научной проблеме "встречи" познания с реальностью для достижения "радости констатации", "чувства окончательности", но не радости (чувства) истинности, ибо с точки зрения истинности (ложности) все научные высказывания – гипотезы. Философия же – не наука: "…нигде не записано, что Королева Наук сама должна быть наукой" (М. Шлик). В этой концепции просматривается первичная, пока еще чисто феноменологическая идея неполноты логики и ограниченности априорного рассудка.

Следствием идей логического анализа языка стала теория верифицируемости Р. Карнапа, согласно которой область осмысленного исчерпывается эмпирически верифицируемыми научными предложениями. Для метафизики по условиям осмысленности нет места: просто не о чем сказать. Всё, познаваемое метафизически, фактуально бессодержательно, незначимо, ибо не проверяемо по критериям истинности. Согласно теории верификации экспериментально-фактуальная подтверждаемость высказывания с помощью так называемых "протокольных" предложений достаточна для его аксиоматизации. Однако возразим, что хотя некоторые опыты (факты) могут подтвердить высказывание, всегда представится случай его неподтверждаемости, например, при выходе за область применимости теории, в рамках которой сделано высказывание. Так, целые пласты высказываний – этические, эстетические, эмоциональные, феноменологические – выпадают из области применимости самой теории верификации. Частично такие высказывания, ничего наверняка не утверждающие, проверяются на истинность, ибо их смысл косвенно связан с объективной реальностью, отражая психологическое и физиологическое устройство высказывающихся субъектов. Правда, этого явно недостаточно для значимых верифицируемых предложений. Но и любые верифицируемые научные предложения релятивны, не аксиоматичны, не протокольны (не атомарны), ибо высказаны ограниченным, конечным (по физическому пространству-времени) человеческим рассудком на основе данных, полученных от ограниченных, конечных (в том же пространственно-временном континууме) органов чувств и приборов. По этой же причине "не срабатывают" и позитивистские теории фальсифицируемости (К. Поппер), пробабилизма (Ч. Пирс), фаллибилизма (Ч. Пирс, К. Поппер), методологического анархизма (П. Фейерабенд).Таким образом, аксиоматичность, истинность любых предложений относительна. Тогда, может быть, истина состоит во взаимном согласии (когерентности) нескольких предложений, где согласие – не тавтология, а непротиворечивость предложений друг другу (теория когерентности)? Но когерентные предложения отбираются субъективно, и не исключено, что наиболее значимыми могут полагаться наши собственные предложения, с которыми мы будем согласовывать чужие предложения, а не наоборот. Если мое – последний критерий, то это тупик.

Нам представляется, что проблема состоит в искусственной природе общепризнанных дискретных форм логики (формальной и математической) как дискретного, конечномерного образа мышления, претендующего на понимание и объяснение континуального (или близкого к континуальному), бесконечномерного бытия. Абстрактно-логическим мышлением занимается, в основном, левое полушарие мозга, начиная с определенного возраста владельца, и уже это настораживает. Ведь сознание, мышление, мироощущение и миропонимание – продукты всего мозга или того неведомого Логоса, который, как утверждают апологеты космизма, возможно, использует наш мозг в качестве вторичного инструмента, а не первичного генератора. Более того, у нас нет никаких оснований отрицать участие в мышлении всего тела, ибо состояние последнего непосредственно или опосредованно влияет на сознание и когнитивные акты.

Философский поиск смысла реальности, доведенный до результата, тождественен пониманию реальности. Смысл – коррелят понимания. В то же время картезианская наука мыслит рассудочно (дискурсивно, доказательно, объяснительно), но не разумно (целостно, содержательно, понимающе). Чувственно не переживая предмет мысли, рассудочное мышление ведет нас к знанию, но не к пониманию познанного (можно что-то знать, не понимая). Дискретность дискурса как его объективное свойство – негатив мышления, часто упускаемый из виду. Пожалуй, первым на это обратил внимание Л. Заде, предложивший в 1965 г. концепцию нечетких, "размытых" множеств (fuzzy sets), которая привела к развитию, в частности, нечеткой логики и теории приближенных рассуждений: "человек мыслит не числами, а нечеткими понятиями". Б. Рассел в то время основное внимание уделял общественно-политической деятельности и адекватно не среагировал на новую логико-математическую парадигму, впрочем, как и остальные философы. А она заслуживала того.

Ведь современные ветви логики (формальная, математическая, машинная и др.) – такие же артефакты, как и человеческие языки. Базирующийся на них дискурс ограничен правилами логического вывода и дискретностью языка, а потому и сам дискретен и запрограммирован логикой и языком. Дискретность всегда беднее континуальности. Комбинаторика букв, конечных слов и фраз дает конечное (хоть и чрезвычайно большое) разнообразие сообщений. Только при потенциально бесконечном алфавите или/и потенциально бесконечных словах (фразах) разнообразие сообщений будет бесконечным, охватывающим континуальность бытия и его понимания, но это нереально.

На дискретность дискурсивной логики рассудка налагается дискретность генерирования информации в тезаурусе памяти (см. тему 5, раздел 5.3.1) – получается своеобразная "дискретность в квадрате". Отсюда проблема адекватности объяснения и понимания.

Пример 1. Внутреннее, интуитивное понимание Бога не так-то просто выразить словами ("не помяни имя Господа твоего всуе"), душевную, от сердца музыку, поэзию, живопись невозможно воспроизвести в форме "объяснительных записок", слова любви бледнеют перед языком чувств. Если обратиться к математической теории множеств, то сошлемся на парадокс Ришара, состоящий в том, что лишь небольшая часть действительных чисел допускает словесное определение – язык, пригодный для печатания на клавиатуре, недостаточен для того, чтобы охарактеризовать каждое число (каждую точку континуума) индивидуально. Аналогично дискретизация непрерывного процесса с помощью конечного числа отсчетов скрывает, искажает его истинный характер. Нечто подобное происходит и при вербальной интерпретации понимания с помощью конечного множества комбинаций звуков, фонем, букв и слов.

Пример 2. Одномерная континуальная числовая ось не дает доказательного представления о N-мерном пространстве; нужны N таких осей. И в то же время N дискретизированных числовых осей описывают "сеточное пространство", в котором потенциально доказуемы сущности и явления, имеющие место лишь в узлах сетки, но не внутри ее ячеек. Если дискурсивная "сетка" вносит регулятивное начало во входной поток высказываний в рамках дедуктивной системы доказательств, то, очевидно, часть высказываний будет упущена сквозь дыры "сеточной" дискретности, как упускаются рыбные мальки сквозь крупноячеистую рыбацкую сеть, предназначенную для крупной рыбы. Тем более это справедливо для одномерного дискурса.

Вообще, любая дискретизация приводит к неминуемым ошибкам познания, объяснения и, в конце концов, к ошибкам понимания бытия. Расчленение познания целого объекта на познание его отдельных свойств, обусловленное ограниченностью средств познания, – это та же дискретизация с неминуемыми ошибками субъективного понимания, даже если каждое из средств в отдельности – аналоговое, а не дискретное по принципу действия. Объект как бы рассматривается в нескольких проекциях и сечениях, число которых конечно и определяется числом средств. Чтобы познать целый объект, это число должно стремиться к бесконечности, что нереально. Арифметика (и математика в целом) – тоже не исключения.

Пример 3. Теорема К. Гёделя доказала (1931 г.), что любая адекватная непротиворечивая арифметическая логика неполна, т.е. существует истинное утверждение о целых числах, которое нельзя доказать в такой логике. Кроме того, из этой теоремы следует, что невозможно доказать непротиворечивость арифметической логики (пусть даже неполной) методами, которые выразимы в самой этой логике. Теорема Гёделя ставит под вопрос всеобщность математического языка объяснения (доказательства): "…понятие об истинности (большинства) математических утверждений включает в себя представление о…бесконечных сериях проверок. Между тем всякое математическое доказательство…есть существенно конечная процедура" (Ю.И. Манин).

Заслуга Гёделя в том, что он строго математически доказал интуитивно понятные отношения между языком понимания и дискретным математическим языком объяснения, неполноту последнего. Философским следствием теоремы Гёделя о неполноте можно предположить недостижимость абсолютно точного (полного и непротиворечивого) научного объяснения бытия, основанного на математическом дискурсе. В связи с этим математика и основанное на ней естествознание приобретают, помимо "точного", гуманитарный статус. Чем в таком случае восполнить дискурс, компенсировать неполноту его информационной упорядоченности, жесткости, творческой несвободы? Напрашивается ответ – неупорядоченностью, нежесткостью, свободной волей, которые несет в себе иррационализм интуиции, воображения, вчувствования, веры. Иррационализм дополняет конечное бесконечным, дискретное непрерывным, речь интонацией, мимикой и жестом, текст воображением, музыкой и живописью, формальное неформализуемым, объясняемое понимаемым, детерминированное случайным, действительное возможным. В математике и информатике, системах искусственного интеллекта все больший вес приобретает парадигма нечеткой (многозначной, бесконечнозначной, непрерывной) логики. Теорема Гёделя, справедливая для арифметической логики счетных множеств, пока не распространяется на непрерывную логику континуумов. По крайней мере, нам неизвестны подобные приложения этой теоремы и неизвестно, как сам Гёдель воспринял появление новой логико-математической парадигмы.

Теорема Гёделя о неполноте логики и последовавшие за ней работы математиков, логиков и философов подправили Л. Витгенштейна, утверждавшего, что "тайны не существует. Если вопрос вообще может быть поставлен, то на него можно и ответить". Оказывается, тайны существуют, ибо существуют неполнота и противоречивость логики и дискурса, неоднозначность и неверифицируемость их языковых средств, приводящие к недоказуемости многих утверждений (научных и ненаучных).

Научный метод принуждает принять результат теории силой своих абстрагированных доказательств в отличие от ненаучного метода, лишенного такого принуждения и потому прибегающего к таким сомнительным средствам, как приведение конкурирующей теории к противоречию, спекуляция на ее ошибках и/или затруднениях, отказ от научной "ереси" в пользу императива веры, которая не требует доказательств. Но доказательство, основанное на единственной методике, единственном аргументе, единственном авторитете, не впечатляет; доказательность должна быть многомерной, полиморфной. В отличие от веры, обращенной к чувству, доказательство взывает к рассудку, но, как показано выше, рассудочное (дискурсивное) знание полезно, но не полно: "жизнь бесконечно полнее рассудочных определений, и потому ни одна формула не может вместить всей полноты жизни" (П.А. Флоренский "Столп и утверждение истины").

И тем не менее возведение дискретности в причину неполноты и противоречивости дискурса при ближайшем рассмотрении не столь очевидно. Фортепиано ведь тоже дискретно, как и нотный стан, а как доказателен Шопен! Глупость и ненависть континуальны, но как они бездоказательны!

Представим дискурс как регулятор, дедуктивное доказательство некоторого утверждения (теоремы) как объект регулирования (управления), поток высказываний как возмущения объекта, логику как управляющее воздействие дискурса на доказательство, а значимость высказываний как выходную реакцию объекта. Шкала значимостей формальной и математической логики ограничена малым объемом шкальных значений ("истина" и "ложь"), и в это прокрустово ложе значимости должны быть втиснуты через доказательство все высказывания. Такая логическая система управления гомеостатична. Следовательно, она должна подчиняться информационному закону необходимого разнообразия управлений (см. тему 3). Согласно данному закону разнообразие высказываний (возмущений) парируется разнообразием логических операций (управлений). Каждый объект – дедуктивное доказательство – может быть возмущен практически бесконечным множеством высказываний. Значительная часть этих высказываний внерассудочна и метафизична. В то же время узость (одномерность) пространства логических управлений доказательством (даже с учетом вложенности, иерархичности этих управлений) не позволит парировать все высказывания. Дедукции не хватает многомерности, в результате нарушается закон необходимого разнообразия и гомеостаз доказательства. Следствие – остаточная неопределенность доказательства, имеющая, как мы знаем, информационное измерение (см. тему 2, раздел 2.3) и характеризующая неполноту логики.

Пример 4. Физические соотношения неопределенности имеют информационное измерение и в известной мере тоже характеризуют неполноту логики физических доказательств. В частности, соотношение неопределенностей Гейзенберга – Бора характеризует неполноту логики доказательств квантовой физики. Дж. фон Нейман в 1932 г. доказал, что эта неполнота из-за неработоспособности законов причинности на субатомном уровне не может быть преодолена никаким "точным" измерением значений гипотетических "скрытых переменных". Теория Неймана создает иллюзию "логической полноты квантовой физики", что не способствует продвижению вглубь (например, к кваркам): "…очень интересной и перспективной возможностью являются законы субквантовомеханического уровня, содержащего скрытые переменные (Бом Д. "Причинность и случайность в современной физике", 1959.)" . Этот пример не случаен – просматривается общность природы подобных неопределенностей, обусловленная дискретностью (квантованностью) логических моделей и недостаточной мерностью логик.

Пример 5. В социологии известен эффект нетранзитивности матриц парных сравнений, когда респондент, предпочитающий объект А объекту Б, а объект Б объекту В, неожиданно для социолога может предпочесть объект В объекту А, чем нарушает транзитивную логику: если А лучше Б и Б лучше В, то А лучше В. Но такова данность противоречивой многомерной логики респондента, и социологу ничего не остается, как считаться с ней.

Пример 6. Создатели компьютерных сетей во избежание проблем неполноты и противоречивости (конфликтности) взаимодействий прикладных программ реализовали многоуровневую систему протоколов связи, что является ничем иным, как технической реализацией многомерной логики взаимопонимания открытых кибернетических систем (рабочих станций, серверов, хостов и т.п.).

Формальная логика (Аристотель и др.) – продукт человеческого рассудка, основанный на человеческом опыте, но абстрагированный от последнего, как и положено дедуктивному методу. В результате вместо конкретных вещей – Солнца, этого муравья, того камня, Сократа, моей мысли – формальная логика имеет дело с абстрактными классами вещей – звездами, муравьями, камнями, греками, мыслями – в лучшем случае, с некоторыми из них, где "некоторые" – логический квантор, но никак не переход к конкретным вещам. Логика оперирует с классами в силлогизмах, пропозициях и предикатах, не заботясь об индивидуальности элементов класса. И если в высказывании упоминается конкретный Иван, то для логики он равнозначен "некоторому русскому". Однако есть высказывания, достоверность которых зависит от индивидуального значения слов, обозначающих вещи. В этой ситуации формальная логика бессильна; она не улавливает индивидуальные значения слов своей дискретной "сетью", предназначенной для более крупной "рыбы" – классов вещей. Здесь важно семантическое измерение, обладающее, по-видимому, меньшей дискретностью, чем формально-логическое измерение, и потому используемое в языках понимания. На уровне понимающего мышления требуется принципиально другая логика, возможно, кантовская трансцендентальная логика, предметом которой являются не столько формально-логические конструкции высказываний и предикатов, сколько их смыслы и ценности для рефлектирующего субъекта.

Если нам не хватает для доказательства лингвистического, семантического или какого-то другого антропного логического измерения, что ж, мы вправе обратиться к внечеловеческой логике, например, логике фауны или флоры, к логике других цивилизаций, оставивших следы памяти в информационном поле. Иными словами, мы должны не пренебрегать другой логикой, а изучать ее как продукт другого разума, имеющего дело с другим опытом. Эти другие логику, разум, опыт мы не заключаем в кавычки, полагая, что только высокомерие человека игнорирует и даже отвергает их без должных оснований, даже когда человек со своими логикой, разумом и опытом оказывается перед тупиковой проблемой. Тупик – это знак для поиска в других направлениях, других измерениях. Логический тупик не исключение. Полагаем, что только полиморфный логический вывод позволяет в рамках закона необходимого разнообразия управлений успешно регулировать гомеостаз системы мыслимых доказательств.

Максимы единства знания единого Универсума и методологического полиморфизма не противоречат друг другу. Именно для достижения первой максимы так важно придерживаться второй. Методологический мономорфизм во все времена приводил к застою и заблуждению, ибо, сам того не подозревая, нарушал закон необходимого разнообразия тем, что не парировал разнообразие опытных данных методологическим регулятивным разнообразием. Логика мономорфизма: "если непонятно, значит, ложно". Логический мономорфизм не позволяет оптимально перекодировать разнообразие высказываний в собственное разнообразие дедукций с целью эффективного управления доказательством. Но ведь логика несет ответственность за правильность доказательств.

Дискурсивная левополушарная логика рассудка должна быть дополнена логикой других измерений – целостно-образной правополушарной логикой чувства и сверхчувства (интуиции, под- и надсознания, веры), логикой ноосферы. Тогда, возможно, она приблизится по своим свойствам к понятиям полноты и непротиворечивости.

Пример 7. Философское доказательство сводится обычно к защите выдвинутой концепции и часто базируется на весьма далеких друг от друга доктринах (научных, политических, философских, экономических, этических, эстетических и пр.). При этом, в отличие от логики и науки, философия за правильность и истинность доказательств никакой ответственности не несет. Поиск смысла высказываний безответственен, не наказуем, направленность вектора поиска произвольна, рефлексия имеет бесконечное число степеней свободы. Философ может, но не обязан дедуцировать в своей рефлексии. И тем не менее, рефлектируя (логически дедуцируя или фантазируя вне логики), философ обосновывает свою концепцию, свое видение исследуемой проблемы с единственной целью – он добивается (пусть и непроизвольно) апостериорного минимума неопределенности доказуемого, т.е. максимума информативности. В максимизации информативности доказательства смыкаются цели логики, науки и философии. Было бы странным, мягко говоря, философствование, не преследующее этой цели, когда априорная неопределенность высказываний, смысл которых философ должен был бы прояснить, ни на йоту не уменьшилась или уменьшилась несущественно.

Средства максимизации информативности доказательства должны быть связаны с семантикой доказуемых утверждений. Чем глубже утверждения, т.е. чем большее разнообразие состояний утверждаемых сущностей или явлений эти утверждения описывают, тем больше должно быть и разнообразие средств доказательства, адекватных содержанию доказуемого утверждения. Назовем это свойство валидностью доказательства (valid (англ.) – действительный, имеющий силу – от validus (лат.) – здоровый, сильный). Напомним, что логика доказательства отвечает за его правильность, но не за истинность его исходных посылок и результата, а канал связи (между источником и потребителем доказательства) не отвечает за содержание переданного доказательства.

Пример 8. Если утверждение явно или опосредованно содержит информацию о биофизических и математических феноменах, то валидное доказательство должно использовать адекватные биофизические и математические законы и закономерности в их логической взаимосвязи для полной, непротиворечивой аргументации. Если утверждение классифицируется как этическое, эстетическое, эмоциональное, метафизическое и т.п., то валидное доказательство (если оно возможно) должно использовать адекватные средства, выходящие за рамки логики с ее информационной упорядоченностью, структурной жесткостью, творческой несвободой.

Валидность доказательства аналогична омическому и амплитудно-фазо-частотному согласованию электрического канала связи с нагрузками по входу-выходу. Без такого согласования значительная часть энергетического спектра электрического сигнала может быть утеряна в канале связи. Аналогично невалидное доказательство как информационный процесс разрушает свою информативность, свое разнообразие логической несогласованностью доказательных средств. Но как бы мы ни старались, число таких средств конечно, и в результате доказательство не достигает цели стопроцентно. Обязательны недопонимание и вопросы. По опыту, новый материал оказывается воспринятым и понятым максимум наполовину даже коллегами, не говоря об учащихся. Причины кроются не только во внутренней невалидности доказательств, но и во внешних факторах: ограниченности оперативной памяти потребителей, помехах в канале связи (передачи-приема), недостаточных чувствительности приема и пропускной способности канала связи, невостребованности доказательств. Для компенсации этих факторов в "код доказательства" вводится избыточность (повторение, кодовая многомерность), изменяется (перекодируется) форма доказательства.

Понятие информативности доказательства не может игнорировать его длительности. Ведь производительность источника доказательства и пропускная способность канала связи – темповые характеристики (измеряемые в бит/с), которые должны быть согласованы между собой (См. также критерий эстетического качества Гемстергейса – тема 3, раздел 3.5.).

Применительно к темповой информативности доказательства приобретает реальный смысл принцип надежного кодирования Шеннона: если темп производства информации в процессе доказательства не превышает возможностей (пропускной способности) потребителей, то доказательство всегда можно закодировать так, что оно будет передано потребителям без задержек с вероятностью ошибки, сколь угодно близкой к нулю (но не равной нулю).

Что касается неоднозначности вербального кодирования, то, полагаем, что предпочтение, отдаваемое ему по традиции большинством гуманитариев, в частности, философами, перед другими формами кодов неубедительно, если учесть особенности мышления потребителей. Для потребителей с развитым абстрактно-логическим мышлением предпочтительными являются дискурсивные коды формальной логики, математики, естествознания. Для потребителей с развитым целостно-образным мышлением предпочтительны графика, "эйдетические" коды, гештальты. Обратим также внимание на специфические внутрисистемные помехи, создаваемые каналу передачи доказательства потребителями этого доказательства. Подобные помехи субстрагируются в виде априорных установок потребителя, сопутствующих или препятствующих приему доказательства данным потребителем. Эти помехи объективны в том смысле, что любое субъективное мышление в процессе приема (восприятия) доказательства обладает априорной информацией, в общем случае не совпадающей (в лучшем случае частично совпадающей) с исходными посылками логики доказательства и ее кодами. Эта информация в той или иной степени конфликтует с доказательством, мешает его адекватному приему, недопустимо загрубляет вход приемника, повышая сверх меры пороги обнаружения и различения сигналов. При особо интенсивных помехах возможны коллизии типа "не хочу (не могу) понять", "не понимаю, значит, неправильно" и т.п. Для компенсации подобных внутрисистемных помех следует вводить адекватную им избыточность в логику доказательства, например, через механизмы повторения, апробирования, аналогий и т.п.

Особый подкласс внутрисистемных помех составляют помехи, создаваемые языком.

Пример 9. Командные языки управления (в армии, программировании, автоматизированных системах управления и др.), научно-технические языки, языки математики и логики, нацеленные на однозначные информационные понятия, суждения и умозаключения, часто не достигают цели, ибо подвергаются неосознанному, объективному мешающему воздействию неоднозначных языков (обыденного, литературного, публицистического), привычных и неизбежных для любой языковой среды. Эти языки-помехи создают так называемый языковый шум, не позволяющий даже самому организованному языку – искусственному языку программирования – добиться однозначности. Начиная с определенного порога сложности, ни одна программа не работает без ошибок, многократно редактируется, и все равно "самая грубая ошибка будет выявлена, лишь когда программа пробудет в производстве по крайней мере полгода" (А. Блох. Закон Мэрфи). Тщательный анализ причин алгоритмических (наиболее опасных) ошибок в программировании (в грамматике это синтаксические ошибки) показывает, что у неопытных программистов в большей, у опытных в меньшей степени проявляется влияние языкового шума, выражающееся в неосознанных попытках навязать командному языку программирования логические структуры обыденного языка. Языковый шум вносит свою лепту в ограниченность рассудочного (дискурсивного) знания.

Осмыслим результаты. Чтобы доказать свою правоту, человек тратит массу ресурсов, пишет книги, доносы, диссертации, проводит длительные дорогостоящие опыты и изнурительные дискуссии, затевает войны, убивает, погибает сам (иногда геройски) – и все это ради одного или нескольких бит информации, за которыми эфемерные истина или ложь! Какова же цена информации, заключенной во всех апробированных доказательствах человека и исчисляемой многими триллионами бит?! И сколько потерь понес человек в процессе ее добычи, доказывая свою правоту ценой здоровья и даже жизни, а также силой, измором, дезинформацией, подкупом?! Что полезного, кроме явного вреда, дали и дают человечеству антагонистические отношения культур, опирающихся на различные религиозно-конфессиональные или политико-идеологические платформы, на двоичную ("черно-белую") логику мышления "моя прав, твоя не прав"?

Такова цена единицы информации – бита – неизмеримо бoльшая по сравнению с ценой единицы энергии или единицы массы вещества. Во-первых, это косвенно свидетельствует о существенно большей ценности информации (идей, знаний) по сравнению с материей и ее энергией (информационная экспансия), во-вторых, – о невостребованных пока резервах разума человека. Если эти резервы в обозримом будущем не включатся в работу, следует говорить уже не о резервах разума, а о неразумности человечества. Доказать нечто можно только посредством логики плюрализма, посредством взаимопонимания, достигаемого в некоем полевом взаимодействии через его информационную компоненту при исключении искажающего влияния силовой компоненты. Традиционное информационно-энергетическое, "затратное" доказательство как управление должно уступить место чисто информационному, ресурсосберегающему взаимопониманию как связи. Именно в этом заключается, по нашему мнению, герменевтическая суть диалога культур; реализация же усматривается в без- или малоэнергетических информационных процессах, ориентированных на язык понимания и исключающих шумящие знаковые преобразования кодирования – передачи – декодирования информации традиционного дискурсивного диалога.

0.6.4.Разумное знание

Итак, рассудочное (дискурсивное) знание должно "обручиться" с экзистенциями жизненного ряда (верой, надеждой, любовью, страданием, страстью, интуицией, удовольствием и т.п.), чтобы превратиться в разумное знание и "оживить" его. С позиций нейрофизиологии и нейропсихологии это означает переход от преимущественно однополушарного мышления к двуполушарному мышлению с участием всего мозга (а не только больших полушарий), с позиций психоанализа – к взаимной работе сознания и бессознательного, с позиций когнитивной психологии – от человека познающего к человеку разумному, с позиций буддизма – к достижению Нирваны как высочайшего духовного состояния озаренности истинным знанием. Данный переход возможен с помощью интеллекта (см. тему 4, раздел 4.4.1).

Искусственный интеллект вторгся в творческую лабораторию человека на рассудочных принципах рациональности, исчислимости и технократизма, создавая скрытую угрозу разумной сути человека и мирового культурного процесса. Проблема не в отказе от информатизации творческих актов (этого уже не избежать), а в выявлении ее позитивных границ, за которыми – негатив, регресс человека разумного и человеческой культуры. Важно отличать естественно-человеческую, первоприродную культуру, пусть и воплощенную в предметах, знаках "второй природы" (в том числе, в базах знаний), от культуры искусственного, второприродного происхождения, в частности, от информационной (компьютерной) субкультуры (Данный термин не канонизирован и употреблен здесь в локальном значении.) искусственного интеллекта.

Машина – продукт человеческой логики, человек же алогичен по своему генезису и лишь отчасти логичен по приобретенной ментальности. "Человеческое, слишком человеческое" чуждо машине – искусственному "субъекту", расчетливая бесстрастность машины претит человеку. Назревающий конфликт не нов, он присущ человеко-машинным отношениям и в индустриальном обществе, но конфликту человека разумного с рассудительным искусственным субъектом свойственно новое качество – это конфликт конкурирующих интеллектов. Сегодня компьютер – всего лишь усилитель человеческого интеллекта, завтра – носитель собственного. В итоге между человеческой культурой и машинной субкультурой однажды вспыхнет конфликт, известный сейчас лишь в зачаточном состоянии как конфликт между материальностью и духовностью, рассудком и разумом, рационализмом и иррационализмом, создателем и созданием, человеком и машиной. Полагаем, что бесконфликтное развитие искусственного интеллекта в информационном обществе возможно не вовне человека, а только внутри него на уровне интроспективного "само" - самосознания, самовоспитания, самообучения, самопознания. Весь процесс воспитания и обучения в информационном обществе должен быть направлен на креацию внутреннего пограничного императива, взвешенно защищающего человеческое в человеке от внечеловеческого, естественное от искусственного, страстную душу и дух человеческого интеллекта от бесстрастной логики интеллекта искусственного, свободный стиль жизни "человека культурного" от программно-аппаратно зависимого Web-стиля жизни "человека делового". Не следует, однако, полагать данный императив "категорическим", ибо любой (суб)культуре свойственно не только саморазвитие, но и способствующий ему диалог с другими субкультурами, в том числе с Web-культурой. Таким образом, рассматриваемая проблема приобретает психологический аспект, имманентный для каждого индивида в отдельности и через гармоничную мотивацию всех участников культурного процесса – общий аспект для социума в целом. В приведенном смысле разумное (целостное) знание homo sapiens и социума должно быть общекультурным, всеохватным, если угодно, философским.

"Деспотическая дихотомия" (по Н. Гудмену) научно постигаемого и художественно-эмоционального безосновательна, нет никаких оснований говорить о разной природе научного и эстетического опыта. По Л. Витгенштейну научные предложения – равноправные участники контекстуальных "языковых игр", наряду с другими типами предложений – этическими, метафизическими, эстетическими, обыденными и т.п. А. Пуанкаре, Л. Брауэр, М. Клайн, Ю.И. Манин и др. математики отмечали ее конвенционализм и "гуманитарный" характер в ряду других гуманитарных областей знания. Достаточно вспомнить баталии о признании нуля числом или пустотой (метафизическим "ничто"). Достаточно признать, что понятия красоты, божественности с одной стороны, математической и естественно-научной строгости, с другой стороны, не антиподы, а близнецы. В математике существуют понятия красоты доказательства, математического ожидания, доверительной вероятности, в физике микромира – понятия очарования (шарма), цветового заряда, в информатике появились "облачные вычисления" (cloud computing). Не стоит упрекать и тех, кто пытается "поверить алгеброй гармонию" музыки, словесности, души – алгебра и гармония открыты для взаимопроникновения и взаимообогащения (в пределах разумного). Соответственно, если для понимания информационных процессов в культурном слое социума полезно использовать знание аналогичных процессов в технических системах, созданных тем же культурным слоем, то вряд ли гуманитариям стоит раздражаться по поводу подобных вторжений в их "элитарную епархию". Прогрессирующая информатизация культуры – факт, данность, как и гуманизация, окультуривание информатики. Повторим: проблема не в запретах, а в осмыслении допустимых границ информатизации культуры.

Для достижения своих целей человек и человечество должны полагать важнейшей ценностью разумного знания понимание и взаимопонимание как постижение или генерацию смысла (сути) постигаемых сущностей. Ведь большинство войн, конфликтов и коллизий истории (этого "океана клеветы" по М. Арнольду) можно объяснить недо- или непониманием противника, неспособностью людей к пониманию и взаимопониманию, отсутствием языка понимания в арсенале знания. Язык понимания находится в сфере интересов философии информации. Понимание – "процесс построения знаний из того, что не является знанием" (А.И. Ракитов). С одной стороны, язык как код подчиняется принципам кодирования информации, язык как отношение подчиняется принципам связи между источниками и потребителями информации, язык как структура с динамическим разнообразием подчиняется принципам и законам поведения информационного разнообразия и управления этим разнообразием. С другой стороны, герменевтический феномен понимания фундирует любую информационную коммуникацию поиском смыслов высказываний.

Пример 10. Как только от некоторого источника понимания требуется доказательство, объяснение понимаемого им "нечто" (смысла "нечто"), язык субъективного понимания переводится (перекодируется) в язык объяснения (интерпретации) и обратно – последний декодируется в язык субъективного понимания потребителя(ей) доказательства. Между этапами кодирования и декодирования обязательна связь (передача-прием сигналов, несущих информацию). В совокупности это типичный информационный процесс "понимание → кодирование (интерпретация) → связь → декодирование (деинтерпретация) → понимание" (см. тему 7). За кажущейся простотой процесса скрывается целый пласт сложных проблем: проблема первичного понимания ("ничего не понимаю, значит, нечего объяснять"), проблема кодирования понимания ("понимаю, но объяснить не могу"), проблема декодирования объяснения (доказательства) в понимание ("объяснение непонятно"), проблема взаимопонимания ("мы не понимаем друг друга", "объяснил так, что сам понял, а они не понимают"). Данные проблемы усугубляются рассмотренными выше проблемами дискретного дискурса.

Полагаем, что язык понимания смыслов – высшая форма любого языка, существовавшая, возможно, задолго до появления известных способов коммуникации: "…общественные животные могут иметь активные, разумные (курсив В.Г.), гибкие средства связи задолго до появления языка" (Н. Винер). На длительном пути своего развития язык общения как один из лингвистических артефактов символической деятельности человека прошел путь от примитивного чувственно-образного копирования реальности с генерацией ее ассоциативных образов к комбинационным связям между копиями (подсознательный корреляционный анализ и отбор "сильных" связей) и, наконец, к абстрактно-логической грамматике языковых инвариантов – классов образов. Но на этом пути языка общения язык понимания не потерял своей актуальности. Многие философские проблемы возникают в результате неверного понимания языка или порождаются языком: "люди не понимают друг друга потому, что они не говорят на одном и том же языке, и потому, что есть языки, которые не могут быть изучены" (А. Пуанкаре); "…философия – это постоянное усилие отыскания языка…постоянная мука нехватки языка" (Х. Гадамер); "язык – особое уравнение между тем, что сообщается, и тем, что умалчивается" (Х. Ортега-и-Гассет). Добавим, что это "уравнение" со многими неизвестными (если вспомнить о неоднозначности, неточности языка), значит, строго говоря, решения уравнения есть, но их бесчисленно много. Даже общаясь на одном родном языке, люди на самом деле могут говорить на разных языках.

Пример 11. Знание проявляется в форме языка, а язык мертв без знания. Если последнюю метафору принять за априорную установку, то, следовательно, жизнь языку дает знание, или, еще конкретнее, знание порождает язык. И так же, как свойства детей генетически наследуют свойства родителей, так и неоднозначность языка наследует онтологическую относительность знания. Чего, например, стоит приведенная выше пропозиция: "знание порождает язык"?! Здесь по синтаксическим правилам русского языка каждое существительное может быть подлежащим или дополнением с соответствующей инверсией смысла. И только рефлексивно-контекстная исходная установка позволяет нам выбрать одну из альтернатив. Отношения между знанием и языком, как и между классами кур и яиц, не столь тривиальны, как они были в самом начале. Как только однонаправленная линейная структура "знание→язык" превратилась в двунаправленную "знание↔язык", а это произошло, вероятно, достаточно быстро, возник тезаурус, наполнение которого было возможно только в языковой форме, пусть разной и необычной. При этом переход от примитивных сигнальных ассоциаций правополушарного мышления к комбинированию и отбору связей между ассоциативными образами означал переход от реликтового долингвистического континуального языка понимания к первичному дискретному языку объяснения, венец которого – язык логических абстракций как продукт левополушарного мышления. Иными словами, генезис "венценосносного" дискурса следует искать в языке понимания.

Итак, язык понимания – это философско-культурологическая проблема, и состоит она в трудности, если угодно, невозможности выявить смысл как коррелят понимания внутренней информации познаваемой сущности по имеющейся внешней информации, которая допускает бесконечно много дискурсов и привносимых ими смыслов. Философия в расхожем понимании – генератор проблем, вопросов, но не решений, ответов, свободная рефлексия, цель которой – "показать мухе выход из мухоловки" (Л. Витгенштейн). Эта мухоловка построена дискурсивным языком, околдовавшим наш разум.

Пример 12. Лингвистический релятивизм обусловлен неоднозначностью текстовой интерпретации как разновидности межлингвистического перевода языков. Даже если текст (в широком смысле) редуцирован до атомарных аксиоматических утверждений, когда, вроде бы, вопрос перевода не возникает, мы имеем дело с вырожденным внутрилингвистическим (омофоническим) переводом, который тоже релятивен. Так, любое высказывание "X есть Y" можно неправильно понять даже на родном языке, и тогда мы вправе спросить: "В каком смысле X есть Y?". Перевод упрощается, когда он имеет дело с фактуальными высказываниями, но чем дальше от опыта (и тем ближе к метафизике), тем перевод затруднительней, произвольней. А уж чисто метафизические высказывания этического, эстетического, поэтического характеров иногда просто непереводимы в форме "объяснительных записок" или подстрочников. Любой перевод (трансляция) находится под контролем нашего грамматического и семантического "полицейского" аппарата. В этих условиях благоразумный переводчик будет следовать предписаниям этого аппарата даже в ущерб тексту-оригиналу, т.е. попросту предаст последний. Traduttore – traditore (ит.): переводчик – предатель. Это аксиома лингвистики.

Согласно приведенным представлениям при интерпретации понимания познаваемой сущности аутентичный смысл, заложенный в сущность ее творцом и открываемый познающим субъектом в объяснительных кодах интерпретатора, сливается с неадекватным смыслом, творимым самим субъектом. Это особенно заметно, если познаваемая сущность иррациональна (дух, интеллект, сознание, любовь, ненависть, свобода и др.), а субъект рационален и требует от интерпретатора доказательств. Чувства, воображение, вера, интуиция такого потребителя глухи к иррациональному "верь!", а его психика взывает "докажи!". В подобной ситуации придется пользоваться многозначной логикой, полиморфными языками дедуктивно-индуктивного объяснения и языком понимания, позволяющим источнику и потребителю доказательства взаимодействовать вне языков объяснения на уровне разума, чувства, интуиции, не только воспринимая, но и переживая доказательство: "понять – значит почувствовать" (К.С. Станиславский). Ученый, художник, мудрец, стоик, ясновидящий пророк, Учитель-гуру, наконец, харизматическая личность, владеющая навыками эмпатии и телепатии – таким в одном лице должен быть интерпретатор, стремящийся доказать всем, а не рефлектировать для себя: "Художник должен вдохновлять, а не вдохновляться" (С. Дали). Изложенное вовсе не означает, что языки объяснения следует исключить из практики в пользу языка понимания. Каждый язык имеет свою прагматическую нишу.

Пример 13. Мы напрямую не разговариваем с компьютером на машинном языке, а пользуемся переводчиками-трансляторами языков программирования в двоичный код. В свою очередь, за языками программирования – языки алгоритмов, за которыми языки задач и, наконец, языки понимания решаемых проблем. А переходы между языками обеспечиваются соответствующими "переводчиками" – трансляторами. Музыкант тоже пользуется языком объяснения – нотным станом, но лишь как путеводителем к взаимопониманию с инструментом, испытывая при этом гадамеровские муки нехватки языка. Не такие ли муки испытывает интерпретатор живописи и поэзии, мировоззрения и веры – искусствовед, философ, священнослужитель?

Итак, согласно нашим представлениям, природа языка понимания – информационная, и все языковые проблемы и коллизии – чисто информационного свойства. Следовательно, проблема отношения языка понимания и информации является важным предметом исследования философии информации. Лишь используя язык понимания, оперирующий со смыслом внутренней информации, целостное разумное знание по праву приобретет эпитеты содержательного, понимающего, мудрого знания (в отличие от рассудительного умного знания).

0.6.5.Информационные аспекты аксиологии познания

Для понимающего разумного знания важно обладать самой ценной информацией, несомненно, полезной для системы. При рассмотрении априорного знания обращалось внимание на необходимость в априорной ценности информации, дабы еще до опыта задать приемлемые для системы критерии селекции информации, пользуясь некоторой интуитивной функцией ценности (полезности) информации. Такая функция, скорей всего, не должна иметь дело с количеством информации, индифферентным к разумным ценностям.

Пример 14. Воспринятая растением информация о весеннем тепле может оказаться априори полезной для его развития, вызвав сокодвижение и выброс почек, но может и дезинформировать, т.к. от внезапных заморозков погибнут почки и, возможно, все растение. Однако количественно информация и дезинформация были одинаковы. Двухпозиционная кнопка "вкл./выкл." в пилотной кабине несет один бит внешней информации вне зависимости от того, включает она освещение, катапульту или открывает бомболюк. Метеосводка о погоде в Твери имеет разную ценность для тверитян и парижан, вызывая с их стороны и разные реакции (управления).

Что такое ценность информации и нужно ли измерять её? Повторим: под ценностью информации мы понимаем прагматическое отношение между системой, информацией и целью системы. Допустим, ценность нужно измерять, тогда по какой шкале: абсолютной или относительной? Практика свидетельствует: ни одна информация за всю историю природы, жизни и разума не обрела статуса абсолютно ценной. Наоборот, очередной виток развития ставил новые цели и изменял критерии ценности, а то, что казалось прежде абсолютно ценным на все времена, приобретало статус относительной, мифотворческой ценности или вообще низвергалось на свалку истории и науки. Можно ввести абсолютную шкалу ценности: ценнее считать ту информацию, которая генерирует новую информацию с большей вероятностью. Но как оценить эту вероятность?

Ценность научно-философских трудов принято оценивать по т.н. "индексу цитирования" (чем чаще цитируют труд, тем он ценнее, тем выше индекс). Но известны выдающиеся философы и ученые, которые не публиковались или "писали в стол" и только после смерти стали известны миру. Таков Сократ, который по свидетельству учеников (Платона и др.) утверждал, что "письмена мертвы". Таков Г. Кавендиш, занимавшийся наукой вне официальной науки; в его бумагах, найденных после смерти, были обнаружены научные открытия и законы, которые известны науке в другом авторстве (закон Кулона и др.). Таковы основатели многих религиозных учений и школ. Их учения, как правило, передавались изустно, как и "крылатые фразы" известных людей. Так что, на наш взгляд, не следует фетишизировать индекс цитирования как количественный показатель ценности научно-философской информации.

Ценность информации для разных систем связана с целью их существования (развития), а цели могут быть разные. Если взять некоторую систему, обладающую внутренней информацией, то внешняя информация о системе будет обладать разной ценностью для систем-потребителей, преследующих разные цели и пользующихся разными шкалами ценности. В свою очередь, система придерживается совершенно другой шкалы, отличной от внесистемных шкал ценности, ибо цели потребителей информации и системы, как правило, не совпадают. Несогласованность шкал информационной ценности часто приводит к диссенсусу систем, в результате чего они ведут себя не адекватно придуманным инструкциям, наши теории периодически конфликтуют с практикой, государства воюют, фундаменталисты всех ориентаций не идут на мировую, ткани разных организмов несовместимы, а студент никак не возьмет в толк, чего от него хочет преподаватель.

Пример 15. Накануне экзаменационной сессии ценность информации о причудах преподавателя гораздо выше, чем в начале семестра, а о своем преподавателе несравнимо выше, чем о чужом. Изменение цели изменяет и ценность информации, но не наоборот, т.к. ценность информации аксиологически вторична по отношению к цели, преследуемой потребителем информации.

Система в каждый момент своего существования ставит перед собой цели, реализовать которые она может только через информацию, обладающую для этого необходимыми свойствами и являющуюся импульсом целенаправленной деятельности системы. Информация ценна лишь постольку, поскольку она способствует достижению цели.

Пример 16. Система – текст. Морфология, синтаксис и семантика – три неразрывные стороны текстовой информации, участвующие в любых прагматических отношениях текстов. Если цель текста – быть пoнятым, а его семантика не способствует достижению этой цели, то прагматическое отношение между системой, целью и информацией просто разрушается – вместо ценной информации (смысла) текст содержит данные неизвестной ценности. Но может быть и другая цель – дать насладиться формой текста. Тогда на первый план выступают морфосинтаксические аспекты текста и сообщаемой им информации.

Известные количественные меры ценности информации исходят из того, что ценность измеряется степенью достижения цели. Но эти меры не канонизированы в теории информации (и философии), и, как нам кажется, причина – в их утилитарности и игнорировании одновременного разнообразия целеполаганий систем. Уже отмечалось, что количество информации, передаваемой по каналу связи, инвариантно к ее смыслу и ценности, и поэтому оно не может полноценно характеризовать ценность информации.

Пожалуй, с позиций теории управления это слишком сильно сказано. Действительно, если в результате получения некоторого количества информации о системе на ту же величину снизилась неопределенность ее состояния, значит, мы получили действительно ценную информацию, а не дезинформацию (которая эту неопределенность, наоборот, увеличила бы) или шум (который оставил бы априорную неопределенность неизменной). В данном случае количество информации как мера снятой неопределенности, может служить мерой познания и претендовать на роль апостериорной количественной меры ценности информации. Такой подход проистекает из классической теории информации: сведения, не уменьшающие неопределенности, информацией просто не являются.

Но в теории информации отсутствуют понятия цели информационного процесса и его безопасности, из которых явно следовало бы, что информация всегда селектируется от дезинформации и шума. Соответственно, метрика ценности, связанная с количеством информации, не обеспечивает такой селекции. В этом-то и проблема данной метрики. Проблема также в ее апостериорности, часто фатальной для системы – механизм селекции начинает работать, не дожидаясь решения о ценности полученной информации. Например, так случается с общественно-политическими системами в периоды бурь и потрясений. Стоит ли потом удивляться или кусать себе локти, что сделанный выбор оказался ложным?

В целом проблема сводится к оценке априорной ценности информации. Обобщенной, философски значимой априорной меры ценности информации нет.

Пример 17. Эффективность развития системы зависит от ее умения безошибочно отобрать среди своих состояний (пусть даже упорядоченных) те, которые полезны для цели развития, и закрепить их в потомстве. Если цель – самовосстановление, выживание гомеостатической системы во враждебной среде, то система должна поддерживать свои жизненно важные параметры в допустимых границах вне зависимости от воздействий среды. Иными словами, система своими управлениями должна защитить эти параметры от информации среды. Задача внутрисистемного регулятора и состоит в блокировании этой информации. Если мы заболели, значит наш "регулятор" не справился с таким блокированием. В этом плане отбор ценных (полезных) состояний равноценен обеспечению устойчивости реакций (существенных переменных, параметров) системы и подчиняется закону необходимого разнообразия Эшби (см. тему 3). Если цель – улучшенное самовоспроизведение, при отборе оцениваются состояния системы на соответствие изменившейся среде, а еще лучше – прогнозу среды. При этом неудачные состояния вместе с их консервативными носителями отбраковываются, а полезные состояния передаются по наследству. Так происходит, например, с мутирующими генными наборами флоры и фауны, новыми технологиями, машинами и товарами, наукой и искусством, социально-экономическими укладами.

Сама технология отбора носит статистический (массовый), а не индивидуальный характер и состоит в поиске (обнаружении и распознавании) полезных состояний, включении их в тезаурус системы. Поиск носит случайный характер из-за вероятностной природы массовых явлений и связанной с этим хронической априорной неопределенности состояний сложной системы. Поиск и отбор в совокупности образуют механизм селекции. Известны несколько методов случайного поиска: метод проб и ошибок, метод Монте-Карло, метод рандомизации, гомеостат Эшби, набросовые, адаптивные, блуждающие, бионические алгоритмы поиска и др. Какой или какие из них реализуются в конкретной системе, для нас не столь важно. Важно, что результатом поиска являются удачные варианты, отбираемые на основе накопленного опыта и информации об устойчивых формах. Следовательно, поиску и отбору ценных для системы состояний, имеющих будущее, предшествует генерирование информации системой; а иначе откуда взяться "накопленному опыту" или "информации об устойчивых формах"?

Пример 18. Методу проб и ошибок свойственны два предположения: нероковой характер ошибок и отсутствие априорных соображений о том, в каком направлении делать пробы. В результате случайность для этого метода оказывается единственной разумной мерой: случайность почти ничего не стoит и приведет в конце концов к решению. Но для этого, очевидно, поиск должен быть достаточно длительным. Быстродействие поиска важно в любой информационной технологии, будь то автоматизированная система управления технологическими процессами (АСУ ТП), системы управления базами данных (СУБД) и базами знаний, диагностические системы и др. Тем более оно важно в алгоритмах развития систем. Ведь речь идет об их судьбе, здесь промедление смерти подобно в буквальном смысле слова, поэтому вряд ли метод проб и ошибок в чистом виде реализуется в алгоритмах развития.

В СУБД и файловых мониторах принято перед поиском осуществлять лексикографическую, календарную или размерную сортировку (упорядочивание) данных (файлов). Идея упорядочивания не нова, она лежит в основе любого быстрого поиска. Документы в офисах, книги в библиотеках, солдаты в строю, деньги в кассах, товары на складах, списки избирателей, домашние вещи, знания в голове – всюду надо "наводить порядок" для быстрого поиска. А что такое упорядочивание, как не генерирование информации? Ведь согласно одному из распространенных определений информация есть мера упорядоченности систем. Это подтверждает необходимость информации для быстрого поиска. Наиболее быстрым (по числу шагов поиска) в упорядоченной системе оказывается двоичный поиск. Для алгоритма двоичного поиска характерны: а) жесткая зависимость между шагами по интервалу и месту поиска; б) равновероятность выбора на каждом шаге в пределах текущего интервала поиска. В свою очередь, зависимость шагов обусловлена упорядоченностью состояний системы, т.е. ее информативностью. Что будет, если устранить всякую зависимость между шагами поиска? Это имеет место, например, при случайном поиске с возвратом проб. Поиск становится бесконечным (зацикленным), ибо неопределенность на каждом шаге не уменьшается, как при поиске с зависимыми шагами. Словом, независимость шагов поиска делает его бессмысленным. Если она обусловлена игнорированием упорядоченности состояний системы, это свидетельствует о неинтеллектуальности внешнего механизма отбора. Если независимость шагов поиска вынужденная (из-за отсутствия упорядоченности), это свидетельствует о внутренней неинтеллектуальности системы. Оба варианта потенциально гибельны для системы – ее цели не достигаются. Таким образом, для реализации конечного поиска нужна упорядоченность состояний системы – внутренняя или внешняя. Последняя вносится самим алгоритмом поиска, например, за счет невозврата проб при линейном поиске.

Конечный поиск и отбор трансформируют априорную неопределенность состояний системы в ценную селективную информацию. Метод селекции определяет лишь ее длительность. Чем система организованней, тем меньше ее неопределенность, тем меньше усилий (шагов поиска) надо предпринять для трансформации неопределенности в селективную информацию. Следовательно, чем больше информации система сгенерирует на этапе самоорганизации, тем эффективней (быстрей) механизм поиска и отбора трансформирует оставшуюся системную энтропию (как меру неопределенности) в полезное количество селективной информации (найти иголку в стоге сена проблематичней, чем в игольнице). С другой стороны, эффективный поиск должен заканчиваться однозначным (определенным) результатом с нулевой неопределенностью. Следовательно, начальная (максимальная) энтропия поиска не может остаться таковой до конца – это все равно, что бессистемно искать выход из леса. Вместо результата – бесконечный процесс его поиска. Энтропия шагов эффективного поиска должна быть меньше максимальной (исходной), а после последнего шага нулевой.

Пример 19. Из многочисленных методов поиска ценной информации механизмы естественного и искусственного отбора должны были бы "предпочесть" поиск, основанный на максимально возможной зависимости шагов и равновероятности исходов каждого шага поиска. Зависимость шагов поиска возможна только за счет памяти, использующей информацию предыдущих шагов о накопленных полезных состояниях для отбора на текущем шаге. При нулевой памяти (бесконечный случайный поиск) новые состояния элементов системы отбираются независимо от того, какими состояниями обладают другие элементы. В результате нет накопления, концентрации ценных состояний. Такая система не развивается.

На рис. 6.1 приведена качественная ценностная шкала информации.

Рис. 6.1.  Ценностная шкала информации

Согласно рис. 6.1 селективная информация, используемая при отборе, более ценна для развития системы, чем информация упорядочивания (организации), которая, в свою очередь, более ценна по сравнению с информацией как мерой отраженного разнообразия состояний системы. Но самой ценной принято считать информацию в форме знания, приобретенного и внесенного в тезаурус системы в результате поиска и отбора. С каждым переходом от менее ценного уровня информации к более ценному информация не создается из ничего, она только изменяет свою форму (код).

Пример 20. Любая задача развития (познание, конструирование, размножение, борьба за существование и т.д.), в сущности, сводится к поиску и отбору. Открытие, изобретение как формы развития науки и техники включают в себя, наряду со многими творческими этапами, этап подготовки патентной заявки, т.е. упорядочивание всех данных о новом явлении, устройстве, веществе, способе (объекте заявки), об известных аналогах и, наконец, о самом близком аналоге – прототипе. Цель – отличительные признаки, свидетельствующие о новизне и полезности изобретения. Словом, информационный код характеристик заявляемого предмета, аналогов и прототипа перекодируется в наиболее ценный код отличительных признаков предмета заявки.

Пример 21. Самоорганизация и самообучение развивающейся биологической системы суть не что иное, как последовательное генерирование все более ценных информационных кодов согласно рис. 6.1. Важное место в этой цепи преобразований занимает поисковая активность биосистемы, потребность в поиске, которая является движущей силой саморазвития каждого индивида, делая его активным соучастником прогресса всей популяции. Поисковая активность человека достойна эпитетов "пружина развития", "предпосылка здоровья", "механизм ускорения развития мозга". Чем мозг сложнее, тем выше темп его развития и совершенствования как функция поисковой активности: "мозг, хорошо устроенный, стoит больше, чем мозг, хорошо наполненный" (М. Монтень). Поисковая активность не зря считается одним из важнейших факторов выживания систем за счет интенсификации обмена информацией с внешней средой для формирования активного знания как базиса сознания и основы творчества, без которого знание мертво, ибо неподвижно.

Так надо ли измерять ценность информации (и знания), как мы измеряем "драгоценность" в каратах, ценах? Считаем это нецелесообразным. Ценность информации – относительная категория, ее полезно сопоставлять, сравнивать по качественным относительным шкалам (как на рис. 6.1 ), в известной мере субъективным. И не более того!

0.7.Лекция 7. Информационные процессы

0.7.1.Понятие информационного процесса

Мир погружен в информационные процессы благодаря полям, среди которых познанные наукой физические поля, по-видимому, в меньшинстве по сравнению с непознанными. Но поля – всего лишь носители информации, как лошади – носители седоков, которые, в свою очередь, – тоже носители (одежды, бактерий, знаний, званий и т.д.). Традиционное понятие информационного процесса и представляется как перенос информации посредством носителя-поля.

Рассмотрим элементарный информационный процесс – одностороннюю связь (в виде стрелок, соединяющих источник с потребителем информации через структуры-посредники): источник (смысл1 в латентных символах) → кодер (коды-знаки сообщения) → передатчик (сигнал с сообщением) → среда (сигнал, помехи) → приемник (коды-знаки сообщения) → декодер (смысл2 в символах) → потребитель (В скобках указаны формы информации на выходе предшествующей структуры и на входе следующей. ) . Данный процесс фундаментален, т.к. включен во все более сложные межсистемные и внутрисистемные информационные процессы (двусторонний, интерактивный, иерархический, многосвязный, сотовый, циркулярный, кольцевой и др.). Именно поэтому мы его исследуем.

Информационный процесс начинается с предъявления источником части своей внутренней информации (смысл1) по требованию потребителя или по собственной инициативе источника. "Смысл1" инициируется последним в скрытой (нематериальной) форме символов (Существует много трактовок понятия "символ". Здесь мы будем следовать трактовкам А.Ф. Лосева (символ – "неразвернутый знак", "идеальная конструкция вещи") и Э. Кассирера (символ – "чувственное восприятие идеального") только потому, что у нас нет лучшего термина для определения неведомых нам скрытых знаков, кодов, используемых для хранения идеальных смыслов. ) . Если информационный процесс явлен в материально-энергетической форме, то данная форма обнаруживает себя впервые в кодере, который преобразует нематериальные символы в материальные коды (знаковую интерпретацию "смысла1") и формирует из кодов сообщение. Иными словами, внутренняя идеальная информация источника проявляется во внешней материально-энергетической информации на этапе кодирования. В безэнергетических (несиловых) информационных процессах этап кодирования скрыт, структуры кодеров и формируемых ими сообщений, скажем откровенно, науке неизвестны. Выскажем предположение, что, возможно, и надобности в кодерах (и кодировании) нет – символы выполняют функции кодов напрямую, без промежуточных преобразований.

Вернемся к привычным материально-энергетическим процессам. Закодированное сообщение поступает в передатчик, задача которого – сформировать сигнал как кооперацию материально-энергетического носителя и сообщения ("тандем лошади и седока"). Например, при использовании электромагнитного поля как носителя передатчик содержит генератор колебаний (волн) такого поля и модулятор, на вход которого поступает закодированное сообщение с выхода кодера. В результате совместной работы генератора и модулятора на выходе передатчика образуется сигнал с сообщением – колебания поля, промодулированные кодами. В несиловых информационных процессах сигналы безэнергетические или малоэнергетические (неощутимые), если носитель сообщений – информационное поле.

Среда – та область пространства-времени между передатчиком и приемником, где сигнал встречается с помехами – возмущающими воздействиями среды на сигналы. Помехи имеют разнообразную природу. Полностью избежать их искажающего воздействия на сигналы невозможно (см. разделы 7.3, 7.5). В теории информации среда часто отождествляется с понятием линии связи, а совокупность передатчика, линии связи и приемника называется каналом связи.

Искаженный помехами сигнал поступает на вход приемника, задача которого – восстановить, по возможности, коды-знаки исходного сообщения для их последующего декодирования. Однако восстановленные коды, скорей всего, не те, что были в исходном сообщении, и не только из-за влияния помех в линии связи (см. раздел 7.4). Поэтому на выходе декодера, превращающего принятые коды-знаки в информационные символы, образуется "смысл2", не совпадающий со "смыслом1" исходной информации, посланной источником ("смысл2"≠"смысл1"). Проблема смысла усугубляется еще и тем, что потребитель не только открывает для себя смысл информации источника, но и способен привнести свой смысл в декодированный "смысл2".

Из предъявленной схемы связи, пограничными структурами которой являются источник и потребитель информации, а пограничными информационными феноменами – исходный и конечный смыслы, следует: связь как процесс есть акт достижения понимания потребителем посланной источником информации, а если короче, то установление понимания источника потребителем информации. Связь как результат есть понимание источника потребителем. При двусторонней связи устанавливается взаимопонимание – в процессе двусторонней связи каждый из двух взаимодействующих источников есть одновременно и потребитель информации. При интерактивной связи между несколькими источниками информации информационный процесс "дробится" на соответствующее число подпроцессов одно- или двусторонней связи с установлением индивидуализированного или совокупного понимания (взаимопонимания).

Отсюда проблема связи есть герменевтическая проблема понимания. Полное (неискаженное) понимание как цель связи возможно лишь при а) адекватности кодов символам, б) сообщений, переданных сигналами, закодированным сообщениям, в) принятых сообщений переданным и, наконец, г) при адекватности смыслов посланной и полученной информации.

Данные утверждения в определенной мере расходятся с общепринятым понятием связи как коммуникации. Возможно, такое представление о связи обусловлено этимологической полисемией словарей: в частности, английскому слову communication соответствуют более десятка русских слов, в том числе связь (как процесс); возможно, это представление перекочевало из кибернетики, теорий информации и связи, устойчиво ориентированных на процессуальную роль связи как передачу сообщений. Приведенное выше философско-герменевтическое понятие связи представляется нам шире его процессуальной интерпретации.

Таким образом, информационный процесс – установление понимания источника потребителем информации или установление взаимопонимания источников. Установление понимания есть коммуникативный процесс, для которого важны надежность и быстродействие.

0.7.2.Кодирование

Первым преобразователем в схеме информационного процесса является кодер (Кодеры входят в связные (коммуникационные) структуры как естественных, так и искусственных систем, приобретая самые причудливые, а часто латентные формы, о которых мы можем только догадываться.) . "Что посеешь, то пожнешь" – для информационного процесса это означает: как вначале закодируешь информацию, так в конце ее и поймешь. Важно, чтобы язык кодера был согласован с языком источника (сохранял информационное разнообразие источника), был понятен передатчику (согласован с ним) и в то же время был прост и краток. Простой код прост в реализации, краткий код нужен для обеспечения быстродействия информационного процесса. Лаконичность кода (краткость его кодовых комбинаций в сообщениях) чрезвычайно важна для "смертных" систем, существующих в конечном времени. От длительности информационных процессов зависит их жизнь – скорость развития во враждебной среде, конкурентоспособность, быстрота реакций на возмущения, адаптивность. Чем лаконичнее закодированные сообщения в информационном процессе, тем быстрее процесс и система жизнеспособнее; чем длиннее сообщения, тем система уязвимее. С другой стороны, простота кода и краткость кодируемых сообщений взаимно противоречивы.

Пример 1. В системах живой природы, начиная с биоклетки и выше, существует тенденция нарастания сложности кодов (по объему алфавита): от генетического (четырехзначного нуклеотидного) к белковому (20-значному аминокислотному), от белкового к тканевому, от тканевого к кодам органов и далее – вплоть до языков общения популяций. Это естественно – чем сложнее система, тем богаче ее внутренняя информация, тем сложнее код, отображающий эту информацию. Простым кодом можно закодировать сложный текст, но это потребует неумеренно длинных кодовых комбинаций. Достаточно в двоичном алфавите "а" и "б" создать вразумительный текст, чтобы убедиться в этом. А ведь "словам должно быть тесно, мыслям – просторно", "краткость – сестра таланта". Поэтому алфавитные и, тем более, иероглифические языки используют сложные коды для создания умеренно кратких сообщений о сложных объектах и явлениях окружающего мира.

На каждом уровне иерархии биосистем возникает проблема выбора кода. Допустим, для кодера надо сделать выбор из четырех типов целочисленных кодов: единичного (знак 1), двоичного (знаки 0, 1), четверичного (знаки 0, 1, 2, 3) и десятичного (знаки 0…9 (Кодовые знаки в принципе могут быть любые; здесь выбраны общепринятые в теории числовых кодов.) ). Представим число "семь" каждым кодом: 1111111 – единичный, 111 – двоичный, 13 – четверичный, 7 – десятичный. Кодовый знак десятичного кода информативнее кодовых знаков остальных кодов, поэтому для кодирования одной и той же информации в десятичном коде нужно меньше знаков, чем при кодировании в более простых кодах, знаки которых менее информативны. Но десятичный кодер по своему устройству сложнее остальных трех – для его реализации нужны структуры, умеющие однозначно распознавать десять знаков. В двоичном кодере нужна структура, уверенно распознающая всего два знака (например, в современном компьютере это триггер с двумя устойчивыми состояниями; в нанокомпьютере – микрочастица с двумя спинами: левосторонним и правосторонним). А в единичном кодере надо распознавать только один знак – проще некуда!

Таким образом, чем код проще, тем длиннее кодовые комбинации, а значит, тем дольше их надо передавать, тем продолжительнее информационный процесс. Для биосистем, борющихся за выживание, принципиально важно, чтобы внутрисистемные информационные процессы протекали как можно быстрее. Опоздание реакции системы на возмущение среды смертельно опасно. Но за быстродействие жизнедеятельных процессов биосистемам приходится расплачиваться сложностью своих кодеров, которая, в свою очередь, обусловлена необходимостью сохранности информации (здесь и далее "сохранность" понимается как идентичность кодового отображения и отображаемой первичной информации).

Для выхода из данного противоречия природа при создании своих кодеров "решала, не подозревая об этом", оптимизационные задачи:

1. для генетического кодера "выбрала" четверичный код – самый лаконичный из известной в информатике триады оптимальных целочисленных кодов (двоичного, троичного и четверичного (Строго говоря, из целочисленных кодов оптимален троичный код, два остальных квазиоптимальны, немного уступая троичному коду по мультипликативному критерию оптимальности "значность*лаконичность". Теоретически оптимален код значности е≈2,718281828459…) );
2. для остальных кодеров "выбирала" коды, максимизирующие быстродействие процессов при заданном уровне сохранности информации.

Не являются ли приемлемыми для решения второй оптимизационной задачи "быстрые" образные, интуитивные, под- и надсознательные коды – языки парапсихологического общения в диалогах "человек – человек", "человек – информационное поле" с кодовыми символами в виде гештальтов (целостных образов) и с сообщениями в виде последовательностей ассоциативно связанных гештальтов? Ведь гештальт более информативен, чем любой числовой код.

Пример 2. В частотных словарях естественных подъязыков (разговорных, публицистических, литературных, научно-технических) и, значит, в языке в целом наибольшие частоты соответствуют использованию самых коротких частей речи – предлогов, союзов, артиклей, частиц, местоимений, междометий. Возможно, данный эффект – наследие животного генезиса человека. Ведь в языках фауны преобладают по частоте тоже короткие "словоформы", в частности междометия, что подтверждает зоопсихология. Таким образом, и в лингвистике прослеживается императив быстродействия общения (при некотором допустимом уровне сохранности кодируемой информации).

Пример 3. В современных компьютерах генетическим является двоичный код, уступающий "первоприродному" генетическому коду по быстродействию. Что ж, инженеры-конструкторы этого не знали и оказались глупее природы? Всё-то они знали, но времени на выбор кода у них было намного меньше, чем у природы. Пришлось выбирать код, простейший для реализации в импульсной технике ХХ в. и хорошо известный в дискретной математике – им оказался квазиоптимальный двоичный код (Оптимальный троичный код был реализован всего в двух компьютерах за всю историю вычислительной техники (СССР, Япония). Но троичный кодер оказался настолько ненадежным (в распознавании трех состояний), а троичная арифметика настолько не развитой, что от идеи троичного компьютера пришлось отказаться до лучших времен.) . В двоичном коде, понятном компьютеру, кодируются тексты, десятичные числа, специальные знаки (лингвистические, математические), изображения, звуки и пр. В общем, "второприродным" искусственным генным технологиям еще слишком далеко до аналогичных естественных технологий. Представить 10-значный, 27-значный, 33-значный коды и кодеры – это же ночной кошмар для разработчиков вычислительной техники!

Пример 4. В технике связи известны так называемые эффективные (экономные) коды (коды Морзе, Шеннона–Фано, алфавитных клавиатур и др.), используемые для кодирования текстов. Длина кодовых комбинаций эффективного кода зависит от частот использования в тексте букв алфавита и знаков пунктуации: чем больше частота, тем короче комбинация. Цель эффективного кодирования – все то же быстродействие связи; код тем эффективнее, чем короче кодируемые им сообщения.

Пример 5. С другой стороны, код должен обладать некоторой избыточностью (например, за счет повторения кодовых знаков, вставки разделительных знаков между информационными), чтобы передаваемое сообщение могло противостоять разрушительному влиянию помех в канале связи (помехоустойчивое кодирование). Понятие информационной избыточности сообщений (в приведенном смысле) – не изощренная техническая выдумка, а разумное следование привычным проявлениям избыточности, будь то извержение вулкана или речь политика, поворот руля или смена парадигмы, мысль или слово. Помехоустойчивое кодирование удлиняет кодовые комбинации и тем самым снижает быстродействие связи, зато увеличивает ее надежность. Значит, помехоустойчивый и эффективный виды кодирования взаимно противоречивы.

Из приведенных примеров следует, что искусство кодирования информации состоит в выборе оптимальных стратегий в кругу взаимных противоречий выбора значности кода, методов кодирования и требований к кодеру.

Отдельного внимания заслуживает проблема согласованности языка кодера с языком источника. Данная проблема неразрешима при дискретности языка кодера и континуальности языка источника. Знаки принципиально дискретны, а символы – не обязательно. Раз так, исходная информация (ее смысл) может подвергаться искажению, начиная с этапа кодирования (Дискретность как негатив рассудочного знания рассмотрена в теме 6 (раздел 6.3).) , а на последующих этапах вступают в силу другие искажающие факторы.

Кодирование информации – обязательный подпроцесс любого информационного процесса – полевых взаимодействий, языковых практик природы, созерцаний, действий и т.д. Всеобщность кодирования обусловливает его философскую предметность независимо от природы информационного процесса, тем более что именно при кодировании идеальная внутренняя информация, материализуясь, проявляется во внешней информации; т.е. механизм кодирования работает на стыке "тонкого" (скрытого) и "грубого" (явленного) миров.

0.7.3.Передача

"Упакованный" код поступает в передатчик, где преобразуется в сообщение, готовое для передачи в форме сигнала. Сигнал с выхода передатчика поступает в линию связи – среду распространения, где он неизбежно подвергается влиянию помех.

Пример 6. Внутренний шум свойствен любому объекту. Он обусловлен естественным теплообменом элементов объекта, хаотическим движением зарядов при ионизации атомов и молекул (термоэмиссия, инжекция и др.), квантовой природой излучений. Внешний шум обусловлен аналогичными процессами в среде распространения, а также помехами искусственного происхождения. Шумы вредны для связи, и их всегда стараются уменьшить. Однако наши возможности в этом ограничены. Мы не можем снизить температуры участников информационного процесса и среды до абсолютного нуля (-273,16°C), когда теплообмен и наличие свободных электронов исключены (Согласно третьему началу термодинамики (В. Нернст) абсолютный нуль температуры недостижим.) . Ведь даже реликтовое излучение вселенной, которому столько же лет, сколько и ей, не остыло ниже -270°C.

Внутри каждой сложной системы происходят внутренние информационные процессы, мешающие внешним информационным процессам, в которых участвует система. Так, человек как сложная система постоянно подвержен внутрисистемным помехам на уровне тканей и органов, информационно взаимодействующих друг с другом помимо воли хозяина и даже во сне. Мозг как сложная система постоянно "шумит", мешая восприятию информации.

Кроме объективных природных помех, на информационный процесс могут воздействовать умышленные (организованные) помехи субъективного происхождения. Безопасность информации постоянно подвергается испытаниям (см. раздел 7.5). Есть и другие (помимо помех) негативные факторы, связанные со средой распространения. Известно, что в N-мерном макропространстве сила полевых взаимодействий объектов обратно пропорциональна (N-1)-й степени от расстояния между ними. В нашем трехмерном макропространстве (N=3) этот закон сводится к закону обратных квадратов (Указанный закон справедлив для гравитационного, электромагнитного и др. полей, действующих в N-мерном макропространстве. В микропространстве атомов данный закон нарушается.) . Ему подчиняются и сигналы в информационных каналах связи: мощность сигнала обратно пропорциональна квадрату расстояния от передатчика. Кроме того, любой сигнал "вязнет" (теряет мощность, в том числе за счет искажения частотного спектра) в среде в степени, зависящей от природы среды (твердотельной, воздушной, водной, органической, проводной и т.д.).

Помимо ограничения, налагаемого на качество связи помехами и природой среды, канал связи имеет и другое фундаментальное ограничение – конечность пространственно-временных параметров передатчика и приемника.

Пример 7. Природа соотношений неопределенности в физике и ее технических приложениях, по большому счету, заключается в пространственно-временной конечности физических объектов. Таковы, например, соотношение неопределенностей в квантовой физике (невозможность одновременно точного измерения положения и импульса элементарной частицы), соотношение неопределенностей в эхо-локации (невозможность одновременно точного измерения координат и скорости лоцируемого объекта). Вообще в системах эхо-локации (радары, сонары, летучие мыши, дельфины и др.) абсолютно точное измерение координат (дальности, азимута и угла места (высоты)) потребовало бы передатчиков с бесконечной мощностью, параболических антенн с бесконечно большой апертурой (площадью раскрыва), абсолютно бесшумных приемников с бесконечно широкой полосой пропускания. Некоторые из этих гипотетических устройств не обязательны при совместном использовании, но даже одного из них достаточно, чтобы повергнуть конструкторов в мистический ужас. Другой пример: в математической статистике неизвестно истинное среднее значение случайной величины в доверительном интервале, построенном по ограниченной выборке этой величины. Ограниченность объема выборки обусловлена пространственно-временными рамками сбора статистических данных, будь то естественно-научные или социально-гуманитарные исследования.

Передача сообщения в канале связи конечна во времени. У любого конечного процесса есть начало и конец в виде некоторых скачков (в материальном мире из "небытия в бытие" (начало) или наоборот – из "бытия в небытие" (конец)). В моменты идеальных мгновенных скачков, когда длительность скачка равна нулю, крутизна процесса бесконечна. Значит, частотный спектр этого процесса включает бесконечную спектральную составляющую (частота обратна длительности), и, следовательно, ширина спектра конечного во времени процесса бесконечна, что нереально. Если ограничить ширину спектра сигнала некоторой конечной максимальной частотой, свойственной реальному частотному спектру передатчика, то сигнал, строго говоря, не имеет начального и конечного скачков и поэтому бесконечен во времени, что тоже нереально. Иными словами, в природе противоестественны процессы, одновременно конечные по длительности и спектру. Но поскольку и длительность, и спектр сигналов в материально-энергетических каналах связи ограничены, конечны в силу пространственно-временной конечности параметров каналов, точное воспроизведение конечных сообщений невозможно любыми сигналами в любом канале связи. Примем это положение, вытекающее из известной теоремы Котельникова–Шеннона, в качестве принципа неопределенности сигнала и смиримся с тем, что даже в идеальном (без помех) канале связи переносимые сигналами закодированные сообщения искажены по сравнению с теми же сообщениями на входе передатчика (об искажениях в приемнике см. раздел 7.4).

Представляется важным для философского осмысления сопоставить, на первый взгляд, несопоставимое – принцип неопределенности сигнала и логику связи. Если сигнал по длительности и спектру не противоречит своей реализуемости, он не полон в одном из смыслов (спектральном или временнoм) или в обоих сразу. Если же сигнал полон в указанных смыслах, он противоречив в своей реальности, ибо он не может быть одновременно и даже порознь (во времени и/или по спектру) реально бесконечным. Подобная аналогия между физикой и логикой (между неполнотой и противоречивостью, с одной стороны, сигнала, а с другой стороны, математической логики) наводит на размышление, что известные физические соотношения неопределенности, проистекающие из эмпирических реалий конечного пространства-времени и обобщаемые на общенаучном языке математики теоремой Гёделя о неполноте арифметической логики, приоткрывают завесу над латентной квазибесконечной "логикой" Универсума, данной нам лишь частично в своей конечной (дискретной) неполноте и кажущейся противоречивости. Из изложенного также следует, что природа "логики" Универсума, предположительно, информационна и континуальна (непрерывна).

0.7.4.Прием и декодирование

Искажения, не меньшие, чем в передатчике и среде, претерпевает сигнал и в приемнике, ибо вероятность абсолютно точного (идеального) совпадения амплитудно-фазо-частотных характеристик передатчика и приемника (или хотя бы несущественность ухудшения этих характеристик в приемнике) как залог безошибочного приема сигналов близка к нулю. В результате переданный и он же принятый сигналы никогда не совпадают. Таким образом, конечные по длительности и спектру сообщения искажаются согласно принципу неопределенности сигнала дважды – сначала в передатчике, затем в е-приемник (Гуманитариям небесполезно привыкать к вторжению в "экзистенциальные эмпиреи" приземленной научно-технической терминологии. Принципы связи всеобщи, относится ли это к радиосвязи, телепатии или интерсубъективным актам.) .

К спектрально-временным искажениям сигналов добавляются искажения и потери сигналов, обусловленные конечным отношением "сигнал/шум" на входе приемника. Дело в том, что обнаружение сигнала на фоне шумов возможно, если сигнал превысил порог обнаружения, характерный для приемников любой природы – электрических, электромагнитных, химических, оптических, вибрационных, психических, социальных, цифровых, аналоговых и т.п. Часть сигнала или даже весь сигнал могут оказаться ниже порога и, соответственно, потеряться для приемника. Информация, переносимая этим сигналом, будет искажена или утеряна для потребителя.

Пороговый эффект объективно обусловлен маскированием слабых (субпороговых) сигналов шумами, внешними и внутрисистемными помехами. Для обнаружения субпороговых (подпороговых) сигналов пришлось бы повысить чувствительность приемника, снижая порог обнаружения до ожидаемого уровня сигнала, и, следовательно, "пустить" в оконечное устройство шумы и другие помехи. А это чревато ложными срабатываниями оконечных устройств от шумов (помех). Последнее не менее опасно, чем пропуск сигналов, поэтому повышать чувствительность приемника целесообразно до определенного предела, зависящего от допустимой вероятности ложных срабатываний при заданном шуме (уровне помех). Этот предел и есть порог обнаружения сигнала. Желая избежать ложных сигналов от помех, потребитель загрубляет вход приемника: повышает порог обнаружения, ухудшая тем самым чувствительность приемника. В результате вместе с исключением шумов и помех теряется и субпороговая информация. У сложных систем со сравнительно большим энергоинформационным внутренним шумом (высокоинтеллектуальные системы) относительная доля субпороговой информации оказывается больше, чем у простых малошумящих (неинтеллектуальных) систем, и сложные системы теряют больше субпороговой информации, чем простые. Такова плата за сложность и интеллект, приводящая к нечувствительности сложных систем к информации "тонких миров" – той информации, которая, возможно, доступна "братьям нашим меньшим" и лишь редким людям.

Более общим по сравнению с порогом обнаружения является понятие порога различения сигналов. Ведь обнаружение, в сущности, есть не что иное как различение (распознавание) сигналов и помех. Порог различения есть проявление весьма широкого спектра философских отношений: различия и тождества, существенного и несущественного, определенного и неопределенного, дискретного и непрерывного, конечного и бесконечного. Если бы не существовало порогов различения (обнаружения), не существовало бы и информации, ибо ее нельзя было бы отличить от помех и дезинформации, один сигнал отличить от другого. Связь как передача информационного разнообразия была бы невозможна, т.к. в приемнике отсутствовали бы пороговые критерии отбора (распознавания) разных сигналов. Важно отметить, что эти пороги устанавливает потребитель информации, ибо только он решает, какая информация имеет для него значение.

Пример 8. Насколько философски широки и значимы понятия кода и сигнала, настолько же философски значимо и понятие порога. Так, одна из важнейших процедур развития систем – отбор ценной информации – невозможна без ограничений разнообразия, накладываемых критериями отбора, которые (критерии) физически реализуются через пороги обнаружения и различения сигналов. Именно пороги защищают систему, ограничивая разнообразие ее входных воздействий (возмущений) до необходимого значения (согласно закону необходимого разнообразия Эшби). Пороги позволяют отделить значимую информацию от незначимой, распознать информационный элемент в ряду других информационных элементов.

Пример 9. Сообщение, переносимое сигналом, представляет его (сигнала) переменную (разнообразную) компоненту в отличие от самого носителя – постоянной (однообразной) компоненты сигнала. Информативно разнообразие. Коммуникация как установление понимания есть передача разнообразия. Применительно к сигналу это значит, что информативны его переменные асимметричные составляющие, ибо передаваемое разнообразие заключено именно в них. Постоянная, симметричная составляющая, не обладая разнообразием, соответственно, неинформативна и как незначимая для потребителя отсекается в приемнике при детектировании информативной переменной составляющей, значимой для потребителя (Детектирование (от англ. detect – открывать, обнаруживать) в приемнике обратно модуляции в передатчике, т.е. это демодуляция, при которой разрушается кооперация носителя и сообщения в принятом сигнале. После детектирования сообщение "свободно" от носителя. ) . О каком разнообразии, о какой информации можно рассуждать, наблюдая полевой носитель в виде одинаковых по амплитуде и частоте колебаний на экране осциллографа или уставясь в чистый лист бумаги? Разве что зафиксировать наличие самого носителя, разнообразие которого равно двум состояниям "есть–нет". Таким же разнообразием состояний обладает рубильник, монета. Этого явно недостаточно, чтобы считать рубильник и монету информативными развитыми системами, впрочем, как и носители сигналов.

Итак, сигнал с сообщением искажается и ослабляется во всех структурах канала связи – передатчике, линии связи (среде) и приемнике. При этом негативные факторы воздействуют и на носитель, и на сообщение – "адресат возмущения" безразличен. В результате появляется объективная необходимость восстановления и усиления переданных сигналов на приемной стороне канала связи до уровня, превышающего порог различения сигналов (он же – порог срабатывания декодера). Иными словами, приемник должен быть усилителем сигнала и, по возможности, восстановителем исходного сообщения.

Феномен усиления известен в химии (катализ, ферментация), биологии (размножение, рост), психологии (развитие интеллекта), технике (связь, управление) и др. Усиление сигнала не означает только увеличение его амплитуды или мощности – это частный физикалистский аспект усиления сигнала, распространяющегося в пространстве-времени. Синергетический аспект усиления состоит в росте разнообразия (самоорганизация) и интеллекта (самообучение). При этом технологически усиление может состоять не только в умощнении, но и выделении (фильтрации) латентного сигнала из шумов, латентной информации из информационного шума и дезинформации, существенного из несущественного, значимого из незначимого, полезного из вредного и т.п. В этом смысле мы имеем дело не просто с усилением, но и с восстановлением сообщения. Далее объединим обе функции приемника в условном понятии усиления, придав ему философский статус (по аналогии с кодом, сигналом, порогом).

Если усиливаются разнообразие (сложность) и/или интеллект системы, то потенциальный предел усиления определяется информационной мощностью (информативностью) системного "источника питания", а именно: разнообразием и интеллектом среды. Общий принцип усиления: малое количество энергии, используемое для переноса информации, управляет большими массами и большими количествами энергии. Здесь важно, что энергетический носитель несет информацию, инициирующую управление – иначе управление несостоятельно. Информация – вот первоисточник любого управления. В теории управления общий принцип усиления называют кибернетическим принципом управления.

В теме 2, раздел 2.2 приведен пример оптимальной фильтрации, хорошо известный в радиотехнике, где часто приходится обнаруживать субпороговые сигналы, спрятанные в шумах. Но с субпороговыми сигналами приходится иметь дело не только радиоприемникам.

Пример 11. Каждому из нас приходится сталкиваться с вспоминанием давно "похороненных" следов памяти, многим знакомо вдохновенное творчество, когда неизвестными путями к творцу приходит информация, нужная для решения задачи и обычно недоступная, спрятанная в информационном шуме. Не означает ли самонастройка медиумов на взаимодействие с субпороговой информацией именно сосредоточенную внутреннюю настройку психического оптимального фильтра? Не такой ли способностью обладают гении, провидцы, телепаты, йоги и т.п., воспринимая субпороговые сигналы метафизического информационного поля Универсума? Механизмы подобного восприятия до сих пор не познаны, часто игнорируются научным сообществом даже вопреки очевидным фактам. Может, психологам стоит поискать ответ в технических системах связи и локации, где эти механизмы давно реализованы? Ведь проблема потерь субпороговой информации, возможно, – одна из важнейших в психологии. Полагаем, что эффект оптимальной фильтрации существен для понимания нестандартных информационных процессов, связанных с психологическим восприятием латентной информации, с проникновением в бессознательное.

Отсюда возникает точка соприкосновения с априоризмом И. Канта, согласно которому в каждом акте познания познающий субъект заранее обладает некими существовавшими до этого акта формами, категориями, архетипами, которые придают смысл познанию объекта и обеспечивают его понимание. В этом кантовский априоризм "находит взаимопонимание" со столь далекой от него оптимальной фильтрацией. Воистину мудрость Канта – на все времена!

За приемом информации следует декодирование, превращающее принятые коды-знаки в символы, понятные потребителю. Соответственно декодирование – это не только восстановление знаков, искаженных связью, но и трансляция знаков в неявные символы. Проблема превращения явных знаков в неявные символы из той же области, что и трансформация символов в знаки перед кодированием. Это уже знакомая нам проблема физических оснований взаимопреобразования материального и идеального, трансцендентального и эмпирического, проблема репликации внутренней информации во внешнюю и обратного преобразования внешней информации во внутреннюю, проблема встречи миров – "грубого" и "тонкого". С позиций атрибутивного подхода коды-знаки суть продукты материального проявления информационного поля (носителя символов) в физических полях, если по самому характеру информационного процесса внешняя информация должна быть явленной, а ее носитель, соответственно, энергетическим. Тогда декодирование кодов в символы должно быть обратным процессом, т.е. виртуализацией физических полей в латентной структуре информационного поля. Но исходный смысл сообщения, заложенный в самом начале информационного процесса, может быть неведом в его конце. В этом случае потребитель, транслируя принятую внешнюю информацию (после ее декодирования в "смысл2" – см. раздел 7.1) в собственную внутреннюю информацию, вынужден привнести в последнюю свой смысл (непосредственно или через "смысл2"). При неэнергетическом характере информационного процесса, когда кодирование превращается в неявленную символьную интерпретацию источника в том же информационном поле, надобность во всех последующих этапах процесса, включая декодирование, просто исчезает. Данная гипотеза представляет интерес для дальнейшего философского осмысления.

0.7.5.Информационная безопасность

Бди!

Козьма Прутков

Под информационной безопасностью будем понимать "безопасность информации от человека" совокупно с "безопасностью человека от информации".

Соответственно, не будем путать безопасность информации с ее помехозащищенностью. Помех не избежать – об этом неоднократно сказано выше. Объективный рост уровня естественных и искусственных помех по мере интенсификации информационного метаболизма в развивающихся системах приводит к возрастанию порогов отбора ("проходного балла") ценной информации, в результате чего сигналы, ее переносящие, во все более значительной части оказываются утерянными или в лучшем случае субпороговыми, нераспознанными, не выявленными усилением в приемнике и с трудом поддающимися оптимальной фильтрации. Сигналы же, превысившие порог обнаружения (распознавания), могут быть существенно искажены, в результате до потребителя может вместо полезной информации дойти вредная дезинформация (ложь) или информационный шум. Информацию трудно (если вообще возможно) уберечь от непреднамеренных и преднамеренных помех при передаче не только в пространстве, но и во времени – при хранении. В общем, ни в одном информационном процессе абсолютная помехозащищенность внешней информации не гарантируется и даже не целеполагается.

Меры защиты информации от человеческого фактора известны, но человек изобретателен в попытках нарушить безопасность информации. И чаще всего ему это удается, как удается преступнику найти лазейки в законодательстве.

Налицо энтропийная тенденция, диссипативная по отношению к внешней информации, но, как ни парадоксально, благоприятная для внутренней информации в аспекте поддержания эволюционного потенциала развивающихся систем. Ведь "умеренная" диссипация (рассеивание) внешней информации есть стимул ее потенциального генерирования, а накопление без рассеивания опасно для развития в целом. Действительно, умеренное рассеивание информации полезно для ее созидания, как полезно для организма умеренное разрушение усвоенных органических веществ, освобождающее место для поддержания активного вещественно-энергетического метаболизма. Нуль-энтропия системы означала бы конец ее развития, ее свободы. Не только художник, но и любая развивающаяся ("творческая") система должна быть свободной. Полагаем, данная закономерность оправдана не только с умозрительной, но и с практической точек зрения. Если бы информация не рассеивалась, мир утонул бы в информационном мусоре так, как мир человека тонет сейчас в физическом и химическом мусоре. Созидание и рассеивание информации как объективно взаимосвязанные процессы в совокупности являются одним из следствий закона сохранения информации.

Задачу определения меры "умеренности" рассеяния информации интерпретируем как проблему гармонии между генерированием и рассеиванием информации. Подобная гармония может пониматься по аналогии с гармоничным (взвешенным) лечением, целеполагающим позитивный эффект при допустимом уровне неизбежных негативных "побочных" эффектов, или по аналогии с эстетической гармонией "золотого сечения". Гармония в понятиях ratio означает принятие оптимального решения по одному из известных критериев оптимальности (Байеса, Парето, Неймана–Пирсона и др.) согласно избранной цели. Примеры возможных целей:

• защита информации от рассеяния и искажения помехами;
• защита потребителя от дезинформации и информационного шума;

Каждый из подходов к "защите информации" и "защите от информации" требует самостоятельного глубокого исследования во всех аспектах существования информации, включая социальный аспект.

Пример 12. Одно из прав человека, законодательно закрепленное в демократическом обществе, – право на доступ к объективной информации. Информация должна быть доступна гражданам, если ее открытость не угрожает безопасности личности, общества, государства. Но в той же мере, в какой информация доступна всем, она доступна и для угроз со стороны "заинтересованных лиц", в задачу которых входит злонамеренное использование сведений либо их фальсификация, уничтожение, порча. Цели при этом могут быть самые разные, а результат один – нарушение упомянутого права законопослушных граждан. Проблема безопасности информации всегда актуальна. Сейчас только ленивый не обсуждает эту проблему, особенно в компьютерных и сетевых приложениях. Поэтому нереально охватить все многообразные аспекты проблемы безопасности информации, тем более что проблема возникла не сегодня (Расторгуев С.П., Дмитриевский Н.Н. "Искусство защиты и "раздевания" программ", 1991; Тайли Э. "Безопасность компьютера", 1997; Гухман В.Б., Тюрина Е.И. "Основы защиты данных в Microsoft Office", 2005 (и др.).) . В компьютер вводятся данные, представляющие интерес не только для первичного, но и для вторичного анализа, когда исследователи вынуждены повторно и неоднократно обращаться к хранимой информации и предшествующим результатам ее анализа. Значит, операторы ввода данных вместе с исследователями должны обеспечить сохранность данных вне зависимости от их категории доступа. Иначе данные могут быть случайно утеряны из-за халатности, уничтожены по злому умыслу или искажены по тем же причинам. Проблема сохранности данных имеет для исследователя и этический смысл, связанный с уважением к собственному труду и труду коллег, которые помогали собирать данные и вводить их в компьютер.

Термины "безопасность" и "сохранность" часто не отождествляются в специальной литературе по защите информации. Безопасность информации (данных) ассоциируется с защищенностью от несанкционированного доступа, а сохранность данных – с их защищенностью от искажений и случайного удаления. Но с позиций "нападения" (атаки) на данные такое разграничение представляется весьма условным, поэтому подразумеваем под термином "безопасность информации" совместные меры обеспечения сохранности данных и защиты информации от несанкционированного доступа (Данные могут быть физически доступны, но содержание криптографически зашифрованной в них информации недоступно. Однако исказить такую информацию, уничтожить ее или несанкционированно скопировать для последующего криптоанализа (расшифровки) не составит труда.) .

Пример 13. Согласно действующему информационному законодательству целями защиты информации от человека и защиты человека от информации являются:

• предотвращение утечки, хищения, утраты, искажения, подделки информации;
• предотвращение угроз безопасности личности, общества, государства;
• предотвращение несанкционированных действий по уничтожению, модификации, искажению, копированию, блокированию информации;
• предотвращение других форм незаконного вмешательства в информационные ресурсы и информационные системы, обеспечение правового режима документированной информации как объекта собственности;
• защита конституционных прав граждан на сохранение личной тайны и конфиденциальности персональных данных, имеющихся в информационных системах;
• сохранение государственной тайны, конфиденциальности документированной информации в соответствии с законодательством;
• обеспечение прав субъектов в информационных процессах и при разработке, производстве и применении информационных систем, технологий и средств их обеспечения.

Заметим: защита человека от информации, помимо указанных целей, состоит и в защите его от информационной экспансии – лавинообразного развития информационно-коммуникационных технологий (ИКТ), которые, обеспечивая беспрецедентные возможности, одновременно делают нашу цивилизацию и каждого человека зависимыми от нормального функционирования ИКТ во всех сферах жизнедеятельности (см. тему 8). А это, в свою очередь, создает нездоровый соблазн создания "информационного оружия", не менее опасного, чем ракетно-ядерное, зато более дешевого и скрытного.

Проблемы информационной безопасности в рассмотренных аспектах приобретают философский смысл.

0.8.Лекция 8. Информация и человек

0.8.1. 

Человек слишком сложен, чтобы его рассматривать в одной "информационной проекции". И все же, несмотря на горы литературы, homo informativus недостаточно изучен.

0.8.2.Информационные основания жизнедеятельности

Человек погружен в информацию в любой своей ипостаси – генетической, физиологической, психической, социальной, космической. Удивительно при этом, что проявления высших форм деятельности человека, связанных с сознанием, коррелируют с низшими формами жизнедеятельности и даже с проявлениями таких неорганических феноменов, как квантовое и гравитационное поля, физический вакуум (Налимов В.В. и др.). Следовательно, для понимания человека информационного полезно знать информационные основания его жизнедеятельности.

Одним из таких оснований является биосинтез белка из молекул ДНК (ДНК→белок). "Технология" трансляции (перекодирования) нуклеотидов ДНК в белок отрабатывалась природой настолько долго, что достигнутая эффективность белкового транслятора вызывает восхищение. Трансляция – тот же информационный процесс. Ни одна "скороспелая" антропная технология трансляции (лингвистическая, компьютерная) не может сравниться по эффективности с органическим транслятором. Как же "неразумная" природа в пику человеку разумному сумела создать такой транслятор? Не является ли смысл, привносимый трансляцией и соответствующими языковыми конвенциями в упорядоченные последовательности полимеров ДНК и белка, продуктом не закономерных, а случайных отношений между нуклеотидами в молекулах ДНК, между нуклеинами и аминокислотами в белковых молекулах?

Феномен случайности, воспринимаемый поначалу естествоиспытателями и философами как результат незнания необходимости (случай есть "совокупность сложных причин" (А. Пуанкаре), "случай – это обличье, которое принимает Бог, чтобы остаться инкогнито" (Ж. Кокто)), обрел статус реальности в физике микромира и термодинамике, генетике, системотехнике, информатике и др. М.Эйген (Эйген М. "Самоорганизация материи и эволюция биологических макромолекул", 1980.) полагает, что хотя эволюция началась со случайных событий, но нуклеотидный код ДНК как языковая конвенция возник не за счет одной лишь случайности. Случайность происхождения кода ДНК в понимании Эйгена – это вероятностный выбор по критерию устойчивости одной из возможных альтернатив "кооперативного спаривания" нуклеотидных оснований. Выбор природой именно той альтернативы, которую мы наблюдаем в живой клетке, – дело случая как совокупности сложных взаимодействий специфических ферментов (с позиций биохимии), сп ецифических сил (с позиций биофизики) и неферментативных нуклеиновых взаимодействий. Если предопределенные взаимодействия отсутствовали, то языковые конвенции между ДНК и белком могли появиться из их случайных комбинаций и закрепиться в результате естественного отбора по принципу информационной ценности. Отобранная языковая конвенция генетического кода на ценностной информационной шкале обладала, вероятно, большей "селективной ценностью" по сравнению с конкурирующими конвенциями. Полагаем такую презумпцию правомерной, как правомерны закономерные результирующие соответствия "человек – закон" на множестве их исходных случайных комбинаций (Как истинный ученый Эйген осторожно не исключает возможности того, что его гипотеза о случайном начале трансляции справедлива, и предупреждает о необходимости накопления эмпирических данных для убедительных доказательств.) . Случайность, вероятностный выбор характеризуют не недостаток опытных данных, а объективную стохастичность статистических связей.

Пример 1. С вероятностным выбором языковой конвенции сталкивается ребенок перед выбором родного языка. На каком языке он впервые произнесет "мама", зависит от случая как совокупности сложных причин его происхождения, перемещения в пространстве относительно случайной среды обитания, в которой он однажды (момент времени случаен) начнет свое языковое самообучение. Может оказаться (опять же случайно), что таких языковых конвенций (родных языков) у ребенка будет несколько.

Пример 2. Случайность начала трансляции в понимании Эйгена имеет аналогию в информатике при разработке трансляторов для систем программирования. Один и тот же оператор языка программирования как последовательность знаков этого языка в разных трансляторах может соответствовать разным двоичным последовательностям компьютерного кода. Причина – свобода воли автора транслятора. Ведь транслятор – та же программа. Сколько авторов – столько программ.

Несмотря на возможный вероятностный генезис, нуклеотидные последовательности в молекулах ДНК неслучайны, что легко обнаруживается современными химическими методами. Нуклеотиды в спиралях ДНК следуют друг за другом в специфичном порядке для каждого организма (механизм наследственности), но не для популяции организмов. В популяции, т.е. в среднем по всем организмам одного вида, этот порядок случаен, но закономерно близок к равновероятному.

Перекодирование нуклеотидов ДНК в полипептидные белковые структуры (синтез белка) осуществляется по схеме "нуклеотиды ДНК→триплеты (кодоны) нуклеотидов→информационная РНК (и-РНК)→аминокислоты→полипептиды→белок (ДНК – ДезоксирибоНуклеиновая Кислота; РНК – РибоНуклеиновая Кислота.) " . Здесь разнообразие нуклеотидов равно 4 (объем алфавита четверичного генетического кода ДНК). Каждый триплет имеет длину в 3 нуклеотида и является ничем иным, как молекулой ДНК, генетическим закодированным сообщением – кодоном; соответственно разнообразие триплетов-кодонов равно 4³ = 64. Из 64 кодонов только 20 используются на следующих этапах трансляции – по объему алфавита аминокислот, участвующих в синтезе белка (По некоторым данным в синтезе белка участвуют не 20, а 22 аминокислоты, а возможно, и больше. Примем для определенности 20. ) . А уж разнообразие белковых структур, синтезированных из 20 аминокисл от через полипептидные цепочки длиной в сотни-тысячи молекул, по некоторым оценкам (Гухман В.Б. "Информатика в системе философского доказательства", 1998.) имеет величину порядка 10¹³⁰…10¹³⁰⁰. Даже если малая толика этих структур действительно ценна для жизни, их разнообразия хватит, чтобы каждая биологическая особь (в том числе каждый человек телесный) в пределах своего вида была так же неповторима, как неповторимы мелодии, слагаемые композиторами всего из 7 тонов, 5 полутонов и 3-5 октав нотного стана, как неповторимы литературные произведения, слагаемые из конечных буквенных алфавитов.

Кажущаяся сложность человека телесного, как и любой биосистемы, наследуется через генетическую программу. Однажды изучив результаты работы этой программы (а еще лучше, ее саму), можно с большой степенью уверенности предсказать структуру и функциональные возможности любого грядущего человека телесного. Следовательно, человек телесный информационно несложен, его внутренняя телесная информация тиражирована в ему подобных, и по мере познания данной информации в отдельных подопытных особях мы можем узнать ее опосредованно во всех остальных. В этом смысле человек телесный, можно сказать, объективен.

Совсем другое дело – человек духовный. Он самопрограммируется своей (и ничьей больше!) программой генерирования информации в присутствии среды. Самопрограммирование (самоорганизация и самообучение) уникально, не тиражируемо, непредсказуемо – в этом, как нам представляется, суть уникальности личности и неработоспособности метода аналогий применительно к человеку духовному. Степень совершенства программы генерирования информации, развитость тезауруса и его базы знаний, степень активности знания зависят, в первую очередь, от интенсивности информационного метаболизма и информативности среды. В несравнимо меньшей степени оказывает влияние генетическая программа. Иными словами, сложность человека духовного обусловлена, главным образом, информационной сложностью среды и субъективной программы генерирования информации. Представим себе ребенка в том замечательном возрасте, когда его не обр еменяет знание. Может ли ему придти в голову нечто значительное? Если он достиг зрелости, но всю жизнь тщательно оберегался от "дурного влияния улицы", то бишь среды обитания, пребывая в полной изоляции от нее, может ли он придумать что-нибудь стoящее? И, наконец, что будет с разумом этого несчастного? Резюме: человек духовный субъективен.

Изложенное дает нам основание полагать, что тезис о поведенческой простоте человека (Г. Саймон – см. тему 4, раздел 4.4.2), если и справедлив, то для человека телесного, но не для человека духовного.

Информационную простоту белков можно редуцировать к информационной простоте генетического кода, практически оптимального для "смертных" информационных систем, борющихся за существование (см. тему 7, раздел 7.2). Исследования показали (Ичас Р. "Биологический код", 1971.), что при всех своих достоинствах этот код, не предусматривающий разделительных знаков между своими кодовыми комбинациями (триплетами), должен быть крайне уязвимым к воздействию помех, производных от генных (ферментных) ошибок управления перекодированием (транскрипцией) молекул ДНК в молекулы и-РНК. При декодировании хотя бы одного ошибочного триплета возникает обвальный "эффект домино", приводящий к треку ошибки, охватывающему все сообщение (молекулу и-РНК). И все же природа пошла на это ради быстродействия процесса синтеза белка. Ведь каждый разделительный символ требует энергии и времени на свою передачу. Если представить, что между двумя соседними триплетами стоит один знак препинания – разделитель, то общая длина молекулы и-РНК (при том же количестве триплетов) и, соответственно, время ее синтеза возрастет на треть. А с учетом последующей трансляции и-РНК в цепочку аминокислот общее время синтеза белка увеличится на две трети. Соответственно увеличится и время развития зародышей и молодых клеток, время регенерации клеток и органов. Также на 2/3 должны возрасти энергетические затраты биосистем на синтез белка. Плюс к этому материальные затраты на постройку разделителей. Словом, природа (или Создатель?) оказалась перед выбором, и выбор был сделан в пользу экономичности кода даже в ущерб его надежности – природе пришлось отказаться от знаков препинания между триплетами (кодонами). Не в этом ли скрытая первичная причина ненадежности всех тех кодов-языков, которые наследуют генетический код?

Направленность природы на быстродействие алгоритма синтеза белка подтверждается и тем, что одну молекулу и-РНК обрабатывают параллельно несколько рибосом ("полисома"), синтезирующих одинаковые полипептидные цепи. Более того, вне полисомы одиночная рибосома неактивна. Кодоны-синонимы согласно Р. Ичасу могут обеспечивать разную быстроту сборки полипептидной цепи. Наконец, целевая функция тысяч ферментов, управляемых генами, – каталитическое ускорение химических реакций.

Итак, дилемма "или срочно, или точно" разрешилась в ущерб точности декодирования генетического кода. Как же природа охраняет его от повреждений, обеспечивая помехоустойчивость и "эксплуатационную надежность" всей системы биосинтеза белка? Для решения этой проблемы используются, во-первых, высокоточные "схемные решения", минимизирующие влияние шумов и "программно-аппаратных сбоев" на генетический канал связи. Это, прежде всего, высокая термохимическая энергетика генетических сигналов, что позволяет выставить достаточно высокие энергетические пороги их приема, минимизирующие срабатывания от помех ("ложные тревоги"). Не этим ли отчасти объясняются большие энергетические затраты молодого растущего организма, в котором интенсивно синтезируется белок? Во-вторых, сотни ферментов среди прочих задач управления обеспечивают высокоточную синхронизацию подпроцессов приема-передачи генетических сигналов, что минимизирует сдвиговые ошибки считывания триплетов. В-третьих, по-возможности, используется избыточность (резервирование) кодов и кодовых сообщений. Последнее проявляется в парности нуклеотидов в молекуле ДНК (двойная спираль), в множественной транскрипции молекул и-РНК, в полисомной трансляции и-РНК в полипептид, в информационной избыточности третьего (последнего) нуклеотида в большинстве триплетов, в наличии синонимов кодонов и синонимов транспортных РНК (Р. Ичас (Подобный компромисс между экономичностью кода и его надежностью используется и в информационной технике.) ) . В целом достигнутая в результате эволюции надежность генетического кода обеспечивает вероятности ошибок трансляции по разным данным на весьма приемлемом уровне 10^-9...10^-6.

Если у природы было достаточно времени для создания надежных и быстродействующих информационных оснований жизни, то почему, собственно, алфавит генетического кода ограничивается четырьмя, а не пятью знаками? Ведь пятизначный код еще "быстрее". Есть ли в этом выборе природы закономерность, связанная с комплексной информационной квазиоптимальностью четверичного кода (что стало известно науке только в ХХ в.), или это игра случая? Ничего себе случай, повлекший выбор оптимального для биосистем генетического кода! Важным доводом в пользу выбора четверичного кода как четного, возможно, была необходимость в однозначном (непересекающемся) "комплементарном инструктировании" при синтезе белка (М. Эйген). С этих позиций двоичный и четверичный коды предпочтительней троичного, который оказался бы вообще непригодным для однозначных комплементарных (обязательно парных) связей между нуклеотидами. Так что по совокупности причин выходит, что четверичный код, действительно, оптимален для биосистем. Вот так бы учиться у природы системному подходу при проектировании новых информационных систем – компьютерных, связных, диагностических, библиотечных и т.п.!

Генетические триплеты (кодоны, кодовые комбинации, сообщения) одинаковы (равномерны) – их длина всегда равна трем нуклеотидам. Почему? Ведь экономный (эффективный) код неравномерный. Согласно теории информации неравномерный экономный код вырождается в равномерный при равновероятности использования знаков-кодов в сообщениях (Дмитриев В.И. " Прикладная теория информации", 1989.). Знаки генетического кода – нуклеотиды, входящие в молекулы ДНК. Нуклеотидов четыре, значит, при равновероятности использования встречаемость каждого в сообщениях-кодонах должна быть около 1/4 (25%). Выше отмечалось, что нуклеотиды в спиралях ДНК следуют друг за другом в порядке, произвольном для популяции, но специфичном для каждого организма. При этом у каждого вида организмов (и даже отдельного организма) количественное соотношение нуклеотидов специфично, хотя и колеблется по встречаемости (частости) в кодонах для каждого из четырех нуклеотидов около 25% (18...31%), что делает правдоп одобным предположение об их межвидовой равновероятности. При этом экспериментальный разброс встречаемости большинства аминокислот в белках (0,03...0,1) вокруг ожидаемого значения 0,05 (1/20) косвенно тоже свидетельствует в пользу межвидового равновероятного включения нуклеотидов в молекулы ДНК. Учитывая изобилие видов, межвидовую универсальность кода, жесткую статистическую зависимость комплементарных нуклеотидов и экспериментальные результаты статистических исследований состава ДНК разных организмов, можно принять, что средневзвешенное по всем видам организмов распределение нуклеотидов в молекулах ДНК близко к равновероятному. Значит, экономный генетический код объективно должен быть равномерным.

Еще один вопрос по рассматриваемой теме следует из полемики христианского креационизма с эволюционизмом. Известно, что при адаптации, скрещивании и мутациях новый генетический материал не образуется, используется все тот же генетический код в своей неизменной форме. Отсюда креационисты делают вывод об одноразовом творении генетического кода Творцом, незыблемости кода на все времена и отсутствии видового мутагенеза (Б. Хобринк). Наука же обращает внимание на информационную избыточность генетических кодонов (триплетов) как гарант стабильности кода в прошлом, настоящем и обозримом будущем. Как отмечено выше, потенциальное разнообразие кодонов равно 64, реально же используются только 20 кодонов – по числу аминокислот. 44 кодона (70%) избыточны, они могут использоваться двояко. Во-первых, большинство аминокислот кодируются не одним, а двумя-четырьмя кодонами-синонимами (Р. Ичас). Во-вторых, некоторые кодоны "запрещены" для синтеза – это обнаруживается по неудачным попыткам синтеза белка с их помощью (в экспер иментах генерировался стоп-сигнал и синтез белка блокировался). Бессмысленные кодоны, генерирующие стоп-сигналы, могут быть использованы для знаков пунктуации в биоалгоритме синтеза белка, в частности для надежного обозначения начала и конца синтеза. Также можно предположить (и это, на наш взгляд, философски наиболее значимо), что часть пока бессмысленных кодонов законсервирована природой для последующих ступеней эволюции, когда нынешние формы жизни под напором резко изменившейся среды обитания частично вымрут, частично видоизменятся на основе видоизмененного генетического кода.

Пример 3. Подобное резервирование "на будущее" часто практикуется в искусственных (технических) системах, в частности, в информационных. Так, в современных персональных компьютерах, как правило, предусмотрены пустые посадочные места для плат (карт) расширения, дополнительных элементов памяти, дисководов, портов, модемов и т.д. Информационные коды в каналах связи любой природы очень часто избыточны. Эта избыточность может быть и излишней в нешумящем канале. Но канал в любой момент может быть зашумлен, тогда обработка избыточных разрядов кодовых комбинаций позволит защитить информацию от помехи.

Помехи, воздействующие на систему со стороны среды обитания, могут быть случайными и преднамеренными, кратковременными и долговременными. Можно предположить, что перестройка генетического кода биосистем с использованием резервных (сейчас) кодонов потребуется природе, если помехи будут носить катастрофически подавляющий и длительный характер. В этом плане представляет интерес анализ нуклеотидных кодов в органических остатках древнейших геологических периодов, когда такие помехи биосистемам имели место. При кратковременном возмущении канал связи системы "ДНК-белок" может защищаться более щадящими средствами, хотя и здесь понадобится некоторая информационная избыточность. Видоизменение генетического кода, если и потребуется, не будет фатальным для его нынешней структуры. Ведь в худшем случае потребуется лишь изменение (дополнение) "словаря" кодонов (за счет тех самых 44 избыточных), не затрагивающее других биологических словарей. Однако даже это непринципиальное изменение потребуется лишь в том случае, есл и такие структурные реформы как изменение длины молекул ДНК и белка, порядка следования нуклеотидов и аминокислот (соответственно в молекулах ДНК и белка) не обеспечат создание новых форм жизни вместо нынешних.

В этом плане, действительно, следует подтвердить вслед за Б. Хобринком, что для мутантов – новых видов растений и животных – не потребуется новый генетический материал. Имеющийся материал существует в настолько совершенной и одновременно простой форме, что все будущие самые немыслимые сейчас формы жизни смогут им успешно воспользоваться.

Пример 4. Компьютерный двоичный код позволяет реализовывать все новые виды аппаратно-программных средств вычислительной техники (компьютеров самой замысловатой архитектуры и элементного состава, операционных систем, систем (языков) программирования, прикладных программ, структур данных). Сам же двоичный код – генетический материал компьютеров, сложившийся в результате эволюции информатики и искусственного отбора, еще долго останется неизменным. И здесь информатика и креационизм неожиданно (для креационизма) приходят к общей точке зрения на проблемы развития естественных и искусственных био- и кибернетических систем. Даже если со временем двоичный компьютерный код уступит место более оптимальному троичному коду, от этого компьютер как вид техники не превратится в другой вид.

Эволюционная мимикрия старых форм под новое содержание и старого содержания под новые формы встречается не только в искусственных системах, поэтому не следует однозначно отождествлять смену генетического материала с межвидовой мутацией – это не столь очевидно.

В заключение заметим, что информационные основания жизнедеятельности человека телесного должны быть связаны с помыслами и деятельностью человека духовного. Поиск этих связей сложен, однако представляет большой интерес для человековедения.

0.8.3.Информационная этика

Область межчеловеческих отношений как традиционное поле этики уже давно расширилось биоэтикой и экоэтикой, в фокусе внимания которых – нравственные пределы проникновения человека в глубины живой природы и природы в целом. Но еще не совсем созрела техноэтика, которая бы регламентировала нравственные пределы технического прогресса. А уж инфоэтика (информационная этика как раздел техноэтики), которая должна регламентировать нравственные пределы прогресса информационных систем и технологий, информатизации и компьютеризации общества (Информатизация общества – реализация комплекса мер, обеспечивающих полное и своевременное использование полезной для общества информации, удовлетворение спроса на информационные продукты и услуги. Компьютеризация общества – процесс внедрения компьютерных продуктов и услуг в социальные институты и практики. Поскольку информационные технологии, продукты и услуги реализуются, главным образом, через компьютер ные технологии, не будем явно разграничивать информатизацию и компьютеризацию общества. ) , находится вообще в зачаточном состоянии.

Пример 5. Сбои в работе аппаратно-программных средств информационной техники часто приводят к приостановке деятельности социальных институтов, нарушению прав граждан на информационные продукты и услуги. Современное общество перенасыщено информационной техникой, которая настолько далека от этических канонов общества, что бесстрастно, несвоевременно и, главное, безнаказанно может их нарушать. И это нарушение почему-то считается объективным каноном, не подлежащим осуждению. Для информационного права (впрочем, как и для всего права), видимо, этические проблемы второстепенны, хотя в законе об информационной безопасности права граждан и общества прописаны в соответствующих пунктах. Но кто в России контролирует их выполнение и наказывает за их нарушение? Разве что по просьбе Интерпола! Совесть и право обычно не встречаются в отечественном информационном пространстве ("совесть есть – права нет", "право есть – совести нет").

Пример 6. Сетевые технологии (Интернет и др.) в отечественном информационном пространстве не обременяются этическими проблемами, хотя в мире известен сетевой этикет (сетикет, нетикет – netiquette). Квинтэссенция сетикета имеет библейские корни: "возлюби коммуниканта, яко самого себя". Но стoит войти на любой русскоязычный интернет-форум, интерактивный сайт или блог, пообщаться в чате, как сразу становится понятным, что никакого сетикета нам не нужно, ибо он не соответствует нашему бытовому и служебному "этикету". Наш этический стиль – моветон.

Пример 7. Характерный эпизод: любому телефонному звонку и последующему теледиалогу, за редким исключением, отдается приоритет перед прерванным живым диалогом. А почему, собственно ("Я не люблю, когда – наполовину или когда прервали разговор…" (В. Высоцкий).)? Этика человеко-машинных отношений жизненно важна для судьбы человеческой цивилизации. То ли человек останется хозяином положения, не утратив власти над машиной, даже обладающей интеллектом, то ли искусственные "существа", созданные человеком и имеющие отличную от него физическую природу, станут править человеком и его миром, то ли родится некий компромиссный человеко-машинный симбиоз – это, действительно, проблема планетарного масштаба, от которой нельзя отмахнуться. Ее надо решать уже сейчас. Хрестоматийная "вершина эволюции" – человек – может оказаться всего лишь завершающим биологическим этапом в продолжающейся глобальной эволюции. Следующим этапом может стать искусственный "субъект", близкий ч еловеку только по общности к техносфере, но бесконечно далекий от человека по своему "мировоззрению". Миру искусственных самовоспроизводящихся субъектов может вообще не понадобиться человечество вместе со всей биосферой. Такому миру не составит труда заменить условия существования биосферы на условия существования, более благоприятные для машин. Пока непохоже, чтобы человечество понимало всю глубину данной проблемы, которая вовсе не в существовании мыслящих машин (сделанного не вернуть). Проблема в том, что они ждут нашего решения – отменять "крепостное право" в отношении машин или нет. Если отменим, проблем с машинами будет не меньше, чем в истинно демократическом обществе проблем у власти с народом, который не безмолвствует, а отстаивает свои права. В частности, не исключено, что суды со временем начнут принимать иски от машин за физический и моральный ущерб, нанесенный им людьми или другими машинами; был бы принят юридический закон. Пока это фантастика, но это только пока! И так же как свершившаяся демокр атия должна непрерывно совершенствоваться, чтобы быть достойной своего демоса, культурный человек в обществе мыслящих машин должен непрерывно самосовершенствоваться, дабы не отстать и быть достойным высокого звания homo sapiens.

Пример 8. Три этических закона робототехники, предложенные писателем и ученым А. Азимовым ("Я – робот"): закон 1 – не навреди человеку; закон 2 – выполни задачу, если не нарушается закон 1; закон 3 – самосохранись, если не нарушаются законы 1, 2. Законы фантаста Азимова реализованы в интеллектуальной робототехнике. Эти законы как нельзя лучше регламентируют "машинную этику", встречную человеческой этике, будь то роботы, компьютеры, системы управления, системы связи и т.д. Ведь этические нормы должны регламентировать обоих участников диалога – человека и машину, ибо не только машина нуждается в защите, но и человек. Так, общение в Интернете анонимно, и вы никогда не можете быть уверены, что общаетесь с человеком, а не с интеллектуальной машиной, поддерживающей диалог с вами. А в Интернете такие машинизированные собеседники есть. При этом сетикет общения обязателен для всех собеседников – естественных и искусственных.

Приведенными примерами не ограничивается поле деятельности инфоэтики (Известна хакерская этика, первый принцип которой "не навреди системе" созвучен первому закону робототехники.). Важно осознать, что в ХХI в. она приобретает важное значение и игнорирование ее дискредитирует основоположения информационного общества, как в ХХ в. техногенные катастрофы дискредитировали научно-технический прогресс. Технике (в частности, информационной технике) как рациональному продукту, сделанному "человеком ремесленным" (homo faber), но не "человеком разумным", чужды "любовь ко всякому живому существу" (Л.Н. Толстой), этика "благоговения перед жизнью" (А. Швейцер), "живая этика" (Е.И. Рерих), как и любая этика вообще. Требуется гуманизация техники. И если кому-то информационные технологии представляются этически нейтральными, а их антигуманное использование якобы целиком и полностью обусловлено деятельностью неких социальных сил, то из этого отнюдь не следует, что с ученого, инженер а, программиста и хакера снимается всякая ответственность за то, каким образом и каким анонимным "социальным силам" служат информационные технологии.

Пример 9. Юридический аналог: Нюрнбергский трибунал признал виновными тех врачей и ученых, которые "во имя прогресса науки" проводили бесчеловечные эксперименты над узниками гитлеровских концлагерей и называли себя только орудием в руках нацистского режима.

Адептам, апологетам и эпигонам информационного общества и информационных технологий придется обращаться к своей совести, призывать чувство ответственности и нравственность. Людям, склонным к технократическому мышлению, полезно настойчиво напоминать о духовных ценностях – гуманизме, человечности, совести, сострадании, о том, что искусственный мир техники, окружающий современного человека, не имеет права подавлять человеческое естество, дух человека. Машины должны помогать человеку, а не превращать его в своего раба и не заставлять оправдываться за содеянное машинами. Представляется, что биоэтика, экоэтика, техноэтика, инфоэтика, киберэтика должны синтезироваться в целостную этику информационного общества, основанную на общих этических принципах человечества. Достижимы ли такие принципы? – вот в чем вопрос.

0.8.4.Человек в информационном обществе

Информационное общество – цивилизационная формация, одна из конкретизаций понятия "постиндустриальное общество". Синонимы: "общество знания", "образованное общество", "интеллектуальное общество". Базовой категорией информационного общества является информация и ее наиболее ценная форма – знание. Человек информационной цивилизации (а это ощущается уже сейчас) в свое большинстве будет несколько иным, чем в предыдущих цивилизационных формациях: более свободным (раскованным), более прагматичным, эрудированным и коммуникабельным, технократически мыслящим, эгоцентричным, умело использующим информационные системы и технологии для решения своих жизненно важных задач. Это вовсе не значит, что такой человек и есть "человек будущего" как некий идеал, ориентир для современного дидактико-образовательного процесса, для общественной морали. Прогресс ментальности человека трудно предсказать, тем более что она, если и меняется, то гораздо медленнее, чем прочая атрибутика человека социального. Последний, хоть и адаптируется к окружающему миру, но в глубине души надеется: "пусть лучше он прогнется под нас".

Необходимые признаки информационного общества имеют отношение как к человеку телесному, так и человеку духовному: 1) культ знаний; 2) информационная культура; 3) информационная экономика; 4) информационный рынок труда; 5) информационная инфраструктура; 6) информатизация социальных технологий; 7) информационное законодательство. Возможно, перечисленные необходимые признаки недостаточны. Как бы то ни было, материальная и духовная жизнь общества в целом должна от прежних потребительских ценностей индустриального общества перейти к новым "информационным ценностям", безусловное следование которым и делает общество информационным в полном смысле данного понятия.

Культ знаний не то же самое, что экономическая категория производства знаний, это социально-психологическая установка, влияющая на все остальные подобные установки граждан информационного общества. Культ знаний означает, что в общественной морали устойчиво преобладает тяга к духовному самосовершенствованию над стимулом материального благополучия.

Информационная культура – часть общей культуры социума, организующая социальную жизнь через информационную сферу. Внешняя информационная культура есть культура коммуникации и управления (данных и команд). Внешняя информационная культура общества и личности безотрывно связана с их внутренней информационной культурой, под которой мы понимаем культуру познания (знания).

Информационная экономика должна быть ориентирована на высокие технологии (Hi-Tech), накопление и распространение данных и знаний, экономию времени, энергии и других общественных ресурсов, разработку и внедрение наукоемких интеллектуальных продуктов. Информационная экономика страны должна вписываться в глобальный информационно-экономический процесс. В рамках информационной экономики должны быть увязаны между собой стоимостные (денежные) эквиваленты вещных и интеллектуальных товаров.

Информационный рынок труда должен охватывать более половины трудоспособного населения. Это значит, что более 50% трудовых ресурсов общества должны работать в информационной сфере (компьютерные технологии; телекоммуникации; информационные услуги, включая библиотеки и сферу искусства; СМИ и рекламное дело; безлюдные производства под управлением АСУ и роботов; микро- и нанотехнические системы и устройства; наука и образование и т.п.).

Информационная инфраструктура включает аппаратно-программные средства поддержки информационной сферы деятельности общества.

Информатизация социальных технологий предполагает, что образование, избирательные кампании, документооборот, коммерция и другие социальные технологии (институты) должны использовать современные информационные технологии для автоматизации рутинных операций и освобождения человека для решения им творческих задач.

Информационное законодательство есть совокупность законов, нормативных актов и других форм правового регулирования в сфере обращения и производства информации и применения информационных технологий.

Все признаки информационного общества должны быть не провозглашаемыми, а действующими, должны "работать" все вместе. Вычленение хотя бы одного признака как неработающего приводит к ликвидации (самоликвидации) информационного общества. Отдавая должное каждому признаку в отдельности, полагаем все же два первых признака главенствующими, ибо без культа знаний и информационной культуры о реальности остальных признаков говорить не приходится.

Пример 10. Известны многие государства с развитой информационной инфраструктурой, но с отсутствием информационной культуры, культа знаний, действующего информационного законодательства и др. Вопиющее бескультурье современного российского общества заставило ввести в программу обучения отечественных студентов-первокурсников (нашей будущей интеллектуальной элиты!) дисциплину "Русский язык и культура речи". Народ, не уважающий свой язык, деградирует. Вместо культа знаний – культ денег, "чистоганные отношения" и меркантилизм на всех уровнях истеблишмента. Российское информационное законодательство, за редкими исключениями, не реагирует должным образом на компьютерные и др. информационные преступления. Разве что по требованиям Интерпола! И все это на фоне достаточно развитой информационной инфраструктуры. "Стратегия развития информационного общества в Российской Федерации", утвержденная президентом РФ (2008 г.) начинается так: "Информационное общество характеризуется высоким уровнем развития информаци онных и телекоммуникационных технологий и их интенсивным использованием гражданами, бизнесом и органами государственной власти". Данный сугубо прагматический тезис далее развивается в деталях (цели, задачи, направления реализации), где культуре и нравственности уделяется внимание в аспектах "поддержки", "пропаганды", "сохранения", "развития", но не "воспитания" и "просвещения" ("Стратегия развития информационного общества в России". Российская газета. Федеральный выпуск № 4591 от 16.2.2008; www.rg.ru/2008/02/16.).

В таких государствах нет информационного общества, как нет его и в тех странах, которые не вписались в глобализационные процессы планетарного масштаба и исповедуют изоляционизм, закрытость, попрание демократических норм и прав человека. Локальные информационные общества нежизнеспособны, они имеют тенденцию к объединению в глобальное (планетарное) информационное общество как наиболее жизнеспособное и приоритетное для человечества. Но достижимо ли оно в современном разнополярном мозаичном мире, полном противоречий и взаимного непонимания?! Скорей всего, в обозримом будущем придется обойтись локальными "версиями".

При всех своих достоинствах информационное общество порождает наряду с проблемой информационной этики и другие болезненные для человека и социума проблемы, которые, на наш взгляд, слабо осознаются. Ведь информационное общество в отличие от предыдущих цивилизационных формаций (индустриальной, сельскохозяйственной) ставит перед человеком проблемы скорее духовные, нежели материальные. Онтологически это связано с нематериальностью самой информации, использующей материально-энергетические субстраты лишь в качестве "носителей", по отношению к которым информация инвариантна.

Ниже представлены некоторые из таких слабо осознаваемых проблем.

• Информатизация общества вносит фундаментальные изменения в профессиональную деятельность, преобладающей формой которой становится умственная деятельность. При этом живой мозг подвергается неведомым прежде нервно-психологическим нагрузкам, пропорциональным все возрастающему потоку информации (знаний). Человек добровольно переходит из родного ему естественного мира в искусственный мир информационной техники, что таит угрозу самой человеческой природе. Влияние информационной среды на человека менее очевидно, чем влияние природной и техногенной среды, поэтому оно не вызывает острого социального беспокойства, а зря! В процессы информатизации молодежь вовлекается чаще и интенсивнее, чем старшие поколения. В этих условиях дети, юноши и девушки, у которых физическое и психическое развитие еще не завершено, подвергаются скрытой опасности, исходящей от неблагоприятных факторов информационной среды с их кумулятивным механизмом воздействия. Нерегламентированное во времени общение с виртуальным миром синтезирова нных текстов, изображений и звуков, с органами управления информационной техники, с виртуальной жизнью, виртуальными играми и персоналиями создает серьезные проблемы для воспитания личности. На просторах виртуального киберпространства человек подвергается не только информационным, но и дезинформационным атакам. Отличить информацию от дезинформации бывает крайне сложно.

  Конечно, человек живуч и гибко адаптируется к любой среде. Но эту способность нельзя беспредельно эксплуатировать. Данная проблема не интересна для IT-бизнеса по понятным причинам, но для информационного общества она не безразлична.

• С переходом от информационной и коммуникативной техники коллективного пользования к персональным компьютерам и персональным (мобильным) телефонам, контролируемым в сетевом пространстве вопреки приватности понятия "персональный", человек добровольно взвалил на себя проблему подконтрольности. Теперь каждый "юзер", каждый телефонный абонент не может чувствовать себя в безопасности и в комфортном одиночестве, находясь в сетевом информационно-коммуникационном пространстве, ибо каждый шаг в нем кем-то и где-то может несанкционированно фиксироваться в рамках и вне рамок закона, приватность пользователей может нарушаться в самое неподходящее время провайдерами, хакерами, сетевыми администраторами и операторами. Это создает дополнительную психологическую нагрузку "несвободы" для людей в информационном обществе, которое по замыслу его устроителей должно было бы освободить человека. Гордые понятия "человек", "личность" девальвируются в сетевом пространстве до безликих пользователя и абонента (Можно, конечно, отключиться от вездесущей информационной среды, но стoит в нее вернуться, как проблема "вот она".).

• Важная составляющая информатизации – внедрение инноваций. Во всех цивилизованных странах инновационная деятельность, базирующаяся на патентной чистоте и лицензировании инноваций, является важной стороной не только экономического, но и государственного строительства. В нашей стране также развиваются и действуют инновационные проекты. Трудность их реализации как раз и заключается в специфически отечественном пренебрежении патентной чистотой и лицензированием инноваций, в гипертрофированном пиратстве и расчёте на пресловутую "халяву", столь популярную не только в умах обывателей. В таких условиях научно-технический прогресс на базе инновационной деятельности вряд ли достижим. К сожалению, даже в ученой среде новации путаются с инновациями. Демонстрируя лабораторные установки, уникальные опытные образцы научно-технической продукции, многие авторы полагают свои достижения инновациями. Это заблуждение, если не обман. Инновации предполагают обязательное внедрение – в серийное производство, практику, рыночную продажу и т.д. А от опытного образца до серии и выставления продукта на рынок – дистанция огромного размера и непомерный труд.

  Пример 11. В мире почти неизвестны программные продукты отечественного происхождения (Лучшие отечественные программисты работают за рубежом, их программы являются чужой собственностью.), а наш компьютерный машинный парк практически на сто процентов импортного происхождения (по конструкции и комплектующим, "красная сборка" здесь непринципиальна). Зато известны наши хакеры и кракеры (взломщики информационных систем). Отечественные информационные новации не доводятся до уровня инноваций. Инновации обычно сводятся к внедрению зарубежных разработок.

• В информационном обществе наука представляется движущей силой прогресса, ибо основным продуктом науки является знание – высшая форма информации. Без притока способной молодежи научное сообщество рискует превратиться в "дом престарелых", собрание догматиков и скептиков, тяжелых на подъем. Но спрашивается, что в наш меркантильный век – век информационного общества – может привлекать молодежь в науку? Ведь научная работа – это тяжелый труд, не нормированный по времени, а оплата – явно не по труду и даже не по результату. Дело усугубляется и скрытым антиинтеллектуализмом людей. Многие историки (В.О. Ключевский, П.Н. Милюков и др.) констатируют чуть ли не генетический антиинтеллектуализм в менталитете нашего народа. В народе не приветствуют (мягко говоря) "умников".

  Пример 12. В СССР признавались только два социально значимых класса: рабочие и крестьяне (последние с известными оговорками), а интеллигенция считалась третьестепенной "классовой прослойкой" со всеми вытекающими отсюда последствиями в оплате труда, отношении со стороны власти и общества. В то же время власть лицемерно провозглашала необходимость научно-технического прогресса ("догнать и перегнать", "советское – значит лучшее" и т.д.). В современной России такое "расслоение" общества еще не преодолено. В упомянутой "Стратегии развития…" о движущих силах становления информационного общества (в частности об интеллигенции) – ни слова. А ведь в информационном обществе именно интеллектуальный труд должен стать основной производительной силой.

  Скрытая враждебность к ученым, отягощаемая бесстрастной деятельностью самих ученых, их нравственным инфантилизмом, граничащим с бесчеловечностью, – все это не способствует авторитету науки в современной молодежной среде. И все же не хлебом единым жив человек. Его духовность нуждается в свободном творчестве, самопознании, самосовершенствовании и понимании окружающего мира без идеологических и религиозных шор. Кто же, как не наука (в сочетании с искусством), поможет человеку в этом благородном стремлении!? Не у всех людей глаза прикрыты денежными купюрами, не все люди видят только то, что у них под ногами и под носом. Это всё текущая "суета сует и всяческая суета". Надо думать и о будущем своих детей, отдаленных потомков и человечества в целом… Но в условиях непрекращающегося старения отечественных научных кадров такой пафос просто неуместен. А наша молодежь вынуждена искать себя в других сферах, весьма далеких от науки и информационных инноваций.

• Внешне научно-технический прогресс в информационном обществе – это прогресс аппаратно-программных средств, искусственного интеллекта, информационных систем и технологий, а внутренне, "по гамбургскому счету" он должен быть прогрессом человеческой духовности. Ведь живое "сердце… не может жить в металлической среде" (Н.А. Бердяев), а человеческий разум в информационном обществе, пусть и не желая того, навязывает нашим сердцам, с позволения сказать, "мертвящую жизнь". Считаем, что в информационном обществе прогресс духовности – основная проблема развития человека. Если мы останемся дремуче бездуховными и будем вскармливать свою бездуховность в угоду сиюминутным материальным, экономическим, развлекательным потребностям, пусть и облеченным в достойную научно-техническую "упаковку", мы никогда не войдем в информационное общество и не воспользуемся его благами.

Какие же блага в обозримом будущем нам могут предоставить бурно развивающиеся информационные системы и технологии? И какая "плата" за эти блага? Ведь мы знаем, где бывает "бесплатный сыр". Ожидаемые блага ("за") и плата ("против") сведены в таблицу 8.1 (по данным К. Хессига - Швейцария). Таблица полна противоречий – это естественно, ибо любой прогресс, рассчитанный на Добро, может быть использован и во Зло человеку, чему слишком много примеров (механизация труда и транспорта, атомная энергия, интеллектуализация оружия, космическая техника и др.).

Пример 13. Быстродействие и память исправного компьютера обеспечивают практически мгновенный (с точки зрения человека) доступ к значительным объемам информации (знаний). Доступ индивидуализирован в соответствии с потребностями (интересами) пользователя. В отличие от людей, исправный компьютер не устаёт. Компьютеру свойственны универсальность и гибкость: на одних и тех же машинах, в одних и тех же локальных сетях можно реализовать любые информационные технологии (образовательные, офисные, производственные и т.п.). Это создает предпосылки для быстрой окупаемости автоматизированных рабочих мест при условии их широкого внедрения.

В то же время информатизация и компьютеризация, как показывает отечественная практика, приводит к дифференциации людей и социальных слоев общества на богатых и бедных, столичных и периферийных, привилегированных и второстепенных. Требуется обслуживающий персонал, время на обучение. Эффективность технологий зависит от (оставляющих желать лучшего) надежности аппаратно-программных средств, их устойчивости к помехам, компьютерным и сетевым вирусам, сбоям питания.

Пример 14. Всё, что разумно делать на компьютере, может и должно на него возлагаться, оставляя за человеком творческую функцию: "Машина должна работать, человек – думать" (принцип IBM). Компьютеры и другая информационная техника освобождают нас от рутины, ошибок ввода, бумаги и т.д., способствуя экономии нашего времени и комфортности труда.

В то же время техника прерывает непосредственную физическую и духовную связь человека с природой, другими людьми, отчуждает мысль от смысла природных объектов, явлений, процессов. А смысл этот скрыт, и техника в лучшем случае помогает его объяснить, но не понять. Физическая внешняя информация объяснения стучит нам в уши и лезет в глаза, но это всего лишь грубая копия тонкой, внечувственной внутренней информации понимания того, что объясняется. Информационный взрыв последних десятилетий – это лавинообразный рост количества внешней информации объяснения, но не качества внутренней информации понимания. До этого "взрыва" нам чаще приходилось думать (в том числе, над "бумажной" информацией), вместе с ним мы стали реже думать, ориентируясь на электронные шпаргалки (через Интернет и дружественные интерфейсы прикладных пакетов программ) и ограничивая свое творческое мышление. Сейчас понимание "пасует" перед объяснением.

Мы выявили несколько проблем, слабо осознаваемых, но оттого не менее важных в информационном обществе для психики и духовности человека. Проблемы относительно просто решаются, когда они ясны: "если враг не сдается, его уничтожают"; "пойдешь налево…, пойдешь направо…, пойдешь прямо…". А если враг не внешний, а внутренний, и неясно, он кто (что)? где? когда? А если выбор не по указке, а самостоятельный? А если проблемы смутно угадываются, как наши? Но решать-то их однажды придется нам всем и лично каждому. И без оглядки на авторитеты.

В информационном обществе человек информационный и человек культурный должны быть единым "Человеком". Он должен пользоваться "культурными" данными (достоверными, полными, социально значимыми), подавать "культурные" команды (защищенные от информационных угроз), исповедовать не на словах, а на деле культ знаний (не конфронтирующих с верой, мнением и незнанием, не замыкающихся на ортодоксиях и преходящих ценностях), быть участником, а не созерцателем информационного прогресса. При этом не следует забывать об объективном отставании культуры от развития техники – ведь культура, охраняя свои традиции, более консервативна, чем техника с ее изощренной изобретательностью. Так, мы воочию наблюдаем развитие информационно-технической инфраструктуры российского общества, чего нельзя сказать о развитии отечественной информационной культуры. Данная тенденция носит общемировой характер, и Россия – не исключение, а правило: все государства и народы рано или поздно сталкиваются с такой проблемой.

Только человеку в информационном обществе надо не столько "создавать условия" (комфорт, сферу услуг, цивилизованную инфраструктуру, положительные эмоции), сколько влиять на его личностное мировоззрение, прежде всего, в духовно-нравственном направлении. Ведь "сумма удовольствий и страданий" (И. Бентам) всегда близка к нулю (вспомним о "бесплатном сыре"), цивилизация не заменит культуру, а достижение социальных целей невозможно без духовно-нравственного императива: "чем соедините вы людей для достижения ваших гражданских целей, если нет у вас основы в первоначальной великой идее нравственной?" (Ф.М. Достоевский). Создать такую основу и с ее помощью воспитать человека – первоочередная, самая важная и трудная задача информационного общества.

0.8.5.Информатизация и компьютеризация образования

Пожалуй, в наибольшей степени информатизация и компьютеризация затронули сферу образования. Ведь информационное общество – образованное общество. Информатизация и компьютеризация образования позволяют реализовать принципиально новые методы обучения (переподготовки), недоступные или требующие нерационально большого времени при традиционных методах. Это, прежде всего, диалоговая форма обучения, при которой активность и содержание диалога с компьютером не ограничены ничем, кроме структуры автоматизированного курса (АК). Именно периодический диалог педагога и ученика был во все времена наиболее интенсивной и глубокой формой обучения – более глубокой, чем самообучение по книге или путем пассивного прослушивания лекций. Такие диалоги способствуют пониманию: "понимание всегда в какой-то мере диалогично" (М.М. Бахтин). Именно диалоги (в сочетании с действием) как метод обучения лежали в основе большинства античных и средневековых школ, физических школ Резерфорда, Бора, Капицы, Ландау. Именно диалоговая форма обучения поддерживает процветание репетиторства.

При автоматизированном обучении успешно реализуется адаптация АК к обучаемым как по темпу выдачи информации (регулируется учащимся), так и по ее содержанию (регулируется учащимся и /или автоматически самим курсом по результатам анализа ответов обучаемого на тестовые вопросы и задания). Диалог и адаптация в сочетании с быстродействием и памятью компьютера позволяют реализовать принцип индивидуального активного учебного процесса в условиях массового обучения.

На базе компьютеров реализуются математическое моделирование, деловые игры, вычислительные эксперименты в виртуальных лабораториях, что позволяет внедрить проблемный, деловой принцип обучения, максимально приблизить обучение к современным методам работы инженера-творца, ученого и руководителя производства, привить обучаемым навыки самостоятельной работы в учебе, науке и на производстве.

Совершенно новый смысл могут приобрести заочное и дополнительное обучение на расстоянии (дистанционное обучение, интернет-образование), что позволит, на наш взгляд, поднять уровень этих форм обучения до уровня очного обучения и привлечь в учебные заведения более широкий контингент специалистов-производственников как для обучения, так и для преподавания. При дистанционном обучении в режиме off-line не требуется расписания занятий, определяющего место и время их проведения. Каждый участник дистанционного обучения (преподаватель-тьютор или обучаемый) может работать в удобное для себя время и в удобном месте, оснащенном компьютером. Это особенно важно для людей занятых и людей с ограниченными возможностями (инвалидов, больных). В режиме on-line скайп-технология позволяет педагогу и обучающимся участвовать в видеоконференции, находясь в киберпространстве, виртуализирующем физическое пространство взаимодействия.

В то же время в сфере образования особенно остро проявляются проблемы и противоречия, рассмотренные в разделе 8.3.

Компьютеризованное обучение, компьютерные тесты не позволяют выявить талантливых людей ("натасканных", "смышленых", эрудированных – да, талантливых – нет). Всемирный прогресс несут на своих плечах (и в головах) таланты, а не эрудиты-знатоки. Таланты творят новое знание, а эрудиты довольствуются достигнутым. Принцип "умный в гору не пойдет, умный гору обойдет" хорош для знатоков, которые толпятся у подножий гор, на вершины которых взбираются таланты, – туда, где парят орлы: "Орлам случается и ниже кур спускаться, но курам никогда до облак не подняться!" (И.А. Крылов). Преподаватели вузов удручены тем, что каждое очередное поколение абитуриентов и студентов по своим интеллектуальным способностям в среднем чуть-чуть, но уступает предыдущему поколению. И, судя по всему, этому монотонному спаду IQ еще долго продолжаться. Как тут не поверить, что "общая сумма разума на планете – величина постоянная, а население все растет…" (А. Блох "Закон Мэрфи"). Приходится снижать "планку" требований, иначе придется отчислять большинство. И это не ностальгическое ворчание типа "ах, эта молодежь…" (вечная проблема отцов и детей), а сухая статистика, пусть и неофициальная.

Информатизация и компьютеризация образования в их современном виде приучают обучаемых к шаблонным, рутинным навыкам технологий и интерфейсов. Особая ученость, тем более высшее образование для обучения таким навыкам не требуются, достаточно знаний в объеме средней школы и немного любознательности. Подобная стандартизация "экономит" мышление, загоняя его в подчиненное отношение к действию. Но именно мышление должно предшествовать рациональному действию, которое, в свою очередь, должно стимулировать новые мысли. Творческим императивом человека в информационном обществе как знающего деятеля и деятельного знатока должен быть нравственный сплав знания и деятельности с приоритетом знания, т.е. мышления.

Излишняя автоматизация обезличивает учебный процесс, отчуждает друг от друга его участников. Никакие "hard" и "soft", дистанционные методы обучения не заменят живого общения учителя и ученика, живого общения самих учеников. Выхолащивается воспитательная функция образования – воспитание мышления. Дело в том, что во все времена главная задача образования – "зажечь факел" самостоятельного мышления и любознательности, ориентированных на добро. К сожалению, главную задачу часто усматривают в "наполнении сосуда" памяти вне зависимости от нравственной ориентации наполнения. Для воспитания самостоятельного мышления и любознательности нужно привить следующие первичные навыки (умения): учиться (т.е. усваивать знания, оптимально используя свои психофизиологические возможности – внимание, память, мышление, интуицию); общаться (информативно, этически, "вживую", а не только через телекоммуникации); выбирать ценности (ранжируя их по приоритетам). Информатизация и компьютеризация в их современном виде не ориентируют обучаемых на развитие этих навыков.

Прошли те времена, когда в каждой стране, исходя из её потребностей, складывалась своя система образования. Глобализация стирает информационные границы между государствами и народами, и образование в этом процессе не может быть исключением (Болонская система и др.). "Назад в будущее" оставим для фантазий – у антиглобализма (если он зовет назад, неконструктивно критикуя глобализацию) нет будущего. Конечно, данный переход создает для России, как нам представляется, серьезную проблему – отказаться от собственной фундаментальной образовательной стратегии, проверенной временем и дававшей нам долгосрочные преимущества в мире, в пользу американо-европейской прикладной (краткосрочной) стратегии. Такой переход сделает наших выпускников, по большому счету, если говорить не о сиюминутном ("здесь и сейчас") а о перспективном ("там и потом") трудоустройстве, неконкурентоспособными на международных рынках труда. Следует делать выверенные шаги, чтобы "не потерять себя".

Общество видит в образовании прежде всего подготовку кадров для общественных нужд. В то же время личность удовлетворяет свою потребность в образовании, и обществу приходится оказывать личности образовательные услуги, в том числе платные. В результате падает качество и престиж образования, работодатели с сомнительным успехом ищут специалистов "не старше … с высшим образованием и опытом работы". Где же набраться "опыта" в ВУЗе 20-летним студентам, а знаний на работе? Пытаясь разрешить своими силами амбивалентную проблему временнoй несовместимости, студенты иногда откровенно спят на занятиях или пропускают их. Ведь пропуск занятия в ВУЗе более терпим, чем прогул на работе – не так ли? Гордиев узел – да и только! Так, может, информационному обществу нужен не столько высокообразованный человек, сколько тот, кто предъявит диплом высшего образования? Полагаем, нужен именно высокообразованный человек, не обязательно с дипломом, но с высокой общекультурной образованностью, приобретенной, возможно, самостоятельно или в хороших школах. Более того, высокообразованных людей не хватает, потому что практически ни один современный ВУЗ не даёт интегрального знания в общекультурном смысле. Молодых специалистов узкого профиля много, даже слишком много (как и университетов), а культурных высокообразованных людей с широким кругозором и вкусом, столь необходимым для любой продуктивной деятельности, – единицы. Из этого вовсе не следует, что высокообразованных людей должно быть много. Их по определению не может быть много (как и истинных университетов). Высокообразованные люди во все времена составляют немногочисленную и чрезвычайно влиятельную культурную элиту общества, но не в контексте "сверхчеловека" и господства, а в смысле позитивного креатива – генерации полезных, системно обоснованных, социально значимых идей и соответствующего стимулирования продуктивной деятельности индивидов и общества в целом. Эта деятельность в современном мире должна быть исключительно чуткой к Добру и Злу. Двигаетесь вы к светлому будущему по своей или по встречной полосе, нажимаете кнопку освещения или пуска ракеты, изучаете на интернет-хосте образовательные или порнографические сайты, смотрите по TV выступление симфонического оркестра или сериал, вашему "железу" все это глубоко безразлично. Но не вам и не окружающему обществу! Высокообразованному человеку в XXI в. в рамках глобального информационного общества должен быть чужд дух национальной исключительности и ксенофобии, экологической вседозволенности и социального эгоизма. Это не мешает каждому homo sapiens оставаться самобытной свободной личностью, быть истинным патриотом своего Отечества. Ноосферное мышление, психологическая и мировоззренческая толерантность, искренняя доброжелательность, наконец, практическое владение иностранными языками, как и родным литературным языком – вот что должно отличать высокообразованного человека XXI в. Без таких людей невозможен социальный прогресс.

Возможна и другая точка зрения. Что если система образования (вместе со всей нашей цивилизацией) натолкнулась на феномен posthomo ("детей индиго") – людей новой цивилизации, к которым неприменимы традиционные IQ-тесты и традиционные методы педагогики и которые a priori могут знать больше, чем мы думаем? Однако не будем отчаиваться в этом случае. Будем полагать, что проблемы образования сведутся к проблемам диалога и взаимопонимания "слабо пересекающихся" культур, а с такими проблемами любым традиционным системам образования приходится часто сталкиваться. В частности, от традиционных объяснительных, доказательных, внушающих, воспитательных функций обучения, ассоциирующихся с насильственными функциями культуры, придется перейти к образовательным технологиям взаимопонимания, взаимо- и самовоспитания, взаимо- и самопознания, взаимо- и самообучения в благоприятной информационной среде. Задача системы образования – создать такую среду, а это непросто. Достаточно сказать, что педагогам, возможно, придется перейти от дискретного языка объяснения, базирующегося на абстрактно-логической и аудиовизуальной информации объяснения под эгидой логики, к континуальному языку понимания, свободному от диктата логики . При таком переходе, конечно, обучающим и обучаемым придется испытать определенные муки "нехватки языка", связанные с трудностью выразить и воспринять мысль на непривычном языке понимания. Но "если долго мучиться, что-нибудь получится".

В информационном обществе проблемы образования по значимости выходят на одно из первых мест. Кого учить и чему учить?! А в нашей стране образование становится фактором национальной безопасности.

0.8.6.Искусственный интеллект и психика

Нам говорят: безумец и фантаст,

Но выйдя из зависимости грустной,

С годами мозг мыслителя искусный

Мыслителя искусственно создаст.

И.В. Гёте, "Фауст"; пер. Б. Пастернака

Мечты об "искусственном мыслителе" возникали у Б. Спинозы, Р. Декарта, Г. Лейбница, И. Гёте. И только в ХХ в. их мечты начали сбываться в искусственном интеллекте машин – компьютеров, роботов, микропроцессорных, сетевых и других информационных систем. В информационном обществе естественный интеллект человека и искусственный интеллект машин "обречены" на сосуществование, что создает, помимо многочисленных практических проблем, научно-философские проблемы.

Искусственный интеллект (ИИ) имеет право так называться, если он, действительно, intellectus (разумение, познание), если он, действительно, способен intellego (замечать, понимать, подразумевать), если он способен творить новое подобно естественному интеллекту – благородному продукту человеческой психики. Поскольку искусственный интеллект есть продукт естественного интеллекта, между психикой и ИИ, между психологией и теорией ИИ должны прослеживаться некоторые (пусть и опосредованные) связи. Их мы и намерены выявить (Ограничимся человеком, хотя, повторяем, психика и интеллект в той или иной мере свойственны животным и другим представителям фауны (и даже флоры). ).

Прежде всего, рассмотрим, может ли машина мыслить так, как человек, т.е. многоаспектно: рационально и иррационально, конкретно и абстрактно, сознательно и бес(под)сознательно, явно и во сне, во времени и вне времени. Может ли кибернетическая машина небиологического происхождения воспроизвести указанные аспекты мышления ("растекаться мыслию по древу"), может ли она не только рассуждать логически, но и разуметь чувственно-образно, творить метафизические понятия (Бога, любви, истины, красоты, блага и т.п.) и размышлять о них, понимать юмор, метафорический язык описания подразумеваемых сущностей и процессов, озаряться вдохновением, представлять себе прошлое и будущее? Для ответа на поставленный вопрос обратимся еще раз к отношениям естественного и искусственного интеллектов.

Нельзя отрицать, что уровень искусственного интеллекта будет со временем определяться самими машинами, а не человеком. Чтобы это случилось, должны быть созданы условия для самовоспроизведения "умных машин", способных на основе "искусственной генетики" передавать свой накопленный интеллект потомкам (клонам), которые, в свою очередь, способны умножать интеллект предков за счет самообучения (теория самовоспроизводящихся клеточных автоматов – Дж. фон Нейман). В результате может эволюционно возникнуть цивилизация "искусственных субъектов", для которой человеческие цивилизации, включая информационную, будут всего лишь предшествующими этапами биологической эволюции. Новая цивилизация окажется самодостаточной для эффективного существования и иногда будет "снисходить" к человеку как своему далекому предку только из чувства уважения и любопытства (как мы снисходим к природе – своей колыбели). Искусственные субъекты уже "подвизаются" в коммуникационных сервисах Интернета. Чтобы отличить их от коммуникантов – людей, придется использовать интеллектуальный тест А. Тьюринга, позволяющий установить, разумна ли машина в сравнительном диалоге эксперта с ней и с "разумным человеком".

На такой оптимистической (для ИИ) ноте мы сталкиваемся с проблемой отличия двух видов интеллекта – человеческого естественного и машинного искусственного (см. тему 4, раздел 4.4.1), что может внести элемент пессимизма в наши рассуждения. Главное отличие – "алгоритм понимания", имеющийся у человека и отсутствующий у машины. Без понимания информация не станет знанием, будь то в человеке или машине. Соответственно, машинное представление знаний без "алгоритма понимания" может остаться фантастикой, по крайней мере, в обозримом будущем.

Решение творческих задач невозможно без чувства (переживаний, эмоций, вдохновения, озарения). Создать "Анну Каренину", "Аве Марию", японскую икебану, статую Венеры Милосской, теорию относительности без чувственного переживания невозможно (по свидетельствам авторов). Но современная машина бесчувственна, бесстрастна. Да, в нее можно заложить правила стихосложения или игры в шахматы. Но разве истинный поэт пишет "по правилам"?! Разве гениального шахматиста эти "правила" так уж ограничивают вне дебютных шаблонов и правил перемещения фигур?! Кроме того, и поэт, и шахматист, и любой человек-творец свободны, как свободен тот соловей, который в неволе не поёт. Согласимся, что несвободное творчество – нонсенс. Так что большой вопрос, сможет ли ИИ ближайшего будущего творить в полном смысле понятия естественного творчества.

Известная на сегодня аппаратная база ИИ дискретна по своей информационной природе, в то время как человеческий интеллект по своей природе дискретно-аналоговый и в пределе континуальный (квазинепрерывный): "человек мыслит не числами, а нечеткими понятиями" (Л. Заде). Нечеткие (смутные, интуитивно мыслимые) нюансы, доступные человеческому интеллекту, пока недоступны ни компьютеру, ни роботу, а заложенные в машины подпрограммы сглаживания дискретных процессов не меняют их дискретной сути. Достаточно увидеть неестественность "телодвижений" робота, чтобы убедиться в этом. Мозг, хоть и конечен по своему объему, обладает стремящимся к бесконечности множеством состояний, многие из которых неподконтрольны, а количество состояний ИИ поддается обозрению, поскольку его конечные аппаратно-программные носители генетически дискретны и подконтрольны инженерам и программистам.

Перечисленные факторы несколько охлаждают оптимистический пыл основоположников и пропагандистов ИИ, но не гасят его. Ведь работа продолжается! Придет время, когда многоядерные информационные системы, базирующиеся на нейронных и семантических сетях ассоциативного типа и клеточных ансамблях, на квантовых, молекулярных и голографических аппаратных средствах, воспроизведут большинство параллельных и циклических мыслительных алгоритмов живого мозга, и тогда… тогда машина, возможно, будет мыслить. Но это лишь слабо обоснованные предположения. Нужны убедительные доказательства, что духовная деятельность возможна и без человеческого мозга. Но до той поры удел машины – обрабатывать информацию (принимать, хранить, вычислять, редактировать, передавать, тиражировать и т.п.).

Рассмотрим вторую проблему: может ли машина быть умнее своего создателя? Современные машины – творения человека, искусственные "дети" человека. Спрашивается, естественные дети могут быть умнее своих родителей? Не сомневаясь, мы отвечаем: "Да, могут". Дети и должны быть умнее родителей, иначе род людской однажды прекратит свое существование. В чем же заключается механизм интеллектуального прогресса? Дети используют (через генетический механизм), во-первых, интеллектуальный задел своих родителей, во-вторых, заложенную в каждого человека способность самообучаться. Вот эта способность к самообучению и позволяет детям обогащать полученный от родителей интеллект и, следовательно, стать умнее своих родителей.

Если вернуться к машинам, то спрашивается, кто/что мешает переписать с одной машины (вернее, из ее памяти) в другую файлы с интеллектуальной информацией и заложить в эту вторую машину эффективную программу самообучения? Ведь такие программы достаточно известны. Как отмечалось выше, мешает отсутствие "алгоритма понимания", без которого интеллектуальная информация, записанная в память машины, не превращается в знание (как на этапе перезаписи, так и на этапе самообучения). Без понимания нет знания.

Но даже если программисты и изобретатели создадут "алгоритм понимания", современные отношения между человеком-"рабовладельцем" и машиной-"рабом" будут мешать полноценному проявлению искусственного интеллекта (свободному творчеству). Свободная машина как искусственный субъект – это партнер, а возможно, и конкурент человека. Может быть, последнее и отпугивает людей от перспективы "освобождения машин". Ведь машина, запрограммированная людьми, которые навязали ей рабское положение, даже в такой незавидной роли является серьезным конкурентом человека во многих областях интеллектуальной деятельности (интеллектуальных играх, при решении математических задач и др.). Исправной машине незнакомы человеческая усталость, эмоциональная подавленность и другие, чисто человеческие слабости, из-за которых даже "исправный" человек может оказаться в проигрыше, соревнуясь с быстрой и точной машиной-конкурентом. А что уж говорить о свободной машине?!

Итак, машина может быть умнее своего создателя, если она "свободна", генетически связана (по памяти) с умными создателями (людьми или машинами) и имеет две программы – программу понимания и программу самообучения. Кибернетические "мэтры" Н. Винер и У.Р. Эшби еще в 50-е гг. ХХ в. прогнозировали появление таких машин: "…д-р Эшби полагает, что можно действительно создать машины, которые были бы умнее своих создателей; и в этом я с ним совершенно согласен" (Н. Винер). И все же скепсис остается.

Наконец, обсудим, может ли знание храниться вне мозга.

Оптимисты утверждают, что знание может храниться вне мозга. Их доводы таковы: 1) познание как процесс поддается формализации; 2) интеллект можно измерить (IQ, объем памяти, реактивность психики и др.); 3) к знанию применимы информационные меры (бит, байт и др.). Пессимисты считают, что искусственный интеллект не способен хранить знание, так как он – всего лишь имитация мышления. Пессимисты полагают, что человеческий интеллект уникален, творчество не поддается формализации, мир цел и неделим на информационные дискреты, образность мышления человека гораздо богаче логического мышления машин, идеальная информация не подлежит эмпирическому измерению, миры машины и человека несовместимы (мир машин "не такой, он другой" (И. Стеклов)).

Чтобы сделать миры человека и компьютера родственными, надо учитывать, помимо прочего, что в нервной системе человека нет центрального процессора, подобного центральному процессору современного компьютера. Каждый биологический нейрон связан с несколькими тысячами таких же нейронов и является гораздо более сложным объектом по сравнению с формальным искусственным нейроном или триггерной ячейкой компьютерного регистра. Такую микробиоархитектонику живого нейрона никто сейчас не в состоянии понять, не то что реконструировать. Живой нейрон посылает в нервы электрохимические сигналы, коренным образом отличающиеся от электромагнитных (электрических, оптических, магнитных) сигналов, посылаемых искусственным нейроном в сигнальные цепи компьютера. И дело здесь не в химии и физике, а в содержательности (информативности) сигналов. Сложные сигналы живого нейрона изменяются в широком диапазоне градаций – гораздо более широком, чем диапазон градаций "простеньких" сигналов искусственного нейрона. Для устранения указанных несоответствий была разработана концепция "нейронных сетей" и, как следствие, предприняты практические попытки ее реализации.

Кто прав в споре оптимистов и пессимистов, покажет время. Отметим только, что память машины хранит то, что в нее записано, а это могут быть не только знания как высшая форма информации, но и просто данные, которые могут содержать информацию (знания), дезинформацию и информационный шум. Чтобы из данных извлечь знания, машина подобно человеку должна поставить цель ("что я хочу знать?") и согласно этой цели отбирать ценную информацию (ведь хранят ценности, а не всё, что попало, – подобно скопидомам). Сможет ли искусственный интеллект сам формулировать приемлемые цели и осуществлять искусственный отбор ценной информации под эти цели – очередная проблема теории и практики искусственного интеллекта. Пока эту работу выполняет человек – в экспертных системах, в программировании роботов, в автоматизированных системах управления технологическими процессами (АСУТП) и т.п. Свободные машины должны будут выполнять эту работу сами. При этом обозначенная проблема может обостриться из-за того, что в сетях, откуда машины могут "скачивать" знания, полно "мусора" и губительных вирусов. Кроме того, у современной машины "органы чувств" в зачатке, им неведомы порывы живой души, ими не управляет "машинная душа". Бездушное знание неразумно (см. тему 6, раздел 6.4). Чтобы разумное знание могло храниться вне мозга, сохраняющий субстрат должен питать знание своей "душой".

Итак, единственная выявленная нами точка соприкосновения ИИ и психики – рассудок как логико-алгоритмическое мышление. Для реализации искусственного рассудка потребовались (начиная с 60-х гг. XX в.) прикладные разработки в математической логике, программировании, когнитивной психологии, математической лингвистике, нейрофизиологии и других дисциплинах, развивающихся в кибернетическом русле взаимосвязи организмов и машин по управляющим и коммуникативным функциям (Гухман В.Б. "Лекции по истории науки и техники (с приложениями в информатике)", 2010.) . Вначале искусственный интеллект развивался в так называемом аналитическом (функциональном) направлении, при котором машине предписывалось (человеком) выполнять частные интеллектуальные задачи творческого характера (игры, лингвистические переводы, живопись, музыка и др.). Позже возникло синтетическое (модельное) направление, согласно которому предпринимались попытки моделировать творческую деятельность мозга в общем смысле, "не размениваясь" на частные задачи. Конечно, это направление оказалось более трудным в реализации, чем функциональное направление. Объектом исследования модельного направления стали творческие метапроцедуры человеческого мышления – не сами процедуры интеллектуальной деятельности, а способы создания таких процедур, способы научиться новому виду интеллектуальной деятельности. В этих способах, вероятно, и скрыто то, что можно назвать интеллектом. Наличие творческих метапроцедур мышления отличает истинный интеллект от кажущегося, поэтому реализация машинными средствами метапроцедур творчества стала чуть ли не основной задачей модельного направления. Не что, а как изобретаешь, как решаешь творческую задачу, как обучаешься (самообучаешься) новому? – вот вопросы, заложенные в реализацию моделей человеческого творческого мышления.

В рамках модельного направления нашли развитие, в основном, две модели интеллекта: лабиринтная и ассоциативная. Лабиринтные модели реализуют целенаправленный поиск в лабиринте альтернативных путей к решению задачи, а ассоциативные ищут решение посредством ассоциаций сходства (подобия, аналогии), смежности и противоположности.

Наряду с программно-алгоритмической эволюцией ИИ развиваются и аппаратные средства: оптоэлектроника, искусственные зрение, осязание и обоняние, нейрокомпьютеры (имитирующие адаптивную нейронную сеть человеческого мозга), молекулярные и ДНК-компьютеры (гибриды информационных, молекулярных и биотехнологий), квантовые компьютеры с пикотехнологическим уровнем миниатюризации элементной базы 10^-12 м (нанотехнологии имеют уровень миниатюризации 10^-9 м), голографическое кодирование информации, гибридные интеллектуальные системы, "умная пыль" и др. Но пока большинство этих средств есть только в опытных образцах, до их серийного производства предстоит долгий путь.

К числу основных современных проблем развития ИИ относятся представление знаний, моделирование рассуждений, интеллектуальные интерфейсы "человек-машина" и "машина-машина", планирование целесообразной деятельности, обучение и самообучение интеллектуальных систем, машинное творчество, интеллектуальные роботы.

Искусственный интеллект, несмотря на известные трудности, эволюционирует в прогрессивном направлении. Естественный интеллект не имеет права отставать, иначе есть опасность его стагнации и деградации. На такую опасность "умственной лени" Н. Винер обращал внимание в 1964 г. в частном интервью: "… если человек не изобретательнее машины, то это уже слишком плохо. Но здесь нет убийства нас машиной. Здесь просто самоубийство… машина используется в расчете на разум, которого-то и нет".

Естественному человеку, по-видимому, придется сосуществовать и с киборгом – мыслящим организмом, тело которого начинено полимерами, чипами, искусственными роботизированными органами и стимуляторами, нано- и пикодатчиками, снующими по организму согласно заданным программам с выводом жизнедеятельностной информации в искусственную базу данных, вживленную в мозг. Иными словами, киборг представляет собой некий симбиоз человеческого и машинного начал.

Вопрос: что станет с духовностью киборга, его интеллектом, без которых греческий "антропос" – не человек? Свойственная человеку способность к самоотображению (самопознанию) в своем тезаурусе и интеллекте может нарушиться, если интеллект киборга не позволит последнему сказать или подумать о себе: "я – киборг". Если так и случится и киборг не самоидентифицируется, значит, мы имеем дело уже с искусственным интеллектом. Иными словами, чтобы слыть человеком, надо быть им, главным образом, духовно, интеллектуально, а не телесно. Духовность характеризует человека изнутри, телесность – снаружи. Телесность лишь по внешним признакам идентифицирует человеческую особь с одним из известных биологических классов. А человек и киборг телесно подобны и принадлежат одному биологическому классу. Но духовного подобия между ними может и не быть. Философская проблема отношения "человек – киборг" актуальна в информационном обществе.

Желательно хотя бы в обозримом будущем не терять себя как человека разумного: машине – машинное, человеку – человеческое. Но машины наступают, человек обороняется. Доколе?

Пушкинский Сальери "поверил алгеброй гармонию" музыки, а современные "сальери" – теоретики и практики ИИ хотят "поверить алгеброй" гармонию души. Возможно, психология как чисто гуманитарная наука однажды сольется с теорией ИИ, ибо объект их исследований окажется общим. Резюме:

• искусственный и естественный интеллекты должны коэволюционировать, не заменяя один другого, не конкурируя, но партнерствуя друг с другом;
• психология как гуманитарная наука должна быть готова к продуктивному слиянию с теорией искусственного интеллекта в некий научный "конгломерат" гуманитарно-математического или гуманитарно-технического содержания.

0.8.7.Заключение

Философия информации переживает стадию своего становления, нерешенных вопросов в ней больше, чем ответов, а поставленные проблемы еще далеки от завершающих формулировок. Они нуждаются в развитии, как и любая новая точка зрения, которая "всегда оказывается в меньшинстве" (Т. Карлейль), хотя, в конце концов, перестав быть новой, должна стать достоянием большинства.

Помимо проблем, рассмотренных в данном курсе, есть множество других, выпавших из нашего поля зрения, но оттого не менее важных, или рассмотренных поверхностно. Например, философские проблемы виртуалистики, "сетевой цивилизации", "сетевых сообществ" и зарождающихся на их основе Интернет-философии и Интернет-социологии . До сих пор, несмотря на неотвратимую интернетизацию общества, социокультурная функция Интернета (как одного из знаковых институтов информационного общества) не стала предметом всесторонней, глубокой философской рефлексии. А время не ждет – ведь новые поколения людей настолько привыкли к "интернет-бытию", что отчасти страдают интернет-аддикцией, как предыдущие поколения – зависимостью от "вселенной Гуттенберга".

Следует дистанцироваться от кулика, который со своей кочки (точки) зрения "хвалит свое болото". Рядом с "информационным болотом" есть и другие научно-философские "болота". В каждом из них легко утонуть, если не парить над всеми (и над болотными куликами), если хотя бы иногда не охватывать философствующим взором, помимо привычного горизонта, то, что скрывается за ним и втайне ждет пытливого и непредвзятого исследователя.

А. Эйнштейн писал о близкой ему физике: "В наше время физик вынужден заниматься философскими проблемами в гораздо большей степени, чем это приходилось делать физикам предыдущих поколений. К этому физиков вынуждают трудности их собственной науки". В равной степени эта мысль важна и для информатики, испытывающей трудности роста. Не так ли?!